Маргарет Уэйс - Битва близнецов

Тем временем наступил уже поздний вечер и снаружи было совсем темно. «Что же случилось? — гадала Крисания. — Где все?» Она не находила никаких следов того, что на поселок было совершено нападение. Не было ни крови, ни поломанной мебели, ни валяющегося в беспорядке оружия. И — самое главное — не было тел погибших.

Беспокойство ее продолжало нарастать. При виде Крисании конь, привязанный снаружи, тонко и жалобно заржал, и жрица почувствовала непреодолимое желание вскочить в седло и унестись прочь как можно быстрее. Тем не менее она понимала, что ее конь устал и что вряд ли ускачет далеко, не отдохнув как следует. Кроме того, его необходимо было накормить.

Подумав об этом, Крисания отвязала своего скакуна и отвела в стойло за постоялым двором. Оно пустовало. Что ж, ничего необычного в этом не было — в последнее время лошади стали роскошью, которую не каждый мог себе позволить.

Зато в яслях нашлась солома, а в поилке свежая вода, словно постоялый двор готовился к приему путников.

Крисания повесила лампу на крюк, расседлала коня и неловко вычистила его скребницей; она видела, как это делается, но ни разу не занималась этим сама.

Конь, впрочем, остался весьма доволен процедурой. Уже выходя из стойла, Крисания слышала, как он удовлетворенно фыркает и с хрустом жует солому.

Высоко подняв над головой лампу, жрица с опаской вернулась на пустынную улицу. С надеждой она всматривалась в темные окна домов и витрины лавок, но тщетно. Никого и ничего не видно было в окнах, затянутых слюдой или выскобленными бычьими пузырями.

Она прошла еще несколько шагов и вдруг услышала какой-то шум. На мгновение ее сердце замерло от страха, а Рука, сжимавшая лампу, задрожала. Крисания остановилась, прислушалась к далеким звукам, пытаясь уверить себя, что их производит ночной зверь или какая-нибудь птица.

Но нет… Звук повторился снова, мерный, странно знакомый. Сначала что-то скрипнуло, потом раздался негромкий глухой удар, словно от падения какого-то предмета. Как бы там ни было, Крисании показалось, что в этих звуках нет ничего угрожающего или зловещего, к тому же Паладайн пока еще не оставил свою праведную дочь, однако Крисания продолжала стоять посреди улицы. Отчего-то ей вовсе не хотелось идти узнавать, кто или что издает эти звуки.

— Что за чушь! — сурово сказала себе жрица, слегка успокоившись. Легкий гнев, вызванный не столько собственной нерешительностью, сколько таким нелепым крушением всех ее планов и надежд, заставил ее сдвинуться с места. Несмотря на приступ этой нежданной решимости, Крисания заметила, что рука ее

— совершенно непроизвольно — крепко стиснула висящий на груди медальон Паладайна.

Она шла вперед, и странный звук становился все громче. Ряд домов и небольших лавок неожиданно кончился, и Крисания, повернув за угол, пошла медленно и осторожно, забыв при этом погасить свою лампу. Когда она спохватилась, было уже поздно. Завидев свет, человек, производивший эти странные звуки, неуклюже повернулся и выпрямился, прикрывая глаза ладонью.

— Кто здесь? — раздался мужской голос. Крисании он показался молодым, только смертельно усталым. — Что тебе нужно?

В этом голосе не было ни испуга, ни враждебности, одно лишь отчаяние и легкое недовольство, словно присутствие постороннего ложилось на плечи этого человека тяжким бременем.

Вместо того чтобы ответить, Крисания приблизилась. Теперь она поняла, что это были за звуки. Человек копал землю. Сейчас он стоял, тяжело опираясь на заступ. Никакого светильника она не увидела. Можно было подумать, что незнакомец начал работать еще засветло и даже не заметил, что наступила темнота.

Крисания подняла лампу повыше, чтобы свет от нее падал на них обоих, и стала рассматривать незнакомца. Человек был моложе нее. Он выглядел лет на двадцать. У него было бледное серьезное лицо, блестящее от пота и испачканное глиной. Одет он был в длинную рясу, которую Крисания приняла бы за жреческую, если бы не непонятный знак, вышитый на груди.

Крисания сделала еще шаг вперед и заметила, что юноша едва держится на ногах. Если бы не заступ, он, наверное, упал бы — так сильно его качало.

Позабыв про все свои страхи, Крисания бросилась вперед с намерением ему помочь. К ее изумлению, юноша отшатнулся от нее и взмахнул рукой, словно не желая, чтобы она приближалась.

— Назад! — слабым голосом воскликнул он. — Не подходи!!

— Что? — испуганно спросила Крисания. — Почему?

— Держись от меня подальше! — решительно повторил молодой человек. Было видно, что слова даются ему с огромным трудом; он покачнулся, и на этот раз даже черенок его мотыги не помог ему устоять. Странный молодой человек упал на кучу свежевырытой земли и схватился руками за живот.

— Я ничего такого… — пробормотала жрица, сообразив, что юноша болен или ранен. Наклонившись к нему, она обняла его за плечи, пытаясь помочь подняться, но тут взгляд ее случайно упал на яму, которую копал незнакомец.

Крисания в ужасе замерла.

Это была общая могила.

В огромной яме лежали тела мужчин, женщин, детей. Ни у кого из них она не увидела ни ран, ни крови, но все они были мертвы. Крисания начала понимать, куда делись жители поселка.

Повернувшись к юноше, чтобы задать какой-то вопрос, она разглядела пот, стекающий по щекам, увидела блестящие от жара глаза и все поняла. Вопросы были не нужны.

— Я пытался предупредить тебя, — прошептал юноша. — Жгучая лихорадка…

— Идем, — сказал Крисания, и ее голос задрожал от горя. Повернувшись спиной к могиле, она помогла юноше подняться и, не обращая внимания на его слабое сопротивление, повела его по улице.

— Не надо… — задыхаясь, прошептал молодой человек. — Ты тоже заболеешь!

Умрешь… Несколько часов — и все…

— Ты болен, и тебе необходим отдых, решительно перебила Крисания. — Не беспокойся за меня.

— Но… могила… — прошептал юноша, в смятении и тревоге глядя на темное ночное небо. — Тела… их нельзя оставлять! Птицы…

— Их души отлетели к Паладайну, — ответила жрица, пытаясь справиться с тошнотой, подкатившей к горлу при мысли о мрачном пиршестве, которое устроят стервятники на останках. Даже сейчас из листвы на ближайших деревьях доносились голоса этих мерзких тварей.

— В могиле лежат только бренные оболочки. Твои односельчане простят. Жизнь всегда главнее.

Юноша вздохнул, но, очевидно, у него уже не оставалось сил, чтобы спорить.

Он уронил голову на грудь и обвил рукой шею Крисании. Жрица заменит, что он не правдоподобно худ, — она едва чувствовала тяжесть его тела, а ведь юноша почти повис на ней. «Интересно, — подумала она, — когда он последний раз по-человечески питался? Очевидно, неделю назад, если не больше…»