Грэм Тейлор - Повелитель теней

– Я как-то не думал, что графство целиком принадлежит вам. Полагал, что все это собственность короля, над которым Бог.

Он отодвинулся от Демьюрела, стоявшего сейчас неприятно близко. Викарий как будто старался подавить свое возбуждение, словно в ожидании некоего чудесного события, о котором известно только ему.

– Все меняется, мистер Крейн, все меняется. Вы это увидите нынче ночью. Приведите ко мне двух воришек, и это станет началом. Пойдемте на башню, я покажу вам то, что навсегда изменит ваш образ мыслей. – Демьюрел впился глазами в глаза Джекоба Крейна. – Вы были правы, когда сказали: кровь тех, кто стоит у человека на пути, может дать ему все, чего жаждет его сердце. Разве не возгласил однажды некий ребе, что человек, который любит свою жизнь, ее лишится, а человек, который свою жизнь в этом мире ненавидит, сохранит ее во веки веков? – Он помолчал; это было неприятное молчание. – Вы любите свою жизнь, мистер Крейн?

Абадиа Демьюрел и Джекоб Крейн поднялись по каменной лестнице и ступили на широкую каменную плиту, служившую площадкой на верху башни. Демьюрел придержал Крейна за рукав куртки и подтолкнул Бидла, заставив его первым переступить порог. Хозяин и гость вместе вошли в просторную круглую комнату с узкими, продернутыми свинцовой проволокой стеклами окон. Луна тускло виднелась в окошках, отбрасывая зеленые и синие блики на каменные стены. В центре комнаты, посредине круга, начертанного на каменном полу, и между двумя каменными колоннами, поддерживавшими крышу, стоял деревянный стол, накрытый полотняной скатертью, с подсвечниками по обе стороны. Медная крыша над головами вошедших гремела и дребезжала под порывами ветра.

– Будьте как дома в моем святилище, мистер Крейн. Здесь сосредоточена куда большая власть, чем в любой церкви. – Широко открытыми полубезумными глазами он оглядел темную комнату Потом знаком предложил Крейну приблизиться. – Не бойтесь, здесь вам ничто не угрожает… пока.

Крейн ничего не ответил, предпочитая хранить про себя все усиливавшееся тревожное чувство. Он вступил в круг и подошел к столу.

– Прошу вас не касаться алтаря – священные руки, только священные руки! – Демьюрел был возбужден. Само пребывание в этой комнате наполняло его безумным чувством удовлетворения.

– Итак, что же это? Я полагал, вы совершаете богослужение только в церкви.

Крейн обвел взглядом круглую комнату. Повсюду священные знаки, алтарь, этот круг на полу, шестиконечная кобальтового цвета звезда на стене.

– Церковь всего лишь место, где произносятся лишенные смысла слова, обращенные к Богу, который их уже не слышит, – ответил Демьюрел. – В этом же месте сокрыт ответ. Бог в каждом из нас, и он жаждет выйти на свободу. Всем нам нужен только ключ, и власть перейдет к нам.

Демьюрел скользнул тыльной стороной ладони по накрывавшей стол скатерти и посмотрел на Крейна, стараясь угадать, каким будет его ответ. Крейн сунул руку под куртку и крепко сжал рукоятку кинжала. Вспотевшая ладонь ощутила холод металла. За свои тридцать два года Джекоб Крейн видел всякое, от его руки погибло много людей. В Демьюреле было что-то такое, от чего по его коже поползли мурашки и во рту стало сухо. Крейн мало чего боялся в жизни, но в присутствии этого человека у него сводило судорогой желудок и возникало желание убить его на месте.

– Итак, кому же вы поклоняетесь? Себе или кому-то еще? – спросил он коротко и замолчал, ожидая ответа Демьюрела.

– Бог, любой бог прежде всего должен быть достоин поклонения. Лично я никогда не считал, что наш Бог оправдывал все наши людские упования. Мы молим его об исцелении, но люди умирают; мы взываем о мире и покое, но получаем одни лишь страдания. Он призывает нас возлюбить врагов наших, но мы и сами с собой не всегда в ладу. Он лишает нас всех радостей жизни, но обретем ли мы рай после смерти? – Демьюрел вдруг сделал глубокий вдох и откинул назад свои длинные седые волосы. Взяв себя в руки, он взглянул на Бидла. – Я был слугой Всемогущего большую часть моей жизни, я страдал во имя его, подвергался осмеянию ради него и все-все отдавал ему. Но сделал ли он хоть что-нибудь для меня? Когда же я пришел сюда, то нашел здесь нечто другое… вернее, оно нашло меня.

– Что вы тут нашли, можете оставить при себе. Если это то самое место, куда я должен привести детей, пусть будет так. Но я должен быть уверен, что деньги у вас наготове, когда я приведу их, – ответил Крейн, уже зная: что бы Демьюрел ни делал, это было недобрым делом, и перед кем бы он ни преклонялся, это был не Бог.

Он повернулся, чтобы уйти; под курткой он по-прежнему сжимал кинжал, опасаясь ловушки.

– Не спешите так, мистер Крейн. Думаю, я мог бы показать вам нынче ночью такое, что изменит ваше суждение о чудесах. Вы человек мирской, вам нужны доказательства. Позвольте же мне не отказать себе в удовольствии продемонстрировать вам, что представляет собою мир в действительности.

Он сделал знак Бидлу, молча подпиравшему стену. Бидл отомкнул большой деревянный сундук, стоявший под одним из узких щелок-окон. Заскрипели металлические петли, крышка отворилась, и из сундука повалили клубы зеленой пыли. Бидл всем телом нагнулся над сундуком и едва не свалился внутрь, почти неразличимый в тумане, стараясь только, чтобы ноги его не оторвались от каменного пола. Потеряв было равновесие, он все же откачнулся назад, держа в руках и крепко прижимая к себе большой голубой камень. Став на ноги, он поднес камень к столу-алтарю и осторожно положил его на белую полотняную скатерть. Демьюрел обнажил свои кривые, неровные зубы в ликующей улыбке. Он возложил на камень обе руки, что-то бормоча про себя.

Камень начал разделяться на две равные половины. Демьюрел поднял верхнюю его половину, и открылось безукоризненное очертание человеческой руки, врезанное в камень и отполированное до яркого серебряного блеска. Очень медленно он вложил обе свои руки в проступившие в камне отпечатки. Они совершенно совпали. Он стал декламировать с пафосом:

Демьюрел склонил голову и пристально смотрел на свои руки. Внезапно из-под дубовой двери дохнуло сквозняком, взметнувшаяся пыль завихрилась вокруг их ног. Перед алтарем вздыбился все уплотнявшийся круговорот мусора, пыли. Из сердцевины с каждым мгновением возраставшего торнадо посыпались серебристые, зеленые, фиолетовые искры. Перед их глазами постепенно вырисовывалась юная девушка: сначала проявились ее голые белые ноги, потом подол зеленого платья, а затем и весь стан ее, и голова, как будто ее составляли из отдельных частей.