Маргарет Уэйс - Драконы осенних сумерек

– Ты-то не ранен? – заботливо спросил Карамон.

Танис только кивнул, не в силах выговорить ни слова. Голос Стурма заставил его подскочить:

– Смилосердствуйтесь, справедливые Боги! Танис, он еще жив! Он шевелит рукой!..

Танис поднялся и на нетвердых ногах подошел к телу. Почерневшая, обугленная рука в самом деле приподнялась, жутко и беспомощно шаря в воздухе…

– Прикончи его! – хрипло выговорил Танис. – При кончи его скорее, Стурм!..

Рыцарь уже вытащил меч. Поцеловав рукоять, он поднял меч к небу. Встал над телом Речного Ветра и, закрыв глаза, мысленно удалился в родной для него мир древней славы, где гибель в бою почиталась за великую честь. Медленно, торжественно затянул он соламнийский погребальный гимн. И пока звучали святые слова, предназначенные упокоить дух воина и перенести его в обитель заоблачного покоя, меч в его руках повернулся клинком вниз, повиснув над еще трепетавшим сердцем Речного Ветра.

О Хума! Прими его душу в объятья за гранью небес, равнодушных и гневных.

Пускай отдохнет он, уставший сражаться.

Пусть гаснущий свет его глаз потускневших за тучи тяжелого дыма умчится, коснувшись бессмертного звездного блика.

И вздохом последним душа удалится превыше вороньего жадного крика, туда, где лишь сокол вещает о смерти, в объятия Хумы, где сонмище древних, за гранью небес, равнодушных и гневных…

Голос рыцаря смолк.

Танис ощутил, как благодать Богов омывает его подобно прохладной воде, облегчая горе, унося ужас. Карамон молча плакал, стоя с ним рядом. Лунный свет играл на отточенном клинке…

Но в это время прозвучал ясный, звонкий голос:

– Остановитесь! Поднимите его и несите сюда!

Танис и Карамон разом шагнули вперед, заслоняя искалеченное тело: Золотая Луна ни за что не должна была увидеть его. Стурм, не сразу вернувшийся к реальности, в последний миг удержал руку, готовую нанести милосердный удар. Золотая Луна стояла перед ними – высокий, стройный силуэт на фоне золотого сияния храмовых дверей. Танис хотел заговорить, но ледяные пальцы мага стиснули его руку. Содрогнувшись, он высвободился.

– Повинуйтесь! – прошипел Рейстлин. – Несите его к ней!

Таниса охватила ярость от одного вида этих холодных глаз и ничего не выражавшего лица.

– Несите его, – повторил Рейстлин. – Не нам выбирать, жить ему или нет! Пусть над ним свершится воля Богов!

Лицо Рейстлина было бесстрастно: ни единый мускул не трепетал, выдавая его чувства – если он вообще испытывал какие-то чувства. Танис встретил его взгляд и, как всегда, ощутил, что маг видел куда больше, нежели было доступно ему самому. И внезапная волна ненависти взвилась в душе полуэльфа, изумив его самого. Ненависти – и зависти разом!

– Надо что-то делать! – резко проговорил Стурм. – Он еще жив, а драконица, чего доброго, вот-вот вернется!

– Ладно… – Танис с трудом разжал губы. – Заверните его в одеяло… Только дайте мне сперва переговорить с Золотой Луной…

И полуэльф побрел через двор. Каждый его шаг гулко отдавался в ночной тишине. Взойдя на мраморные ступени, он подошел к Золотой Луне, стоявшей у мерцавших золотом дверей. Покосившись через плечо, он увидел, как его друзья обвязывали одеялами древесные сучья, на скорую руку сооружая носилки. С крыльца храма не было видно, во что превратился Речной Ветер: лишь черное, бесформенное пятно на земле…

– Пусть его принесут сюда, Танис, – повторила Золотая Луна. Полуэльф взял ее за руку.

– Золотая Луна, – выговорил он кое-как. – Речной Ветер страшно изранен… Он умирает. Ты ничего не сможешь сделать… и даже жезл…

– Не надо, Танис, – тихо прервала его Золотая Луна.

И он растерянно замолчал, вглядываясь в ее лицо. И, к своему изумлению, обнаружил, что Золотая Луна была исполнена какого-то вдохновенного спокойствия. Она вдруг напомнила Танису моряка, долго боровшегося в утлой лодчонке со штормовым морем и наконец вошедшего в тихие воды.

– Идем в храм, друг мой, – сказала Золотая Луна. Взгляд ее прекрасных глаз заворожил полуэльфа. – Идем, и пусть Речного Ветра принесут сюда.

…Золотая Луна не слышала шума, с которым появилась драконица, не видела, как та бросилась на Речного Ветра. Оказавшись на разрушенной площади Кзак Царота, она ощутила странную силу, властно потянувшую ее к храму. Перешагивая кучи мусора, поднялась она по ступеням, не видя перед собой ничего, кроме золотых дверей, горевших в свете двух лун – серебристой и алой. В это время сзади началась какая-то суматоха и голос Речного Ветра окликнул ее:

– Золотая Луна!..

Она заколебалась, не желая бросать друзей и чувствуя приближение злой силы, готовой вырваться из колодца.

– Войди в храм, дитя, – позвал ее ласковый голос.

Золотая Луна вскинула глаза, глядя на двери… Это был голос ее матери. Песни Плача, жрицы кве-шу, умершей давным-давно, когда Золотая Луна была еще маленькой девочкой.

– Песнь Плача? – прошептала Золотая Луна. – Мама…

– Много лет миновало, и горькими были они для тебя, доченька! – Золотая Луна не столько слышала, сколько сердцем чувствовала дорогой голос. – И, боюсь, не скоро это бремя упадет с твоих плеч: ибо, если не дрогнешь, на твоем пути встанет еще худшая тьма. Знай, однако, что правда воссияет над тобою в ночи, хоть и неярок поначалу будет ее свет в безбрежной мгле. Зато без нее все погибнет безвозвратно. Войди же со мною в храм, доченька, и обретешь то, что ищешь.

– Но мои друзья… Речной Ветер… – Золотая Луна обернулась и увидела, как Речной Ветер, споткнувшись, упал на содрогающиеся камни мостовой. – Они не могут сразиться с тем, что летит сюда… они погибнут! Только жезл может помочь! Как же я брошу их? – И она повернула назад, но в это время нависла тьма. – Я ничего не вижу! – закричала Золотая Луна. – Речной Ветер!.. Мама! Помоги, мама!…

Ответа не было.

«Это несправедливо! – молча кричала Золотая Луна, в отчаянии стискивая кулаки. – Мы не хотели этого! Мы хотели просто любить друг друга… а теперь… что же теперь? Мы стольким пожертвовали – и напрасно? Мне тридцать лет, мама! Тридцать, а я бездетна! У меня отняли юность… отняли мой народ… в обмен на это? – Золотая Луна потрясла жезлом. – И хотят еще что-то отнять?.. – Но тут ее гнев начал понемногу стихать. – Речной Ветер, – спросила она себя. – Или он тоже гневался все эти годы, скитаясь в поисках истины? Он обрел лишь этот жезл – и новые вопросы вместо ответов. Нет, он не роптал, – сказала себе Золотая Луна. – Его вера вела его, а я… я слаба и недостойна. Речной Ветер готов был умереть за свою веру, а мне, похоже, придется отважиться жить – даже если это будет жизнь без него…»

Золотая Луна прижалась лбом к холодным золотым дверям – и сделала свои горестный выбор.