Дженнифер Робертсон - Золотой ключ. Том 1

— Гитанна, но ведь он всего лишь мальчишка! Неужели ты хочешь, чтобы я тратил свое драгоценное время на бесполезного ребенка?

— Эйха, Госа, кое в чем ты непроходимый тупица. Да как же ты не понимаешь? Эта “трата драгоценного времени” на самом деле выгоднейший вклад! Придет день, когда Алехандро станет герцогом… И если к тому времени ты останешься его другом, он, естественно, не назначит Верховным иллюстратором какого-нибудь чужака.

Его впалые щеки зарделись.

— Ты имеешь в виду, когда я умру?

— Да, — деловито, подтвердила она. — Когда-нибудь ты умрешь, а может, потеряешь работу еще раньше — из-за старости. Чего тут бояться? Надо найти решение. Или ты думаешь, что я еще долго продержусь в любовницах герцога? Матра Дольча, да мои дни рядом с ним сочтены, и я об этом думаю спокойно.

С одним ногтем он разделался и взялся за второй.

— Ну, не знаю, Гитанна…

В ней нарастало раздражение, и она стиснула зубы. Глупец! Не видит дальше собственного носа, не способен продумывать разные варианты спасения семейного благополучия!

— Сойдись поближе с мальчишкой, — посоветовала она. — Войди в доверие, добейся его привязанности. Стань для него незаменимым.

— Да разве может взрослый дружить с десятилетним ребенком?

— Госа, — она уже не таила злости, — для того, чья профессия живопись, у тебя поразительно хилое воображение. Удар достиг цели.

— Матра Дольча! Гитанна…

— Подумай, Госа. — Она снова перешла на спокойный тон. — Посмотри на себя хорошенько. Напиши автопортрет. Уж с этим-то дельцем, надеюсь, ты справишься?

Оставив в покое обгрызенный ноготь, он метнул в сестру недобрый взгляд.

— Если ты и с герцогом так же разговариваешь, стоит ли удивляться, что он считает тебя пригодной только для постели?

— Бассда, — устало молвила она. — Иди в Палассо и как следует подумай над моими словами. Мы пытались открыто нажать на Бальтрана, но не добились толку. Пора испробовать другой путь.

— Он требует улику.

— Значит, мы должны ее найти, — спокойно констатировала Гитанна. — Или сфабриковать.

Сааведра остановилась в коридоре перед узкой дверью крошечной ученической кельи. За этой дверью находился ее собственный мир, хранились вещи, которые она называла своими: кровать, сундук с одеждой, стол и стул у оконца. И еще кое-что, самое необходимое для жизни: таз, кувшин, ночной горшок за ширмой. А еще — воображение.

Семья считала, что покой способствует вдохновению. Художнику, чтобы освоить инструментарий, дарованный ему природой, необходимо подолгу бывать одному. Только путем неторопливого созерцания, сопоставления и осмысления можно развить чувство пропорции, без которого лучше не браться за кисть. Конечно, на уроках муалимы объяснят, как должны соотноситься длина плеча и длина предплечья, почему коридор в начале выглядит шире, чем в конце. Но знания, полученные в классе, лучше всего оттачивать наедине с собой. Затворяясь в своей келейке, ученик создавал в уме замысел картины и размышлял, как перенести его на бумагу или холст, как оживить его с помощью красок или мела.

Естественно, были среди юных Грихальва и такие, кто не проявлял особых способностей; были и начисто обделенные талантом. К ним семья относилась с пониманием — Матра не благословляет всех подряд, — но тем не менее обучала их наравне с одаренными. Такими, как Сааведра.

Она сказала правду Раймону: Сарио — ее единственный друг. Из вежливости агво не посоветовал ей найти другого; за это Сааведра была ему благодарна. Может, он понял, что творится у нее в душе? Все-таки он Грихальва, и не простой, а Одаренный. Он знает, по каким законам живет его семья. Это город в городе, маленькая Мейа-Суэрта, только управляет ею не герцог, а совет из нескольких человек. Палассо Грихальва, плотная гроздь построек, — это вещь в себе. Грихальва уважают правящую семью и подчиняются ей безоговорочно, многие из них погибли за род до'Веррада, но свои проблемы они предпочитают улаживать сами.

И втайне.

И вот теперь Сааведра в полном одиночестве отбывает срок наказания. Наказания за то, о чем даже не подозревают Вьехос Фратос. Да, она сожгла картину, и это само по себе достойно кары. Но ведь она еще помогла Сарио, совершившему убийство.

Клацнула щеколда. С этого часа и до конца дня Сааведра свободна, предоставлена самой себе. Можно пойти в семейные галиерры, поизучать картины предков, или выйти во внутренний двор, или даже на мощенное булыжниками сокало, что объединяет все кварталы гильдии художников, но ей не хотелось ни того, ни другого, ни третьего. Лучше запереться в комнатушке и как следует подумать о случившемся и о том, что может произойти в будущем.

Уже страдая от одиночества, она вошла в свою келью и обнаружила там Сарио.

— Матра Дольча! — Она хлопнула дверью и прижалась к ней спиной, испугавшись, что в комнату кто-нибудь ворвется и застанет их вдвоем. — Что ты здесь делаешь?

Стройный, узколицый мальчик стоял в углу, рядом с дверными петлями — войди еще кто-нибудь в комнату, он увидит Сарио за дверью. Но сейчас дверь была на запоре, и Сарио мог не бояться. Он покинул угол и стал расхаживать взад и вперед, нервно выдергивая нитку из карманного шва блузы.

— Что они сказали?

Сааведра была ошеломлена, но страх и изумление быстро сменились радостью: теперь можно рассказать, что от нее требуют Вьехос Фратос.

— Нам целый год нельзя бывать вместе. Он побледнел.

— Нет! Они не посмеют!

— Что ты, Сарио? Еще как посмеют! — Сааведра села на узкую койку. — Они управляют нашей жизнью от рождения до смерти, что хотят, то и делают с нами. И если тебя здесь найдут, нам несдобровать.

"Какой нервничает! Я и не подозревала, что он так чувствителен”.

— Они с тобой говорили?

— Нет еще. — Он раздраженно смахнул прядь волос, закрывавшую глаз. — Они не знают, где я. И пока не узнают, им меня не найти.

Она понимающе кивнула и усмехнулась — Сарио никогда не видит то, чего ему, очень не хочется видеть.

— Найдут. Когда обыщут весь палассо, придут сюда. Он тихо выругался.

— Тогда я скажу тебе то, ради чего пришел. — Он сунул руку в карман и достал сложенный лист бумаги. — Я написал. На. Она развернула лист.

— Что это?

— Рецепт, — сдавленным голосом ответил он.

— Рецепт?

«Да что он, совсем спятил?»

— Это Томас рассказал. Она нахмурилась.

— Но зачем? Ингредиенты странные какие-то… В пищу не годятся. И для живописи…

— Никакие они не странные, — заверил он ее. — Все будет понятно, если почитать Фолио. Она чуть не смяла бумагу.

— Сарио, но мне же нельзя читать Фолио!

— А я прочел. Кое-что. — Он сел рядом с ней на койку, наклонился, вгляделся в каракули на ветхом листке. — Эти слова любому непосвященному должны казаться бессмысленными. Но я знаю секрет. Томас объяснил, как это делать, и дал рецепт.