Грэм Тейлор - Повелитель теней

Крейн поднялся к женщине и остановился перед ней. Он видел ее огрубевшие руки, закрывавшие лицо, видел пальцы со сломанными ногтями, перебиравшие и машинально скручивавшие пряди волос. Пение превратилось в унылое жужжание, вновь и вновь повторявшее один и тот же мотив:

– Она ушла, ушла навсегда, сюда не вернется уже никогда.

– О ком ты, женщина? Что ты здесь делаешь одна? – спросил Крейн.

– Она ушла, покинув меня, ее увезли далеко-далеко, – пропела женщина в ответ.

– Посмотри на меня, женщина. Может быть, я помогу тебе найти ее, – сказал он.

Женщина яростно затрясла головой, так и не взглянув на него, только крепче вцепившись пальцами в волосы, у самых корней.

– Она ушла, ушла навсегда, ее не найти никогда, – пропела она, почти прокричала ему свою песню. – И я буду приходить на Белую Пустошь, покуда она не вернется домой, не вернется в мое сердце, к ожидающему ее очагу.

Крейн взял ее руку и заставил посмотреть на него. Она противилась, прикрывала глаза, отрывала от себя его руки. Вскочив на ноги, она оттолкнула Крейна.

– Оставь меня, оставь же меня, – сказала она. – Ты приходишь сюда и говоришь мне, что нужно делать, когда вокруг тебя кружится нечисть, готовая унести твою душу… Как у нас говорится, кое-кто здесь желает полакомиться твоим сердцем.

Женщина посмотрела на Крейна. Ее незрячие глаза, закрытые бельмами, не видели здешнего мира.

– Женщина, ты слепа, как же ты можешь видеть подобные вещи?

Она посмотрела на него незрячими глазами так, словно знала о нем решительно все.

– Чтобы видеть смерть, глаза не нужны, не нужны и губы, чтобы говорить о ней. А теперь оставь меня, я хочу петь для моей доченьки. Вдруг она сейчас проходит мимо, и я не хочу упустить ее.

Женщина снова запела, и ее стенания напоминали вой ветра в зимней ночи.

– Послушай меня, женщина. Кого ты ищешь? Может быть, я в силах помочь тебе, я зрячий, я вижу этот мир. – Крейн опять приподнял ее голову, желая увидеть ее лицо.

– Чтобы видеть сей мир, нужно больше, чем просто глаза. Они должны уметь заглянуть в будущее, и в потусторонний мир тоже. – Она протянула руку и коснулась его щеки, проведя пальцем по шраму, оставленному шпагой Фаррела. – Так это ты, раненный сталью, ты, увлекаемый дьяволом. С упрямым сердцем и несгибаемой волей… Ты здесь, на моей пустоши, у моего дерева. Капитан Джекоб Крейн, покойся в мире. – Мягко, как только могла, она погладила его по щеке.

– Нечего петь мне заупокойную, покуда я все еще дышу и душа не покинула моего тела, – возразил Крейн. – Я вполне жив-здоров и намерен таким остаться.

– Как долго ты можешь бороться с тем, чего не способен видеть? Как долго они захотят следовать за тобой, вместо того чтобы схватить тебя? Дай мне стекло от той стрелы, положи его в мою руку.

Она протянула ему раскрытую ладонь. Крейн вынул из кармана осколки и вложил ей в ладонь. Он смотрел на ее грубую кожу. Она сжала осколки в кулаке и стала растирать их.

– А теперь смотри, капитан Крейн.

Она раскрыла ладонь, стекла не было. Осталось лишь немного красной пыли, похожей на высохшую грязь. Женщина подняла руку, и ветер заиграл над стеклянной пылью.

– Ты смотри, милок, смотри, – пропела она. И вдруг сдула порошок с руки в сторону Крейна.

Он мгновенно вскинул руку, защищая лицо. Стекляная пыль заплясала вокруг него, отскакивая от кожи и вновь кружась, меняя цвет и форму, образуя нечто черное и крылатое. Оно кружило теперь над его головой, хлопая крыльями и каркая. Рукою в кожаной перчатке Крейн попробовал отбросить неведомую тварь.

– Пусть ее, капитан Крейн, птица не причинит тебе вреда. Она реальна лишь настолько, насколько ты хочешь ее вообразить, – проговорила женщина.

Крейн перестал молотить кулаком воздух. Птица взлетала все выше и выше, то взмывая, то опускаясь вместе в порывами ветра, гулявшего над пустошью.

– Во имя какого бога ты проделываешь все эти штуки? – спросил он женщину. – Зачем так мучишь меня?

– Ты сам мучишь себя, Джекоб. Ты никогда не доволен тем, что имеешь, или тем, кто ты есть. Твое сердце не ведает покоя, ты человек, у которого нет друзей. Тебе никогда не понять слова «любовь», но все же есть в тебе зернышко надежды, крошечное горчичное зернышко, которое только и ждет, чтобы прорасти. – Она потрепала его по плечу. – И делать тебе нужно только одно: учиться. Ступай на перекресток Рудда на скале Ригг, и ты увидишь свое будущее.

– Какой демон сидит в тебе? Мне следовало бы разрубить тебя прямо здесь и сейчас за колдовство.

– Ничего хорошего из этого не получится, Джекоб Крейн. Просто явится кто-то другой, потом еще и еще другие. Взгляни на небо – или не видишь, что скоро время наступит? В мире кое-что происходит. Силы зла перестанут пугать, люди вернутся к этому деревцу, чтобы найти силы в самих себе. – Женщина опять запела, зовя свою дочь.

– Зачем говорить загадками? Скажи мне, кто твой хозяин! – потребовал Крейн и уже вскинул руку, готовый ударить женщину.

Но ее не было. Он огляделся, но нигде ее не увидел. В огромной Белой Пустоши он стоял один. Потом он вновь услышал ее голос из-за той груды камней возле ее священного дерева; голос по-прежнему звал дочь вернуться. Он кинулся туда и бросил взгляд на тропинку, что спускалась от Белой Пустоши к скале Ригг. Вдали он увидел женщину, бредущую между камней; ее шаль и длинные рыжие волосы развевал ветер. Вокруг нее вилась черная ворона, то припадая к земле, то взвиваясь в небо с каждой нотой ее песни; наконец он потерял ее из виду – она скрылась за кустами рябины, отмечавшей границу Уор-Дайка.

Капитан Фаррел не любил, когда на него кричали. Он был человек военный, обязанный исполнять приказы, предпочтительно свои собственные. За это утро он получил столько оскорблений от Демьюрела, что уже не мог их переварить, и наконец вышел из себя.

– Полагаю, вы считаете, что я полный профан, викарий, однако же я свое дело знаю, и вам менее всего требуется поучать меня, как поймать такого негодяя, как Джекоб Крейн. В конце концов, разве не я чуть не прикончил его в лесу прошлой ночью?

– Да, – отозвался Демьюрел. – Я видел царапину на его физиономии.

– Царапину? Да он был уже полумертв, когда я расправился с ним! – возмутился Фаррел.

– Что ж, если такого человека можно счесть полумертвым, тогда всем нам есть на что надеяться. Да он живее вас и меня, вместе взятых. И мне это не слишком нравится. Я хорошо заплатил вам, чтобы вы его убили, однако вы не выполнили свою работу. А теперь скажите мне только одно: вы намерены ее выполнить в ближайшее время или мне следует поручить ее кому-либо другому? – взорвался Демьюрел, стукнув кулаком по столу.

– Что за спешка? Такие вещи требуют времени. Как хорошее вино, которое надо смаковать, а не проглатывать залпом, – заявил Фаррел, оскорбленный до глубины души.