Лев Рыжков - Золотарь

– А что, – спросил Кристоф, – кроме слов, можно видеть с помощью этой жидкости?

– Великое множество реальностей. Однажды мне довелось видеть человека в ореоле его мыслей. Мысли, подобно туману, окутывали его тело. Иногда можно видеть сквозь кожу – непосредственно внутренние органы человека. Если вдохнуть испарения флакончика дважды или трижды, можно увидеть тени умерших.

– О Боже!

– Предупреждаю ваше любопытство: ничего интересного в этом нет. С ними невозможно вступить в общение. Одинокие, скитаются они по тем местам, где прошла их жизнь, они бесплотны, абсолютно изолированы от мира и друг от друга. Если бы вы обладали способностью видеть их здесь, в этом замке, вашему изумлению и страху не было бы предела. Душ (или, если угодно, духов) здесь больше, чем пылинок в воздухе. Белесые, бесплотные, витают они в воздухе, сливаются, наслаиваются друг на друга. Души убиенных влачат за собою кто внутренности, выпадающие из вспоротых животов, кто отрубленные свои головы, воют в стенах души заживо погребенных в каменных мешках. Ведь, скажу это без всякого преувеличения, замок Дахау пропитан кровью, как выгребная яма нечистотами. И дай вам, юноша, Бог, чтобы вы закончили свои дни не здесь, дабы не присоединяться к тоскливой компании замковых покойников.

– Боюсь, – сказал Кристоф, – их может прибавиться.

– Что такое? – Маэстро подпрыгнул. – Что произошло?

Колючий взгляд его впился в Кристофа.

– Сегодня пропал Ганс, слуга господина графа.

Должно быть, заблудился.

– Будем думать, что он еще жив, – сказал маэстро. – Ибо никому, даже мне, не улыбается бродить по этим трущобам среди ночи.

Кристофу почудилось, что маэстро взглянул на него как-то лукаво, почудилось лишь на мгновение, ибо в следующую секунду взор маэстро принял обычное свое рассеянное выражение.

– Не переживайте, господин барон, утром я приложу все усилия, чтобы отыскать беднягу. Если, конечно, он еще жив.

– О Господи! А что же может с ним случиться?

– Вы запоминаете свои сны? – с усмешкою спросил маэстро.

– Откуда вы знаете, что мне снится?

– Пузырек, господин барон, все он. Иногда с его помощью можно проникать в чужие сновидения, каковые суть тоже материальны.

– Так это значит… это значит, что вы видели тот мой сон?

– Конечно, видел, – пожал плечами маэстро. – Даже более того, вмешался в него.

Это признание ввергло Кристофа в состояние ступора. Его пальцы вцепились в бархатную обивку кресла, челюсть отвисла, сердце в груди бешено заколотилось.

– Ну знаете ли! – выдавил он после усилия. – Так… подождите… значит, это был не сон?

Маэстро пожал плечами. Кристоф почувствовал, что он снова близок к безумию.

– Или все-таки сон? – Он почти что кричал.

– Любой сон какой-то частью правдив, – отвечал маэстро. – Вспомните хотя бы так называемые вещие сны. С другой стороны, Вселенная, как вы знаете, бесконечна, и никто не может поручиться, что то, что вы видите во сне, не происходит в какой-либо ее части.

– Я ничего не понимаю! – воскликнул Кристоф, вскакивая.

– Чем меньше вы понимаете, – заявил маэстро, – тем лучше для вас. Никто не может понимать всего. А тот, кто понимает многое, как правило, имеет на лице печать меланхолии.

– Маэстро! – воскликнул Кристоф, опускаясь в кресло. – Вы запутали меня! Скажите одно: это был сон?

– Если вам так угодно, то сон. Плохой сон, кошмарный. Кошмарные сны имеют свойство повторяться и прямиком ведут к сплину и меланхолии. Я оказал вам в общем-то пустяшную услугу, всего лишь избавив от утомительного кошмара. Человеку знания, поверьте, это не стоит ничего. Это даже проще, чем поднять с пола оброненный платок.

Кристоф понял, что маэстро преувеличивает.

– Маэстро! Я всегда знал, что вы уникальны, – сказал Кристоф, – но не знал, что до такой степени!

Возьмите меня к себе в ученики!

– Вы просите об этом не подумав, – усмехнулся маэстро. – Путь истинного мага всегда тернист, изобилует преградами, препятствиями. Вам придется прочитать много книг, претерпеть множество лишений, отказаться от множества соблазнов. Вы готовы к этому? Сомневаюсь.

– Я, – заявил Кристоф, – готов.

– От вас потребуется послушание, – продолжал маэстро. – Я не имею в виду, что буду претендовать на управление замком, но некоторые мои повеления вы должны будете выполнять безоговорочно.

– Я согласен.

– Хорошо. Что ж! Первое, чего я от вас потребую, – не ходить по неизвестным вам частям замка. Это, поверьте, для вашего же блага. Если вам так хочется взглянуть на них, я могу вас провести по ним. Согласны ли вы на первое из этих условий?

– Да! – отвечал Кристоф.

– Хорошо же, – молвил маэстро. – Обучение начнем прямо сегодня. Располагайтесь в кресле поудобнее, а я расскажу вам одну старую-старую историю, начало которой вам, должно быть, уже известно. Можете даже закурить вот эту трубку. – Маэстро протянул Кристофу стеклянную трубку с длинным мундштуком в виде змейки. – Я заправил ее смесью восточных трав, проясняющих разум и убыстряющих течение мысли. Кроме того, эти травы источают приятный запах в отличие от столь любимого вами табака.

Непривычный ароматный дым туманил, кружил голову. В глазах замелькали необычные цветные узоры и пятна. Голос маэстро разросся, казалось, что он исходит отовсюду:

– Закройте глаза и постарайтесь представить себе все то, о чем я буду рассказывать.

Послушный Кристоф закрыл глаза. И с первых же фраз он поймал себя на ощущении, что с голосом маэстро происходят новые метаморфозы. Правильней будет сказать, что это был уже даже не голос. Маэстро, казалось, ничего вообще не говорил, его мысли словно бы перетекали в мозг Кристофа, отражаясь там яркими картинками.

Проснувшись, Кристоф долго не мог понять, где он находится. Рука его сжимала мундштук стеклянной трубки, давно уже потухшей. Воспоминания постепенно возвращались. Он поискал глазами маэстро, но того в кабинете не было. Громоздкие настенные часы в форме человекоподобного улыбающегося солнца показывали три часа. И, очевидно, дня, а не ночи, ибо из заоконного пространства исходил сероватый слабый свет угасающего дня. «Ох и разоспался же я!» – подумал Кристоф. Он окинул взглядом обиталище маэстро: не спрятался, не притаился ли где старый чудак. Но того нигде все же не было. «А жаль!» – рассудил Кристоф. Лишь на астролябию был натянут парик зеленой бумаги, очевидно, запасной. На столе (и это Кристоф разглядел только сейчас) лежал свиток бумаги, исчерканный торопливыми каракулями маэстро.

«Мой юный друг! – гласила надпись на свитке. – Приношу вам тысячу и одно извинение, но вынужден вас покинуть по весьма неотложному делу, связанному с поисками пропавшего вчерашнего дня слуги господина графа. Не счел нужным тревожить ваш сон.