Елена Хаецкая - Сага о Хелоте из Лангедока

– Что тебе нужно в этих краях, дакини, называющий себя Морган Мэган?

– Я пришел посмотреть, как живет мой народ. Направлялся сейчас в земли драконов.

В избушке все пришло в движение. Заерзал командир кордона, шевельнулись пики солдат, оконная рама и та хлопнула.

– Ты шел в земли драконов? С какой целью?

– Справиться об их житье-бытье. Слишком уж много плетут небылиц про этот молодой народ, Надо посмотреть своими глазами.

– Значит, к драконам податься решил. А тебе ведомо, что сие ведено расценивать как предательство?

– Меня не касаются ваши запреты. Я – Демиург.

– Думиург ты или нет, но предательство налицо. Твое вмешательство может спровоцировать новую грандиозную войну с драконами, в которой будет уничтожен цвет народа холмов. Из страха за свой народ правительница Боанн запретила нам переходить реку.

Морган Мэган опустил руки, отвел в стороны угрожавшие ему пики и заорал:

– Еще раз услышу об этой дуре, поотрываю головы вам всем! Мне нет никакого дела до Боанн и ее глупых запретов! Кто из вас хоть раз видел дракона?

– Все мы сражались с ними, – был ответ. – И если Боанн запрещает нам...

– МНЕ она ничего не может запретить, – зарычал Морган.

– Я Демиург! Боги преисподней! Демиург я или нет?

– Нет, – сказал командир кордона. – Нам ты больше не Демиург, Морган Мэган. Нам ты теперь военный преступник, Это было больше, чем Морган Мэган мог вынести. Ругаясь на древневаллийском языке, маг топнул ногой, и посыпались искры. Он взмахнул рукой – и из его пальцев вылетела молния. Белое сияние окутало его. Гнев Моргана разрастался, он был готов испепелить и избушку, и находившихся в ней людей. Он не видел, как они испугались, потому что внезапно с громким плеском из реки выскочила белая лошадь со стоящей на ее спине женщиной в алых одеяниях.

– Морган! – пронзительно закричала она.

Маг обернулся п дверях и увидел ее. Вода стекала с ее золотых волос, алый шелк облепил пышное тело. Темные глаза богини горели золотистым огнем. Про такие глаза можно было бы сказать «медовые». Она была похожа на Моргана – те же тонкие, нервные черты лица. Но если сын с первого взгляда казался чуть ли не уродом и лишь спустя какое-то время подчинял себе собеседника неотразимым обаянием личности, то мать поначалу поражала красотой, а затем начинала отталкивать, ибо за внешней прелестью черт не скрывалось ни ума, ни глубины.

– Остановись, Морган! – повторила Боанн. – Не смей причинять вреда моему народу! Они – мои, они служат мне, они верят мне! Я желаю им лишь добра, Морган, в то время как ты... ты...

– Мать! – прошипел Морган Мэган. – Ты вмешиваешься в мужскую игру. Это мой мир. Уходи отсюда, ведьма.

– Нут и Наукет! – воззвала Боанн. – О боги всемогущего космоса, видите ли вы этого неблагодарного сына? – Она яростно уставила в Моргана палец со сверкающим кольцом. – Как ты смеешь быть непочтительным с матерью?

– Смею! – орал Морган. – Еще как смею! Ни одна мать так не поступает со своим ребенком! Ты бросила меня на произвол судьбы, мамочка! От тебя одни только глупости и неприятности!

– Да, бросила! – зарыдала Боанн. – Я была вынуждена! Знал бы ты, сколько слез...

– Молчи! – рявкнул Морган. – Я не хочу тебя больше слушать. – ...Сколько страданий...

– Молчи, женщина! Ради кого мы сошлись с тобой в споре, скажи?

– Ради народа, который страдает, как и я... Сколько бессонных ночей...

– Ради народа? – оскалился Морган. – Раз так, то пусть народ и решает. Боанн мгновенно осушила слезы.

– Да, – провозгласила она, – пусть выбирает народ, С кем он останется – с Боанн, которая желает ему мира, добра и покоя, или с Морганом Мэганом, от которого одни только беспокойства, войны и неприятности?

– Да будет так, – согласился Морган. Он вдруг разом устал.

Библиотеку громили орды варваров. Книги летели на пол. Два монаха лежали, простершись на полу; лысый череп одного был раскроен чудовищным ударом моргенштерна. В луже крови плавало легкое костяное распятие, выпавшее из руки старца. Присев рядом с ним на корточки, широкоплечий громила с треском выдирал из серебряного оклада пергаментные страницы книги. Ему нужны были серебро и рубины, украшавшие оклад, а книга мало интересовала воина.

Кто-то потыкал в него ногой. Заворчав, как пес, у которого норовят отобрать вкусную мозговую кость, варвар поднял голову в простом шлеме. Рядом стоял человек, которого воин поначалу принял за недобитого монаха. Он был без доспехов, в потрепанной одежде. Меч в ножнах закинут за плечи, на поясе болтается узелок.

– Эй, – сказал человек, – мое имя Морган.

– Ну и что? – ответил варвар. – Я Бриаскис Сокрушитель Черепов.

– Сердце мое трепещет при звуке этого имени, – вежливо сказал Морган Мэган. – Скажи мне, славный Сокрушитель, не осталось ли в этой обители живого монаха?

– Почем мне знать, Морган Без Прозвания? Я занят.

Морган кивнул ему и неторопливо пошел в глубь обители. Повсюду были следы разрушений. Он видел лужи крови, осколки посуды, обломки мебели, обрывки тканей. То и дело Морган наклонялся к телам убитых, но ни в одном пока что не обнаружил признаков жизни. Он уже подумывал о том, чтобы поискать другую обитель, как вдруг заметил, что в одном из подвалов еле заметно шевельнулась дверь. Оглядевшись по сторонам и не обнаружив поблизости ни одного варвара, Морган Мэган быстрым шагом направился к этой двери и распахнул ее.

Он оказался в темном помещении, где на первый взгляд никого не было. Морган поднял руку, и подвал озарился неверным светом. И тогда стало видно, что в углу съежился монах в черной одежде. Он был не молод, но и не слишком стар. Одеяния его были запятнаны кровью. Монах в ужасе смотрел на Моргана, из пальцев которого изливался свет.

– Не бойся, – сказал Морган. – Это твоя келья?

– Да, – еле слышно выдавил монах. – Здесь я переписывал книги.

– А, так ты переписчик? Какая удача!

Морган уселся на жесткое ложе и развалился поудобнее.

– Я не из тех варваров, что грабят и убивают вас, – сказал Морган Мэган. – Меня не следует бояться.

– Я вижу, что ты не из тех варваров, – проговорил монах.

– Но вот следует ли тебя бояться – другой вопрос. Быть может, предпочтительнее пасть от руки простодушного невежды, не ведающего, что творит. Мученический конец – это то, к чему надлежит стремиться.

Морган Мэган зевнул.

– Как мне называть тебя? Ибо разговор нам предстоит долгий.

– Можешь называть меня «отец Раок», – сказал монах.

– У вас принято такое обращение?

– Да. Я же монах. Только разговор у нас с тобой вряд ли получится долгим.

– Да? – Морган Мэган удивился. – А почему, отец Раок?

– Потому что я умираю, – сказал монах. Он отнял руку от живота, и Морган Мэган увидел зияющую рану. Его поразило самообладание, с которым держался этот человек.