Дженнифер Робертсон - Золотой ключ. Том 3

— И что сказал Андрее? — победоносно спросила она. Кабрал поправил манжеты. У него были по-прежнему красивые руки, они потемнели от возраста и работы с красками, однако оставались сильными. Он поморщился, но Элейна не поняла, что означает его гримаса.

— “Стиль не основан на классических образцах. Слишком дикий. Нет никакой дисциплины”.

Элейна вздохнула. Все это она уже слышала раньше.

— Впрочем, — Кабрал снова закрыл картину, — композиция и краски использованы умело, в картине есть жизнь. Ты становишься отличным художником.

— Я не хуже здравствующих ныне мастеров! — Элейна покраснела. — Но у меня нет Дара. Поэтому я для них не представляю никакой ценности, тем более что копиист из меня получился никудышный.

— Они не могут простить тебе того, что ты оказалась слишком талантливой. С их точки зрения, искусство ценно только в том случае, если оно служит Дару и, таким образом, семье. — Он вздохнул, опустился на пуховую кровать рядом с Элейной и стал задумчиво водить пальцем по фамильным розеткам Грихальва, вышитым Беатрис на покрывале. — Когда-то я думал так же, как и они. Что ты собираешься делать, Элейнита?

Элейна сложила руки на коленях и спросила, не поднимая глаз:

— Что ты хочешь мне сказать?

— Прими предложение Эдоарда. Сделай все, чтобы он был счастлив. У него масса других обязанностей. У тебя будет достаточно времени, чтобы рисовать, и ни твои родители, ни старый дядя не смогут тебе помешать. А когда Эдоард женится, ты получишь свободу, причем довольно почетную. Возможно, он подарит тебе загородный дом. Поселишься там с чувством выполненного долга — ты же вдова — и станешь заниматься живописью сколько душе угодно. Это самый легкий путь, по которому ты доберешься до желанной цели.

— Стать шлюхой?

— Всем время от времени приходится принимать компромиссные решения.

Элейна вскочила, быстро подошла к окну, потом к двери, снова вернулась к кровати.

— Это ужасное решение. Я не могу отдаться Эдоарду в обмен на то, что он потом мне даст. А если я откажусь, дядя Гиаберто в очередной раз заколдует мой портрет. — Элейна с вызовом посмотрела на Кабрала, надеясь увидеть изумление на его лице.

Но ее слова его совсем не удивили.

— Лучше выходить на дорогу с открытыми глазами.

— Я узнаю, что они снова не наложили чары на мой образ, если буду продолжать испытывать к нему отвращение. Но разве можно лечь в постель с мужчиной, на которого даже смотреть противно? По крайней мере, если они сделают по-своему, моя жизнь превратится в сон.

Кабрал снова попытался разгладить рукава — бессознательное движение человека, который когда-то уделял много внимания своей внешности.

— Женщины выходят замуж, чтобы принести пользу своей семье, а вовсе не следуя зову сердца. Твоя бабушка, Лейла, моя дорогая сестра, была исключением. Она любила Северина и стала его женой, отлично зная, что он умрет раньше нее. Великий герцог Ренайо желает заполучить Аласаис де Гхийас в жены Эдоарду совсем не потому, что у нее хорошенькое личико. Брак с ней возведет его сына на трон обеих стран. Ренайо не забыл, что Энрей назвал своим наследником его, а не Иво.

Элейна подошла к окну, выглянула во двор — в фонтане вода переливалась из верхней чаши, стекала вниз по выложенному желтой и голубой плиткой орнаменту в ярко-желтый бассейн, где тут же начинали резвиться веселые пузырьки.

— Может быть, Элейне будет легче, — тихо сказала Беатрис, — если мама и папа разрешат мне сопровождать ее в Чассериайо. У нее там будет подружка.

— Ты же не замужем, — напомнил ей Кабрал.

— У меня есть маленький сын.

— Верно. Я думаю, это отличная идея, Беатрис. Дон Эдоард, к сожалению, не самая приятная компания, если только ты не без ума от лошадей и гончих до такой степени, что больше ничего тебя не интересует. Однако для роли дуэньи ты не годишься.

— А что ты думаешь насчет жены Дэво, Мары? — Беатрис задала этот вопрос так, словно у нее уже давно созрел предложенный вариант и готовы все возможные возражения. — Она может выступить в роли дуэньи, а я буду подружкой и компаньонкой.

— А почему бы и нет? — отвернувшись от окна, неожиданно беспечно сказала Элейна. — Я с удовольствием буду проводить время в твоем обществе, Беатрис. Как и всегда. Может быть, тогда это окажется не столь ужасно. — Голос ее сорвался.

— Значит, ты согласна? — спросил Кабрал. Элейна не стала кивать. Выбрав этот путь, она пойдет по нему с открытыми глазами.

— Да. Даю слово. Если мне разрешат рисовать…

— Между примерками, меннина, — оживился Кабрал. — Тебе будет необходимо обзавестись парадными туалетами, костюмами для прогулок и езды верхом, самыми разнообразными пеньюарами. Ты станешь принимать гостей, ходить на балы…

Жизнь при дворе! Даже подумать противно. Но деваться некуда, она согласилась.

— Я могу заменять тебя во время примерок, — поспешила предложить Беатрис, точно предвидела, что слова Кабрала вызовут у Элейны бурю негодования.

Ради нее Элейна смолчала.

Кабрал поднялся и поцеловал каждую из сестер.

— Могу я сообщить слуге из Кастейи, что ты не возражаешь против покупки графом Малдонно твоей картины?

Весьма впечатляющий заключительный штрих к разговору.

Ее работа попадет в коллекцию до'Кастейа! Элейна лишь молча кивнула. Кабрал снял картину с мольберта и ушел.

Матра Дольча! Все произошло так быстро. Невозможно себе представить — Беатрис защищает ее! Элейна неожиданно рассмеялась.

— Ты не сможешь заменить меня на примерках. Но с твоей стороны это было очень благородно.

— А тебе захочется простаивать часами, пока портнихи будут возиться с твоими новыми туалетами?

— Нет, конечно. Ты же знаешь, я терпеть не могу…

— В таком случае успокойся. У нас с тобой почти одинаковые габариты, так что это не будет иметь особого значения. Доверься мне, Элейна. И никому ничего не говори. Все будет хорошо.

Сарио Грихальва стоял у огромного стрельчатого окна, сквозь которое в ателиерро лился свет. Солнце было яркое и теплое; еще один безоблачный день в эту отвратительную, сухую зиму. Остальные Вьехос Фратос собрались в конце длинного ателиерро, рядом с печкой, наблюдая за тем, как юный Агустин Грихальва прикусил губу, прежде чем взять в руки ланцет и сделать надрез на пальце.

Сколько перемен! Вместо того чтобы, как это было принято раньше, предоставить каждому иллюстратору собственную мастерскую, они взяли и расширили ателиерро, где работали лишенные Дара художники. Сарио возмущала необходимость изображать одобрение, видя, как старые традиции отбрасываются в сторону, словно испорченное полотно. Но когда он все же пытался протестовать, на его одинокий голос никто не обращал внимания, или — что еще хуже — окружающие начинали поглядывать на него чересчур подозрительно. С раздражением он наблюдал своими новыми, молодыми, Обладающими таким острым зрением глазами иллюстратора, как алая капля набухала на бледной коже Агустина, потом ее стряхнули в крошечный флакончик, где она и будет храниться.