Джонатан Уайли - Владычица снов. Книга вторая

— Но Тиррел умер много веков назад, — напомнил Кедар. — Как они могут действовать с ним заодно?

— Не знаю как, но вполне могу в это поверить, — нахмурилась Ребекка.

Она рассказала собеседникам о волшебной картине Кавана, обнаруженной ею еще в детстве, на которой был изображен именно монах. Кедар благоговейно выслушал ее рассказ о том, как менялось выражение лица монаха на картине, как преображалось положение удивительных фигур на доске и, наконец, как этот зловещий персонаж превратился в ужасное видение из ее ночных кошмаров.

Когда она закончила, молодой художник удивленно присвистнул.

— Это в-врата в Паутину, — пояснил он. — Но п-поразительно, к-как долго тебе удавалось держать их открытыми. Д-для этого н-нужна н-невероятная сила. Я знал, что Каван был замечательным художником, н-но…

Дальше у него не нашлось нужных слов.

— Врата? — переспросила Эмер. — А не то же ли самое произошло, когда ты нарисовал Ребекку?

— В каком-то смысле, — подтвердил Кедар. — Но мое творение б-было мимолетным — и даже так оно м-меня едва не уничтожило. А картина Кавана хранилась столько веков… — Он запнулся, онемев от восхищения. — Обе к-картины с-свидетельствуют о том, что кто-то — или что-то — р-разыскивает Ребекку.

— Возможно, картина Кавана служит своего рода предостережением, — предположила Эннис. — В конце концов, он ведь был одним из нас.

— Уж не хочешь ли ты сказать, будто он знал, что Ребекка найдет эту картину — да еще через столько веков? — спросил Гален.

— Он наверняка знал, что Ребекка когда-нибудь появится, — ответила Эннис.

— Ты видишь то, что тебе нужно видеть, — вставила Прядущая Сновидения. — Санчия объяснила мне, что вовсе не случайно картину нашла именно я.

— Что ж, если уж он взялся помогать, так и помогал бы как следует! — разозлившись, воскликнула Эмер. — Все эти намеки насчет монахов и шахмат, конечно, хороши, но если бы он захотел поведать нам о том, что произойдет с солью и на ней, от этого было бы куда больше проку.

— А демон, которого я видела на соли в детстве? — вслух подумала Ребекка. — Возможно, это тоже было предостережением?

— М-может быть, то, что находится п-под солью, узнало тебя? — предположил Кедар.

От одной мысли об этом Ребекку бросило в дрожь.

— Нам известны предания, связанные с солью, — подвела итог Эмер. — Дерис и тому подобное. И все истории, которые рассказывают археологи. Но соль — лишь одна часть всех этих историй.

— А какова же другая? — спросил Гален.

— Сны Ребекки, разумеется. Большая часть имеющихся у нас сведений почерпнута из них — даже если потом мы находили этому подтверждение в других источниках. Может быть, сама последовательность этих снов может нам что-нибудь подсказать.

Она выжидательно посмотрела на подругу.

— Но сны снятся мне всю жизнь, — устало протянула Ребекка. — Начиная с кошмаров, которые мучили меня в раннем детстве. Как же мне все их припомнить?

— Ты что дурочку из себя строишь? — накинулась на нее Эмер. — Ты ведь должна понимать, какие именно имеют значение!

— Да, попробуй-ка, — предложила и Эннис.

И Ребекка, собравшись с мыслями, после некоторой паузы начала вспоминать.

— Первым был, наверное, тот, когда я оказалась перенесена на картину.

Она рассказала о том, как, прогуливаясь по галерее в замке Крайнего Поля, попала на холст кисти Каделля и как герои других картин таращились на нее. Пересказала сон в ночь перед партией в «живые шахматы» — потускневший мир, населенный безжалостными противниками, зато давший и первый намек на возможность связи между ней самой, Эмер и Галеном.

— Следующий важный сон приснился мне значительно позже, — рассказывала она обратившимся в слух друзьям. — После партии в «живые шахматы» прошло уже много времени. Соль просачивалась ко мне в комнату и тогда же появился первый набор букв. Но я не смогла удержать его в памяти, и только вчера Гален напомнил мне его.

— Это тот набор букв, который я видел в доме у Клюни после шахмат, — вставил Гален.

— Во сне мне явилась женщина, и она спасла меня, она не дала мне задохнуться в соли, — продолжила Ребекка. — Она сказала мне: «Для тебя, дитя мое, свет никогда не померкнет».

— Значит, в Паутине у тебя имеются не только враги, но и друзья, — заметил Кедар, сделав очевидный вывод.

— Надеюсь, что так. — Ребекка растерянно улыбнулась. — А потом, прямо перед тем, как мы с отцом отбыли в столицу, мне приснился белый город с черной пирамидой. Это был Дерис, наполненный призраками, и все они смотрели ввысь, в небо. — Она задрожала, вспомнив о неистовой жажде, которая обуревала эти привидения. — И там я видела две мраморные плиты.

— Это были те две, описание которых я нашла в книге за день до этого, — пояснила Эмер. — Камни Окрана.

Ребекка кивнула. Лицо у нее побледнело, и дышала она с трудом. Вспоминать все это было тяжким испытанием — а открывавшийся теперь смысл снов делал это испытание еще более тяжким.

— Следующий сон приснился мне в Гарадуне, — запинаясь, проговорила она. — Я называю его Целительным сном. Он ничего не объяснил, но после этого я почувствовала себя гораздо лучше.

— Это был сон, связанный с Санчией? — спросила Эннис.

— Да. Сразу после ее смерти. Но, обращаясь ко мне, она говорила голосом моей матери.

— Ты можешь вновь обратиться к ним обеим, — мягко указала Эннис. — И помощь придет к тебе, как только понадобится.

Несколько утешенная этим обещанием, Ребекка продолжила излагать перечень снов.

— После этого мне приснился Монфор. Потом был сон с вихрем, — перечисляла она. — И с еще одним камнем.

— Вот с этим! — объявил Гален, демонстрируя остальным свою находку.

— Я пыталась убедить Монфора в том, что ему противостоят колдуны, — сообщила Ребекка, только сейчас поняв, насколько пророческим оказался этот сон. — Но он не захотел меня слушать.

— Мы уж постараемся, чтобы теперь он тебя выслушал. Да и послушался! — воскликнула Эмер.

— Но как? — удивился Гален. — Каким образом можно убедить его, если он не хочет в это верить?

— Безнадежное дело, — вздохнула Ребекка. — Все это кажется ему высосанным из пальца. А когда он прозреет, будет уже слишком поздно.

— Но попытаться все равно стоит, — возразила Эмер. Она собиралась добавить что-то еще, но тут ее перебил Кедар:

— Еще к-какие-нибудь сны?

— Только те, что мне снятся с тех пор, как я поселилась в фургоне, — ответила Ребекка. — Последний набор букв — тот самый, который Гален видел в Риано, — и несуществующий сын Монфора. И все закончилось колокольным звоном — и душа у меня уходит в пятки, стоит мне только вспомнить об этом.

— А вдруг это тот колокол, который Дрейн, как ему показалось, видел под солью? — не то спросил, не то предположил Гален.