Вольфганг Хольбайн - Легион хаоса

— Тогда отпустите меня, — простонал я. — Я ничем не смогу вам больше помочь, поймите же это наконец! Боже мой, ведь эти мужчины увели моих друзей…

— Эти мужчины? — перебил меня Торнхилл. В его голосе звучала крайняя заинтересованность. — Что за мужчины, Крейвен? Откуда вы знаете, что это были мужчины?

— Я не думаю, что заложников взяли грудные дети, которые вылезли из своих детских колясок и устроили кровавую резню в моем доме, — гневно ответил я. — Я не знаю, кто они, и еще меньше я знаю о том, куда подевались Говард и Присцилла.

— Я и не утверждаю, что вы это знаете, — спокойно сказал Торнхилл. — Но вы знаете больше, чем сообщили нам. Гораздо больше!

Он наклонился вперед, и снова его спокойствие как ветром сдуло.

— Черт побери. Вы что, считаете английских полицейских дураками? — заорал он. — Я прихожу в дом, в котором произошла настоящая бойня, вытаскиваю вас из часов и нахожу комнату полную… полную… — Он судорожно искал подходящее слово. — Полную черт знает чего. А потом буквально из ничего появляется один из ваших пропавших друзей и…

— Почему вы не разрешаете мне поговорить с ним? — перебил его я. — Может быть, он смог бы ответить на некоторые ваши вопросы.

— В настоящий момент это невозможно, — ответил Торнхилл.

Я знал, что он сказал правду. Он и его люди сразу же увели меня из комнаты, когда появился Рольф, однако я успел заметить, в каком плохом состоянии находился личный слуга Говарда.

— Как он себя чувствует? — спросил я.

Торнхилл пожал плечами.

— Его отвезли в госпиталь, — сказал он. — Я распорядился, чтобы меня сразу позвали, когда он очнется.

Он прищурился.

— Что он имел в виду, Крейвен?

— О чем вы?

— О том, что он сказал, прежде чем потерял сознание, — сдавленным голосом произнес Торнхилл. — И если вы якобы забыли это, Крейвен, я напомню его слова: “Он хочет тебя, Роберт. Ему нужен ты!”

Он мог бы и не повторять этого. Я слишком хорошо знал, что имел в виду Рольф. Несмотря на это, я ответил, немного поколебавшись:

— Я не имею об этом никакого понятия, Торнхилл.

К моему большому удивлению, жирный сыщик не взорвался.

— Как хотите, Крейвен, — сказал он. — Нет, так нет. — Он холодно улыбнулся, резко встал и, обойдя стол, как шарик подкатился я но мне. — Встаньте, — приказал он.

Я повиновался.

— Что вы собираетесь делать? — спросил я.

Торнхилл едко улыбнулся.

— Я посажу вас в тюрьму, Крейвен, — ответил он таким тоном, словно я спросил, почему солнце всходит по утрам. — А что же еще?

Он потянул ко мне руку, но я невольно отпрянул назад.

— На каком основании?

Торнхилл запыхтел.

— На каком основании? Вы в своем уме, Крейвен? Да я найду дюжину оснований, чтобы упечь вас за решетку на две тысячи лет, если захочу.

— А разве вы только что не говорили, что считаете меня невиновным?

— Возможно, — улыбаясь, ответил Торнхилл. — Но этого не слышал никто, кроме вас, ведь так? — Он повернулся, распахнул дверь и сделал приглашающий жест. — Пожалуйста, мистер Крейвен. Камера для вас готова.

Звук, с которым решетчатая дверь захлопнулась за мной, отозвался у меня в ушах, как стук стальной крышки гроба.

Я долго стоял неподвижно и прислушивался к звуку ключа, который поворачивался за моей спиной, и к стуку моего сердца.

Тюремные двери.

Они все были похожи, в какой бы стране ты не находился.

Прежде чем я прибыл в Англию и начал новую жизнь в качестве богатого наследника-миллионера, я видел десятки таких дверей — с обеих сторон, — и достаточно часто они закрывались за мною, чтобы вновь открыться только через несколько месяцев. Из-за безобидных вещей — как, например, из-за кражи бутылки или других подобных “тяжких уголовных преступлений”.

Я надеялся, что этот отрезок моей жизни навсегда остался в прошлом, после того как я вступил во владение наследством своего отца, но мое прошлое вернулось ко мне.

От этого можно было прийти в отчаяние!

Стена вокруг моих воспоминаний все еще окутывала мое сознание, хотя она и стала более проницаемой, и я начал постепенно вспоминать то, что случилось до исчезновения Говарда и Присциллы.

“Он хочет тебя, Роберт!”

Слова Рольфа снова и снова эхом отдавались у меня в голове. Он хочет тебя!

Кто хотел меня? Кто был этот Он, и что он хотел от меня? Кто послал этих мужчин, которых я принял за Говарда и доктора Грея…

Я потряс головой, чтобы избавиться от боли в висках, подошел к узким нарам, которые были вделаны в противоположную стену, и улегся на них. Вопросы. Одни вопросы — и ни одного ответа.

И единственный человек, который, возможно, мог бы пролить свет на это — Рольф, — лежал на больничной койке, и нас разделяла дюжина закрытых стальных дверей и целая армия полицейских.

Какое-то время я серьезно подумывал о том, не позвать ли мне Торнхилла и не посвятить ли его во все детали, рассказав ему все с самого начала. Но потом я отбросил эту мысль.

Единственное, чего я мог бы этим достигнуть, это сменить камеру в подвале Скотланд-Ярда на палату в ближайшем сумасшедшем доме. Торнхилл просто не смог бы мне поверить.

Я откинулся назад, прислонил голову к холодной, влажной каменной стене и закрыл глаза. Моему организму требовался сон, к тому же все обстояло таким образом, что мне в любом случае было суждено пробыть в этой дыре как минимум до следующего утра.

А может быть, и не только до следующего утра. На моем счету числилось восемь мертвецов, а по моей оценке, Торнхилл будет все валить на меня, если не найдет никого другого, кто мог бы оплатить счет…

Я вздохнул, поерзал на жестких нарах, стараясь занять более удобную позу и скрестил руки за головой. Сон пришел почти мгновенно.

…Фигура была одета в белую ночную рубашку, всю залитую кровью и разорванную, черные волосы опалены А в глазах, прекрасных темных глазах, в которых должна была сверкать золотая и серебряная звездная пыль, светилась смерть, смерть, кровь и страх. Белоснежный лик Присциллы превратился в гримасу ужаса, в дьявольский портрет существа, которое не имело право жить и никогда и не жило. Падение сквозь время и пространство разъединило нас, но оно чуяло меня, следовало по моим следам, как борзая собака, и приближалось все ближе… ближе… ближе., ближе… Иногда фигура исчезала, словно корабль в штормовом море между застывшими черными волнами адского ландшафта, который являлся кулисами нашей странной гонки, но каждый раз она появлялась снова и с каждым разом все ближе, независимо от того, как быстро я бежал. Казалось, что ее скорость всегда была чуть-чуть больше моей и я знал, что не смогу убежать от нее и…

Я с криком вскочил с нар. В камере было темно и черно как в могиле. Пока я спал, уже наступила ночь.