Маргарет Уэйс - Испытание близнецов

— Нет! — прорычал Рейстлин. — Ты лжешь! Будь ты проклят!

С этим отчаянным криком он отшвырнул магический посох и ринулся вперед, хватая Карамона скрюченными пальцами. В испуге гигант поднял меч, но по приказу Рейстлина оружие выпало у него из рук. Тогда Карамон схватил Рейстлина за запястья и сжал их.

«Боги мои, да он способен разорвать меня пополам! — насмешливо подумал Рейстлин. — Может, но не разорвет. Он слаб, он колеблется и боится. „ Карамон проиграл, но сначала я узнаю правду“.

Парализовав воина магической командой, Рейстлин вырвал руку из его застывших пальцев и приложил ее ко лбу брата, вытягивая то, что было у него в мозгу.

И Рейстлин увидел…

Он увидел тлеющие кости мира, обугленные пни, серую грязь и мокрую золу, обожженные скалы, курящиеся дымы и сгнившие тела…

Он увидел себя, зависшего в самом сердце холодного космоса, — пустота снаружи и пустота внутри. Эта пустота навалилась на него, стиснула, сжала и принялась поглощать. Рейстлин корчился, выворачивался наизнанку, ища в себе хоть что-нибудь могущее утолить чудовищный вакуум и заполнить внутреннюю пустоту — капельку крови, хотя бы воспоминание о боли, — но не нашел. В нем никогда ничего не было и уже не будет; он обречен на вечное одиночество; беспрестанно заглядывать внутрь самого себя ине находить ничего…ничего…ничего…

Рейстлин опустил голову, а его рука соскользнула со лба Карамона. Теперь он тоже знал, что так будет, чувствовал это каждой клеточкой своего истерзанного тела. Знал, потому что эта пустота уже давно была в нем. О нет, она не успела пожрать его без остатка — пока еще нет, но он, казалось, видел свою одинокую, испуганную душу, забившуюся в самый дальний, темный уголок пустой телесной оболочки.

С губ Рейстлина сорвался горький крик, он оттолкнул от себя Карамона и огляделся. Тени на равнине сгущались. Властительница — его Королева — отбросила все сомнения и собиралась с силами, готовясь к прыжку.

Рейстлин опустил глаза, пытаясь сосредоточиться и отыскать в себе хотя бы гнев, пытаясь раздуть угасающий огонь своей магии, но даже это ему не удалось.

Охваченный страхом, он покачнулся и рухнул на четвереньки.

Ужас готов был прикончить Рейстлина. В надежде на помощь он протянул руку в пустоту…и услышал звук — протяжный жалобный стон. Он пополз на звук, и его рука сомкнулась на какой-то ткани, под которой он почувствовал тепло живого тела.

— Бупу! — прошептал Рейстлин и, жалобно всхлипнув, поднял голову.

Маленькое тело Бупу из племени овражных гномов лежало перед ним; черты ее чумазого лица заострились, щеки запали, а зрачки расширились от страха. Узнав Рейстлина, Бупу отпрянула от него в совершенном ужасе.

— Бупу! — в отчаянии закричал Рейстлин, хватая ее за грязное платьице. — Ты забыла меня? Помнишь, ты подарила мне книжку и большой изумруд… — Рейстлин порылся в своих кошельках и извлек оттуда мерцающий зеленый камень.

— Вот он, Бупу, вот твой «маленький камешек»! Возьми его, он защитит тебя!

Бупу потянулась к изумруду, но глаза ее вдруг остекленели, и Рейстлин вложил камень уже в мертвые, сведенные последней судорогой пальцы.

— Нет! — страшно закричал Рейстлин и почувствовал на плече руку Карамона.

— Оставь ее в покое, — хрипло приказал гигант, отшвырнув Рейстлина в сторону. — Или тебе мало того, что ты с ней уже сделал?

В руке Карамона снова появился меч, и от его яркого блеска у Рейстлина начали слезиться глаза. Тело Бупу расплылось, и маг увидел на его месте Крисанию, увидел такой, какой он оставил ее у столба казней, с обугленной кожей и выжженными глазами.

Пусто…пусто…внутри ничего нет…Ничего? Что-то шевельнулось в уголке

— что-то совсем маленькое, жалкое, и все же…Душа Рейстлина протянула руки…и пальцы мага коснулись тела Крисании.

— Она не умерла, — прошептал он. — Еще не умерла…

— Да. — Карамон поднял меч. — Оставь ее. Дай ей умереть в мире!

— Она останется жить, если ты вынесешь ее через Врата.

— Да, она останется жить, — с горечью кивнул гигант. — И ты тоже, Рейстлин. Я вынесу Крисанию из Врат, а следом за нами придешь ты!

— Спаси ее!

— Нет. — Карамон упрямо покачал головой. С лицом бледным от горя и гнева, он шагнул вперед и занес меч.

Рейстлин взмахнул рукой. Карамона словно парализовало, и он застыл на полушаге, подняв клинок к темнеющему небу.

— Возьми Крисанию, возьми вот это и ступай! — Маг поднял свой посох и протянул Карамону. Хрустальный шар на его конце засиял белым магическим светом — чистым и ярким, — разогнавшим мрачные сумерки Бездны и осветившим всех троих.

Карамон колебался и хмурил брови.

— Бери же! — выкрикнул Рейстлин и закашлялся, чувствуя, как стремительно покидают его силы. — Бери… — выдавил он из себя между двумя приступами кашля, согнувшего его пополам. — Когда выйдешь…с той стороны — воспользуешься им, чтобы замкнуть Врата.

Карамон недоверчиво прищурился.

— Я не лгу! — прорычал Рейстлин. — Я лгал тебе раньше, но не сейчас.

Попробуй, и ты сам поймешь. Смотри, я снимаю с тебя замораживающее заклятие.

Больше я ничего не могу, и если ты обнаружишь, что я солгал, то можешь меня убить. Я не сумею остановить тебя!

Карамон почувствовал, что может двигать рукой, в которой держал меч. Не выпуская оружия и не сводя глаз со своего брата, он нерешительно протянул вперед левую. Его пальцы коснулись твердого деревянного посоха, и гигант сразу посмотрел на хрустальный шар, боясь, что он мигнет и погаснет, оставив их в сгущающейся холодной тьме.

Но свет шара не ослаб, и пальцы Карамона сомкнулись на посохе чуть выше руки Рейстлина. Белое сияние пролилось на изорванную, окровавленную черную одежду мага, на тусклые, помятые доспехи гиганта, покрытые пылью и грязью.

Рейстлин выпустил посох из рук. Медленно, чуть не падая, он попятился назад и встал — один, без всякой поддержки. Посох в руках Карамона продолжал светиться ровным белым светом.

— А теперь торопись, — холодно сказал Рейстлин. — Я помешаю Властительнице последовать за вами, но надолго меня не хватит.

Карамон молча посмотрел на него, потом перевел взгляд на волшебный посох.

Наконец он судорожно вздохнул и убрал меч в ножны.

— Что…что будет с тобой? — хрипло спросил он, опускаясь возле Крисании, чтобы поднять ее на руки.

— Я буду разрушать твой разум и изнурять твое тело, чтобы ты извивался и визжал от боли, а вечером каждого дня — умирал, но всякий раз возвращался к жизни. Ты не сможешь уснуть, ты будешь лежать без сна и дрожать от страха перед наступающим новым днем, и каждое утро первое, что ты будешь видеть, — это мое лицо, — услышал Рейстлин. Эти слова, словно змеи, проникли ему в сердце, а в ушах раздался страшный, почти сладострастный смех.