Майкл Роэн - Кузница в Лесу

Теперь он понял, что это было за оцепенение! Он содрогнулся и отскочил назад, чувствуя, как холод проникает в его кости, а Лоухи широко размахнулась, держа меч обеими руками. Но теперь вместо Гортауэра Элоф поднял руку в латной рукавице и сомкнул пальцы на блестящем клинке. К его ужасу, там, где сталь соприкасалась с кольчужной вязью, появилось тусклое зеленоватое сияние, подобное тому, какое он видел надо Льдом. Он вскрикнул от боли, когда кольчуга словно примерзла к его коже, высасывая из тела животворное тепло.

— Хочешь собрать мою силу в своей хитроумной игрушке, верно? — прошептала Лоухи, и ее дыхание стало морозно-обжигающим. — Что ж, молодой подмастерье, мастер Майлио плохо учил тебя — а ведь это он выковал этот клинок по моему замыслу! Или ты забыл, что холод нельзя удержать подобным образом? Это не сила, дитя, а отсутствие силы, ее отрицание, которое приносит неподвижность всему, что движется. Неподвижность… и покой.

Чудовищный холод прострелил левую руку Элофа и ледяным шомполом пронзил его сердце. С каждым вдохом холод конвульсивными толчками распространялся по всему телу; дыхание Элофа с мучительным хрипом вырывалось из груди, ноги подкашивались под ним. Он больше не мог выносить эту пытку, но еще мог выбрать, куда упасть. Всем своим весом он налег на клинок. Не готовая к этому, Лоухи пошатнулась. Лезвие отодвинулось в сторону, и он наконец смог разжать сведенные судорогой пальцы.

Блестящий палаш вырвался из рук Лоухи, взлетел высоко в воздух, сверкая в ярком свете, и с громким лязгом упал на пол в дальнем конце зала. Лоухи отпрянула с резким вскриком и схватилась за свою руку, а Элоф бессильно привалился к балюстраде. В следующее мгновение она пришла в себя и попыталась проскочить мимо него, чтобы схватить шлем, валявшийся на ступенях, но снова отпрянула, когда лезвие Гортауэра со свистом рассекло воздух на ширине пальца от ее горла.

— Холод… нет, — прохрипел Элоф. — Но ты ударила слишком сильно, Лоухи. Эту силу я мог захватить и использовать.

Он с трудом выпрямился, по-прежнему угрожая ей Гортауэром, и поднял шлем Тарна.

— Слушай меня, женщина, — тихо сказал он. — В этом человеческом теле ты можешь быть ранена и лишена сил. Поэтому либо ты освободишь Кару, либо…

Элоф не успел договорить. С жутким воплем Лоухи бросилась на него, выставив вперед согнутые пальцы, словно когти хищной птицы. Но при этом она сама напоролась на меч, и Гортауэр пронзил ее левое плечо.

Губы Лоухи приоткрылись в беззвучном крике. Одним судорожным движением она освободилась от клинка; кровь выплеснулась из раны, залив белую мантию, но тут же остановилась. Ярость рвалась из нее бесконечным душераздирающим воплем, с оглушительной силой звеневшим в ушах Элофа, — воплем, сотрясавшим стены замка, перекрывшим звуки боя и заставившим противников временно прекратить схватку. Элоф выронил Гортауэр и зажал уши ладонями, пока зеркала и хрустальные светильники повсюду вокруг него трескались, разлетались на части и сыпались на пол градом сверкающих осколков. Все громче и сильнее становился крик, подобный вою пурги в лютую стужу. Окна лопнули и вылетели наружу вместе с деревянными рамами и кусками свинцовых переплетов, а в пустые проемы ворвался ветер, вторивший неистовым завываниям. Элоф, прикрывавший рукой глаза, увидел, как изодранная и окровавленная мантия Лоухи, обвившая ее тело с головы до ног, вдруг поднялась в воздух и скользнула через окно в пустоту, словно некое жуткое существо из морских глубин. Ветер забушевал с новой силой, и везде на ее стремительном пути к северной оконечности города беспорядочно звонили колокола. Потом она умчалась, оставив за собой опрокинутые башенки и разметанные крыши, внезапно заискрившиеся под толстым слоем инея, как и опустевшая лестница.

Элоф выбросил из головы все мысли, кроме одной. Разрушив лестницу, он закрыл себе путь на крышу; можно было найти другой или… Он поднял Гортауэр и негнущимися пальцами водрузил шлем Тарна, ощутив ледяное прикосновение металлической маски. Он закрыл лицо кольчужной сеткой и изо всех сил попытался представить крышу дворца, галерею, огибающую ее край, и ряды статуй. Там! Среди них! Он почувствовал какое-то шевеление; свет потускнел, тени удлинились, звуки сражения стали более отдаленными. Однако он по-прежнему стоял на лестнице.

Элоф выругался. В конце концов, он изготовил эту вещь — все, кроме маски. Сможет ли он теперь управлять ею? Она носила его имя, запечатленное в металле из слов, которые он давным-давно прочитал в старинном пергаментном свитке.

Эйнхир элоф халлис стример Сталланс имарс олнир элоф…

Он пробормотал слова вслух и мысленно призвал из того же древнего языка слова, обозначавшие тень и крышу, чтобы наполнить чарами последнюю строку:

Истанс нетэл, эранд альт!

«Тьма и тень, наверх!» Темнота так внезапно сгустилась в прорезях маски, что Элоф споткнулся, испуганный мгновенной слепотой. Его рука нащупала холодный камень балюстрады; морской бриз шевелил тонко сплетенные кольца кольчужной сетки. Хорошо, что он не оставил Лоухи времени, чтобы воспользоваться шлемом!

Теперь он стоял на галерее, вымощенной стертыми каменными плитами, немного скошенными для стока воды, в тени высокой статуи. В мгновение ока он перенесся на крышу, и в нескольких шагах от него, подняв копье словно для удара, стояла Кара.

Но теперь острие копья указывало не на него. Оно было направлено вниз, на площадь перед стенами дворца, где кипела кровавая битва. То, что увидел Элоф, ему не понравилось; основная схватка происходила за пределами дворца, и это означало, что приступ был отражен. Он видел Керморвана, собирающего свое рассредоточенное воинство для очередной атаки на стену щитов, возглавляемую великаном в блестящих доспехах, но повсюду вокруг места главного боя вспыхивали мелкие стычки, где группы воинов подавались то в одну, то в другую сторону, охваченные безумием схватки.

Атакующие устремились вперед; стена щитов раскололась в центре, где Керморван возглавлял атаку, но Брион немедленно оказался там, и его громадный топор принялся прорубать ужасные бреши в рядах противника. Фланги эквешского строя выстояли, и теперь начинали выдвигаться вперед по площади, чтобы окружить передовой отряд горожан. Керморван поспешно отступил, пытаясь при этом снова перестроить своих людей.

Так не могло долго продолжаться. Даже Элоф, не искушенный в делах войны, хорошо это понимал. В конце концов железная дисциплина эквешцев будет решающим фактором… но оставалась еще фанатичная энергия, которую им придавала Кара, как он сам мог бы придавать силу и цельность творением своего кузнечного мастерства. С каждым мгновением резня становилась все более ожесточенной. Элоф знал, что у него нет выбора. Он посмотрел на стройную фигуру, темную на фоне серых утренних сумерек, тяжело сглотнул и потянулся за своим молотом. Но молот остался лежать где-то внизу, под обломками рухнувшей лестницы. Что ж, тем хуже… Он поднял Гортауэр и рванулся вперед.