Дмитрий Туманов - Следствие считать открытым

Вновь и вновь мои мысли перескакивали через пропасть и устремлялись к Лусару. Что же я там упустил из внимания, в каком месте и почему? Терзаясь догадками и сомнениями, в полудреме я слышал, как у потрескивающего костра Штырь с кем-то разговаривает. Сам с собою, что ли? А может, ему просто скучно — решил выговориться воображаемому собеседнику? Я долго слушал его бормотание, но ничего не понял, а вставать не хотелось. Потом, когда малек пришел меня будить, в его руках оказался тот самый узорчатый сундучок, содержимое которого так и оставалось тайной для всех нас. Странно, неужто он с колдовским серебром решил словцом перемолвиться? А может, там у него живой гомункулус сидит и советы ценные дает взамен на кормежку теплой кровью? А может… Нет, хватит голову глупостями забивать, так можно что угодно напридумывать. Истина же, судя по моему немалому сыскному опыту, чаще всего бывает самой банальной и житейской. Так что лучше всего просто дождаться, пока Штырь утратит бдительность, и тогда я увижу все собственными глазами.

Свои два часа я просидел как на иголках. Тени от костра колыхались на камнях за моей спиной, и мне то и дело казалось, что, как только я отвожу взгляд, они начинают медленно подкрадываться. Время от времени возникало ощущение, что из темноты обрыва ко мне тянутся извивающиеся темные руки. Потом почудилось, что в стороне замка то ли кто-то плачет, то ли стонет, но я убедил себя, что это ветер сквозит в башенных бойницах. На минуту я прикрыл уставшие, смыкающиеся глаза, а когда их открыл, услышав какое-то непонятное шуршание, то вздрогнул всем телом — с неба прямо на меня стремительно падала огромная черная птица.

Реакция меня не подвела — я резко отмахнулся левой рукой, тут же кувыркнулся в расщелину между камнями и потом осторожно выглянул оттуда, уже держа нож наготове. На площадке не было не только ужасного монстра, которого я успел себе вообразить, — там не было вообще ничего!

Дремоту как рукой сняло. Посидев еще несколько минут, краем глаза я уловил новое движение тени на скале, а потом и выяснил его причину. Это оказалась всего лишь крупная ночная бабочка, невесть как оказавшаяся в горах и прилетевшая на свет моего костра. Но ее тень, падавшая на скалу, сделала бы честь и горному орлу.

Похоже, нервы сдают. Этак через месяц-другой я буду и от собственной тени шарахаться. Хорошо еще, что не видел никто, а то бы эти зубоскалы своими насмешками да подколами мне не меньше недели досаждали: «А вы знаете, наш знаменитый расследователь испугался мотылька!» — «Нет, не может того быть, у него же такая волевая внешность». — «У мотылька-то? Да, вы правы, он одним своим видом внушает совершенный ужас».

Виновник происшествия, полетав туда-сюда, вдруг сел мне прямо на колено. Я внимательно разглядел одинокого ночного странника, и мне стало немножко не по себе. На моей ноге сидела, поводя короткими толстыми усиками, бабочка Мертвая Голова — она так зовется из-за того, что белое пятно на ее спинке сильно походит на человеческий череп. Конечно, я не суеверен, но мир, в котором я родился и вырос, переполнен предрассудками в той же степени, как у лентяя — помойное ведро отходами. В частности, одна из таких дремучих страшилок гласит: Мертвая Голова — вестник смерти, а тот, на кого она сядет, — не жилец на этом свете…

Глупости все это. Я согнал невольного нарушителя моего душевного спокойствия и разбудил Таниуса — моя смена кончилась.

Мне редко снятся сны. Но один повторяется раз от разу, с давних времен отступления на Эштру. Черная грязная дорога пронзает бескрайнюю сумеречную равнину, исчезая за горизонтом там, где еще виднеется алый отсвет заката. По дороге едут сотни повозок и фургонов, бредут десятки тысяч людей. И я иду среди них. Время от времени кто-то падает, и бесстрастная молчаливая толпа затаптывает его в грязь. Мои ноги устали и подкашиваются, но останавливаться нельзя — надо идти туда, где еще светло.

В этот раз я иду рядом с госпитальной телегой, переполненной ранеными и больными. Странное дело, никто из них даже не шевелится, у меня возникает ощущение, что они все давно умерли. А зачем везти покойников, когда есть живые? Этот вопрос я задаю вознице и не получаю ответа. Может быть, и он мертв? Но когда я подхожу к нему и толкаю под локоть, человек в черной сутане поворачивается ко мне, и страх впивается ледяными когтями в мою душу — из темноты капюшона на меня глядит белая волчья морда с черными глазницами-провалами.

«Ты никогда не догонишь закат. Это — бессмысленно, — не разевая пасти, говорит мертвый волк, а его слова словно возникают в моей голове. — Рано или поздно ты устанешь, остановишься, упадешь. И тогда ты станешь дорожной грязью. Я предлагаю тебе то, до чего не додумался никто из них. Повернись туда, посмотри. — Он кивает назад, на восток, где сгущается непроглядный мрак. — За тобой следует вечность. Сделай один только шаг навстречу ей, и ты не пожалеешь». Я смотрю в темноту, но это не просто темнота. Там вообще ничего нет. Это — Бездна, она поглощает все и вся. Она тянется ко мне, и я в ужасе понимаю, что проваливаюсь в нее…

«Нет!» — Я решительно отвожу взгляд из бездонной пропасти.

«Как знаешь… — разочарованно произносит волк и отворачивается. — Если передумаешь — позови. Я всегда рядом».

Я проснулся со скверным настроением, зато появилось чувство, что меня не зря пытаются повернуть назад именно сейчас. Возможно, я что-то забыл там, в Лусаре. Лохматый шар Огненного Ока уже выполз из-за горы и издевательски щурился, как бы говоря: «Ничегошеньки ты там не найдешь, стоит ли время зря тратить?»

Стоит. Мы идем туда прямо сейчас. Трейсин, стоявший последнюю смену, ухмыльнулся и жалостливо посмотрел на меня так, как смотрят на душевнобольного. Что ж, может быть, ты и прав… Я растолкал мирно похрапывавшую парочку. Они тоже были сильно озадачены, но, сладко позевывая, покорно поплелись за мной.

С прошедшего дня в Лусаре ничего не изменилось — до чего ж серое и тоскливое место, как здесь вообще кто-либо мог жить? Теперь — в храм и в тайный ход. Пока Штырь и Таниус возились с хитроумным замком, я бродил по огромному пустому залу, вновь и вновь пытаясь вспомнить то важное, что я мог видеть здесь вчера.

И в это время взошло истинное солнце. Первые лучи, разрывая полумрак, ворвались в окна, ударили в зеркала, и весь храм озарился множеством световых волн. Солнечные лучи отразились и сошлись в одной точке — там, где был золотой постамент. И в мимолетное мгновение, промелькнувшее перед тем, как глаза сами собой закрылись от ослепительного сияния, в средоточии света над алтарем я увидел Ее.

Я полностью прозрел лишь через минуту, в глазах до сих пор мерцали разноцветные круги и странный силуэт. Над алтарем, конечно, уже ничего не было, солнечные лучи посредством зеркал освещали каждый уголок огромного зала, внутри стало светло, как в ясный полдень. Что это было — знак свыше, или же просто почудилось? Осознать увиденное я не успел, но где-то там, в глубинах подсознания, этот отпечаток останется навсегда.