Луиза Тичнер - Зеленый огонь

— Пиллаун… — громко пробормотал Тропос. — Это редкие существа. Фактически все они вымерли, и их считают чем-то ненастоящим, каким-то мифическим персонажем. Сказание гласит, что тысячелетия назад их породили на свет Землеустроители, чтобы они повсюду сопровождали полубогов — доуми.

— Землеустроители? Никогда не слышал о них.

В полуприкрытых глазах Тропоса мелькнуло презрение.

— Возможно, тебе стоит задуматься о том, чтобы расширить свой кругозор.

— Это чего? Сидеть уткнувшись носом в книги, что ли? — фыркнул Тьюрлип. — Много мне с этого выйдет проку, коли я читать не умею…

— Верно. — Тропос вздохнул: — Позволь мне тогда добавить к твоим обширным познаниям жалкую крупицу полезных сведений. Нам мало известно о том, что происходило на заре существования мира, в котором мы живем, поскольку те, кто его создал, не оставили об этом никаких сведений. Все же до нас дошли легенды о добрых существах, которые заботились о молодом мире, ухаживали за ним, словно садовник за садом. Их надо было назвать получше, вот и придумали им такое имя — Землеустроители. Они давным-давно исчезли, и в наши дни только несколько доуми разгуливают по их заповеднику. Расскажи мне поподробнее об этой девушке, Тьюрлип.

Стараясь выставить себя в сколь возможно более выгодном свете, Тьюрлип описал свою неожиданную встречу с Ривен и закончил свой рассказ тем, как девушка встретилась с Альбином.

— Я, должно быть, проехал за ними не меньше пятидесяти лиг! — гордо сказал он, явно преувеличивая свои заслуги. — Не так-то это легко было — тайком подсаживаться в фургоны фермеров, а порой и тех не попадалось. Я в кровь сбил свои бедные ножки, а тут еще изодранная спина да пустое брюхо. Но я все же проследил за ними до самого конца, прошел с ними через весь город до самых ворот королевского дворца. И все это — рискуя быть удавленным проклятыми стражниками, которые так и рыскают туда-сюда в последние дни. Страшно подумать, что бы они со мной сделали, если бы заметили…

— Воры, которые не могут удержаться и не срезать кошелек-другой в Джедестроме, должны позаботиться о том, чтобы у их жертв отшибло память. В этом случае они не смогут описать преступника, — рассеянно пробормотал Тропос.

Рывком поднявшись с кресла, он перешагнул через Тьюрлипа и зашагал к груде клеток с животными в углу. Лишь только он заглянул в самую верхнюю из них, детеныш клодля, находящийся внутри, издал пронзительный писк и, дрожа, забился в самый дальний угол клетки.

Тропос тонко улыбнулся:

— Когда в следующий раз у тебя будут дела в городе, я снабжу тебя средством маскировки. Тогда тебе не придется опасаться того, что стражники Броуна потащат тебя в магистрат и повесят за злодеяния. А теперь скажи, есть ли у тебя хоть какие-то догадки относительно того, зачем Ривен приехала в Плэйт?

— Чтобы стать придворной музыкантшей королевы-матери. Я услыхал об этом еще в самую первую ночь, когда эта девчонка и парень болтали, сидя у костра, и жарили кролика. И пока они сытно и вкусно ели, я сидел скорчившись в колючих зарослях и подыхал от голода. — Повернувшись таким образом, чтобы ловить взгляд своего господина, Тьюрлип почесал свой крючковатый, покрытый бородавками нос и продолжил: — С тех пор у меня маковой росинки во рту не было.

Проигнорировав прозрачный намек, Тропос задумчиво поглядел на своего лазутчика:

— Если верить твоим словам, они провели в пути два дня. Показывала ли девушка юноше свою пиллаун на протяжении этого срока?

Тьюрлип затряс головой столь энергично, что с его редких волос посыпался на стоящий дождь сальной перхоти.

— Ни разу. За весь путь в Джедестром птица ни разу не подлетела к ней и все время пряталась в кронах деревьев. Мне пришлось стать более юрким, чем зеленая змея, так что она меня так и не заметила, — с гордостью сообщил он.

— Похвально. — Мудрые темные глаза Тропоса вспыхнули, словно угли под слоем остывающей золы. — Значит, теперь эта девушка поселилась в Плэйте, рядом с Броуном. И у нее есть ручная птица-пиллаун. Очень, очень любопытно…

С этими словами он запустил руку во внутренний карман своего черного плаща, вытащил маленький кожаный мешочек с деньгами и швырнул его своему осведомителю. Мешочек был неплотно завязан, несколько монет выпали из него и раскатились по полу. Тьюрлип бросился собирать их. Тропос наблюдал эту сцену со скрытым удовольствием, затем отрывисто произнес, глядя в плешивый затылок вора:

— Я хочу, чтобы ты вернулся в Джедестром и продолжал следить за этой юной леди. И передай Таунису, что я встречусь с ним. Любопытно, окажется ли наш огненный друг в состоянии пролить хоть немного света на тайну, которая окутывает личность этой девчонки. Я не сомневаюсь в том, что он что-то смог бы сказать. А теперь, для того чтобы связь между нами можно было осуществить проще и быстрей, я должен буду научить тебя заклинанию, при помощи которого ты сможешь вызывать меня.

Тьюрлип оглянулся на него через плечо:

— Вы говорите про магию, которая перебросит вас отсюда прямо на Полуостров?

— Именно об этом.

Тьюрлип, который все еще ползал по полу на четвереньках, не успел ответить. Дверь в комнату распахнулась, и в нее вошел Йербо, король стьюритов.

Некогда это был сильный мужчина, воин, с густой и кудрявой рыжей бородой, теперь же в глаза прежде всего бросались его бледность и худоба. Его кожаная туника свободно свисала на впалый живот, а плечи сутулились при ходьбе. Одни лишь глаза, по-кошачьи зеленые, такие же, как и у его детей, все еще ярко светились и делали его привлекательным. Сейчас в них пылала ярость, и от этого король выглядел грозно и внушительно.

— Расскажи мне все, что тебе известно о замыслах этого вспыльчивого болвана — моего сына!

Тропос прищурился:

— Мне ничего не известно о делах принца. Что случилось, мой господин?

Йербо устремился было вперед, но нога, ослабевшая от давнишнего ранения, подвела его. Король пошатнулся и с тяжелым стоном оперся о рабочий стол колдуна, заваленный всяким хламом.

— Еще неизвестно, что скорее убьет меня — возраст или мой проклятый отпрыск. Когда я не усмиряю своевольные замашки Фидасии, тогда пытаюсь прекратить тупые зверства сына. Только что мне доложили, что он со своей свитой погрузился на три военных корабля и отплыл один Бог знает куда, чтобы вытворять один Бог знает что…

Еще не забрезжил рассвет, когда Ривен почувствовала, как улетучивается ее сон, чтобы больше не возвратиться. Выскользнув из постели, она встала в своей коротенькой ночной рубашке возле открытого окна и смотрела, как мерцает река за далекими и неясными очертаниями древесных куп. Ночной бриз, дующий с реки, приятно холодил ее щеки, а тонкий слух различал плеск волн у берега. Она ощущала в своих венах течение реки, которое отдавалось в висках ритмичным и таким знакомым призывом.