Джонатан Уайли - Владычица снов. Книга вторая

Эмер и Эннис бросились к художнику, тогда как Ребекка подхватила сумку и рисунок, отвергнутый творцом. Бумага порвалась и сверху оказалась ослепительная улыбка Эмер. Нехотя Ребекка перевернула лист и, не веря собственным глазам, уставилась на рисунок. На левой стороне листа в полный рост была изображена она сама — и с таким сходством, что она, казалось, могла в любое мгновение сойти с бумаги. Ребекка была нарисована в профиль, ее руки в мольбе простирались вперед. А в другом углу рисунка жалобно плакал маленький мальчик в лапах у огненного демона, когти которого впились в нежное тельце ребенка. Но пока Ребекка рассматривала рисунок, и мальчик, и демон вдруг начали таять — и скоро уже от них не осталось и следа. Их исчезновение потрясло обеих Ребекк — и живую, и ту, что на рисунке. Нарисованная Ребекка поникла в отчаянии, а подлинная подняла голову и поглядела на затихшего меж тем художника.

— Он лишился чувств, — встревоженно сообщила Эмер. — И такой холодный! Мне не разбудить его.

— В фургон его, — предложила Эннис. — Ему нужны тепло и покой.

Они кое-как подняли художника на ноги и поволокли к фургону. И когда уже тащили его по ступенькам, за спиной у них раздался резкий хруст.

Они обернулись.

Лист с рисунком пылал прямо на земле, пламя в один миг объяло его, и уже скоро он превратился в горстку пепла. И порыв ветра развеял этот пепел по свету, не оставив от рисунка даже праха.

Несколько часов девушки, сменяя друг друга, просидели возле художника, но в его состоянии не произошло никаких перемен: лишь медленное дыхание служило единственным признаком жизни. В конце концов Эннис ушла, пообещав вернуться с утра, а Ребекку и Эмер сморил сон.

Но вот забрезжил новый день — и Ребекке отчаянно захотелось, чтобы проснулся хоть кто-нибудь еще. Она бесшумно оделась, подошла к лежанке Кедара и присела на краешек. Так прошел час или, может, даже больше, но вот Эмер медленно и лениво открыла глаза — и сразу же схватилась за щеку.

— Все прошло, — выдохнула она. — Да и не болит больше. Как будто ничего не было! Но как?..

Она посмотрела на Кедара.

— Спит по-прежнему, — сообщила Ребекка. Эмер, подавшись вперед, мягко потрепала художника по плечу. Он никак не откликнулся на это.

— Мужик как мужик, — заметила она. — Подарит немного радости — и спит как убитый.

Когда Кедар наконец — уже за полдень — проснулся, Эннис уже довольно долго сидела с обеими подругами в фургоне, разделяя с ними все нарастающую тревогу. Но вот художник обвел всю троицу все еще мутным взором.

— В-вас трое? Н-надо загадать желание. А что случилось?

— Да ты ничего не помнишь, — изумилась Эмер. — Про вчерашний вечер? Ты вылечил мне лицо.

— П-просто н-написал его, как надо, — усмехнулся Кедар. — А остальное сделала Паутина. — Он поглядел на Ребекку, что-то вспомнил и отчаянно заморгал. — Боги, — вырвалось у него. — Ты это видела?

— Только часть, — ответила она. — Можешь объяснить мне, что все это значит?

— Не знаю… что-то… что-то тебя разыскивает… — Его зеленые глаза остановились на ее, словно прося прощения. — Я хотел было удержать это, но…

— А что насчет мальчика? — спросила она.

— К-какого м-мальчика?

Ребекка пересказала ему все, что она увидела, пересказала, преодолев страх, но Кедар только покачал головой. Ребенка он не помнил — и огненного демона тоже не помнил. Он знал только, что нечто зловещее покушается на Ребекку, пытаясь распространить на нее свою власть.

— Выходит, не мы одни ищем, — тихо сказала Эннис.

— Ясно как Божий день, — подтвердил Кедар. — Н-но ч-что м-мы ищем?

Остаток дня и вечер прошли в разговорах и спорах; Эннис и Кедар немного рассказали девушкам о себе. Истории их жизни самым удивительным образом походили друг на друга. Оба в весьма раннем возрасте осознали, что имеющиеся у них таланты представляют собой не столько благословение, сколько проклятье. Оба пытались сдерживать собственные способности, стараясь больше походить на других детей, и у обоих ничего из этого не вышло. Повинуясь внутреннему зову, они покинули отчий дом, чтобы заняться тем, ради чего, должно быть, и появились на свет.

Было ясно, что жизнь с тех пор не баловала их, но ни тот, ни другая не хотели распространяться на эту тему, предпочитая остановиться на событиях и переживаниях самого последнего времени. Кедар стал бродячим художником, не зависящим ни от кого на свете, тогда как Эннис в поисках понимания и безопасности нашла приют в кочевых фургонах ярмарки. Оба познакомились с учением Еретиков в разговорах с собратьями по ремеслу и вслед за этим почувствовали себя волшебниками. Но отнеслись к своему дару очень по-разному.

Открыв в себе чудесные силы, Эннис испугалась и с еще большей опаской начала относиться к незнакомым людям. Стала еще более замкнутой и подозрительной и даже истории свои рассказывала, лишь когда была уверена, что слушают ее только надежные люди.

Кедар, напротив, всей душой предавался вновь открытой способности колдовать и ценой долгих и упорных трудов разработал свое умение настолько, что теперь даже мог воздействовать на хрупкое звено, связующее его с Паутиной. У него редко возникал повод продемонстрировать свои таланты, а тратить их втуне ему не хотелось, но он получал неизменное удовольствие, привнося в жизнь определенные элементы волшебства. Но так было до тех пор, пока он не нарисовал Ребекку. Звено, связующее его с Паутиной, оказалось в данном случае столь пугающе прочным, что художнику понадобилась вся его сила, чтобы в конце концов разорвать его.

Когда черед рассказывать дошел до Эмер, она свела все повествование к трем фразам.

— Я дочь постельничего из Крайнего Поля, только и всего, — нетерпеливо заявила она. — Я никогда не делала ничего интересного, и у меня наверняка нет никаких способностей к занятиям магией. Бекки — вот кого вам стоит послушать!

Ребекка в душе не согласилась со всеми этими утверждениями, но вслух сказала совсем немногое:

— Ты куда интереснее, чем тебе самой кажется.

— Да брось ты, — огрызнулась Эмер.

И вот Ребекка поведала свою историю. Своих юных лет она при этом почти не коснулась, сосредоточившись главным образом на самых последних событиях: на партии в «живые шахматы», на трехсторонней связи с Эмер и с Галеном, на встрече с Санчией и на рассказе старухи о том, как прядут сновидения, на открытиях, сделанных ей самою в столице, и об ужасной истории из книги «Под солью», которую она так и не сумела дочитать до конца. Она рассказала также о волшебной картине Кавана, и, услышав это, Кедар страшно разволновался. Разумеется, он был наслышан о легендарном Каване, однако своими глазами видел лишь его незначительные работы. Те, которые не «оживали».