Кейт Эллиот - Королевский дракон

О книге она думала постоянно. Хоть Хью ни разу не обмолвился о ней за все это длинное лето, она знала, что и он думает о том же. Лиат чувствовала это в его взгляде, в манере касаться других книг в ее присутствии, как бы напоминая о тайне, которую она должна раскрыть.

Несвободные люди различают разные степени свободы. Хью принадлежало ее тело. Но не разум и душа. Бросив последний взгляд на дорогу, ведущую на север, она направилась на запад, к заросшим лесом холмам.

Стояло бабье лето. Оставив позади себя церковь, часовню, свинарник, кухню и огород, она почувствовала, что тяжкий груз свалился с плеч. Тягостное присутствие Хью, все, что напоминало ей о потерянной свободе, исчезло. Сейчас она была свободна. Отец бы заплакал, увидев все это. Если бы знал, что к рабству ее привело лишь его недомыслие. Бедный отец… Она заплакала.

Запела птица. Белка защелкала и вскочила на ветку. Ковер из опавших листьев смягчал ее поступь. Лиат стала тихонько напевать. Сначала голос ее был низок и хрипел, но незаметно обрел уверенность. Она пела древнюю песню, которой научила ее мать. Слова, значения которых она не знала, складывались в сладкозвучный ритм, создавая необычную мелодию. Она хорошо знала даррийский и догадывалась, что слова эти из песен давно умершей империи — и корни их в даррийском.

— Лиат! — раздался женский голос.

Она обмерла:

— Ханна?

Позади хрустнула ветка. Должно быть, под лапой какого-то животного, но, обернувшись, Лиат ничего не увидела. Ветер или воображение… Очередное неясное воспоминание о мамином голосе. Вот и все. Она продолжила путь.

Дойдя до поляны, где рос огромный древний дуб, девушка остановилась и долго, сосредоточенно смотрела. Пела птица, повторяя свою песенку из пяти нот. В отдалении раздавался звук топора, кто-то запасался дровами. Ничего больше. Она была одна.

Со дня смерти отца прошло немало времени, но книга сохранилась в ее уме так четко, что пальцы, казалось, помнили на ощупь переплет и бумагу каждой ее части. Ибо «Книгу тайн» составляли три разных тома, переплетенные вместе.

Первый был из пергамента и написан по-даррийски, на языке нынешней церкви и той древней империи, ведущей начало из города Дарр, что был далеко на юге и где сейчас находились госпожа-иерарх и Гробница Владычицы. Исключая первые три страницы, книга была написана рукой отца, а ближе к концу и ее рукой. Длинное и достаточно запутанное изложение знаний, полученных за годы занятий математикой. Цитаты, собранные из множества книг, ибо отец за годы странствий посетил множество библиотек и в каждой искал то, что нужно было ему. И хотя она не запомнила всего, но какие-то обрывки в памяти сохранились, словно золотые рыбки, выпрыгивавшие на поверхность:

«Астрономия занимается круговоротом небес, восходом и заходом созвездий, их движениями и именами, орбитами звезд и планет, Солнца и Луны, законами, управляющими всеми их движениями и их изменениями…

Но математики ищут секреты небес даже за пределами этих законов, ибо движения эти будят силы, используемые магией…

Так и море чудесным образом повинуется кругу Луны. Они товарищи в своем росте и убывании…

В месяц новарьян позвони в колокольчик для Вигилий, когда увидишь, что восходит Арктос, затем без запинки следует пропеть тридцать псалмов…

Не вздумай бриться, когда Луна вблизи Дома Сокола…

Таким образом, когда Атурна и Эрекес противостоят друг другу, демоны седьмой сферы могут спускаться сюда через вторую сферу, и если Луна полна, ее власть подчинит их узам твоего заклятия…»

Третья книга была написана ненадежным способом — на бумаге и нечеткими знаками: витые петли и завитки были словно следы фантастических птиц. Это был великий джиннский астрономический трактат «Об устройстве мира», написанный неверным ученым аль-Хасаном ибн аль-Хайтан аль-Тулайатилахом. Копия была получена от личного секретаря ученого, они встретили его, когда два года проживали при дворе Калифа куртубахского в языческом королевстве Андала.

Старейшая и наиболее хрупкая из книг, написанная на пожелтевшем и ломком папирусе, находилась в середине тома. Чья-то рука кистью вывела когда-то каждое слово на каждой странице, использовав совершенно неизвестный Лиат алфавит. Но древний текст был снабжен пояснениями на аретузийском. Содержание его так и осталось неясным, ибо отец все же не смог его прочесть, хоть и знал аретузийский. А ее попросту не имел времени обучить новому и трудному языку. Время, остававшееся им на учение, он использовал для совершенствования тех умений, которые у нее были: строительство города памяти, знание звезд, знание вендийского, даррийского и джиннского языков. Если верить отцу, ребенком она говорила по-салийски и по-аостийски, но с возрастом позабыла их.

«Лучше хорошо знать три языка, чем жалкие обрывки из двенадцати», — сказал бы ей отец.

Птичка вновь запела. Ничто не двинулось в затихшем лесу, если не считать шума ветра в ветвях. Для большего мужества Лиат задержала дыхание, пересекла поляну и склонила колени перед старым дубом. Среди корней, подымавшихся из земли, находился небольшой тайник, наполовину наполненный листьями и землей. Она быстро работала взятым с собой садовым совком.

Ветка хрустнула сзади. Птицы закричали и, хлопая крыльями, рванулись с веток к небесам. Стало тихо. Она вскочила, но поздно.

Дурочка! Да что там, хуже. На краю поляны стоял, улыбаясь, Хью. Торжествуя победу, он медленно двинулся к ней. Лиат попятилась и подняла совок. Но что может сделать садовый инвентарь с опытным человеком, вооруженным мечом?

— Выкапывай, — сказал он, остановившись перед ней. Такой красавчик, как он, не станет рыться в земле, чтобы не испачкать руки и нарядный голубой кафтан. «Куда, интересно, делась ряса священника?»

Она бросила лопатку:

— Нет. Выкапывай сам.

Он ударил ее слева так сильно, что, оглушенная, она упала на землю, и, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, слышала только скрежет лопаты о песок и шум земли, отбрасываемой в сторону.

Хью издал удовлетворенное мычание.

— Ага, вот оно, — пробормотал он.

Она глубоко вздохнула, вместе с воздухом в горло попала и поднятая пыль. Задохнулась, закашлялась. Но она еще могла двигаться. Нельзя позволить ему завладеть книгой. Надо что-то предпринять. Она заставила себя подняться, дрожа от ненависти, и… увидела, как Хью вытряхивает пустой полотняный мешок.

Выпустив из рук ткань, он молча смотрел, как, испачканная в грязи, песке и листьях, она медленно полетела по ветру. Испуганная, Лиат упала на четвереньки и в отчаянии заглянула в тайник. Но тот был пуст.

— Ее нет! — Она тяжело опустилась перед дубом и прислонилась лбом к могучему стволу. Ее нет. Какой-то зверь вырыл ее и изорвал в клочки. Ребенок, в поисках птичьих гнезд, нашел ее и утащил домой на растопку. О Господи и Владычица! Такая драгоценная вещь, и так глупо потеряна! Если бы только она придумала место получше, когда просила Ханну перед тем, как староста Людольф арестовал ее. Этот старый дуб был любимым местом их встреч. А что, если Ханна вообще не спрятала книгу, а только сказала ей? Что, если она забрала ее себе…