Кейт Эллиот - Пылающий камень (ч. 2)

Они подошли к королевской палатке, Боян и Сапиентия принимали поздравления. Однако как только появилась повозка его матери, он в тот же миг покинул друзей и направился к ней. Дверь открылась, из-под нее выдвинулись четыре ступеньки, по которым на землю сошли три пожилые женщины, они несли подносы с остатками еды и прикрытый ночной горшок. За ними из повозки вышла поразительно красивая молодая смуглая женщина: ее кожа была чуть светлее, чем у Лиат, шелковистые черные волосы ниспадали до пояса. Ее платье казалось сотканным из солнечного света, талию опоясывала по меньшей мере дюжина золотых цепочек; на шее сверкало золотое ожерелье, на пальцах поблескивали кольца с драгоценными камнями, в каждом ухе — по несколько сережек.

— Кто это? — потрясенно прошептала Ханна. Узнав на пиру, что в паланкине находится мать Бояна, она и не догадывалась о присутствии этой женщины. Ей доводилось видеть только трех старух, которые то входили в повозку, ты выходили из нее.

— Я не знаю ее имени, — мягко ответил Брешиус. — Она тоже кераитская принцесса, ученица матери принца. Поскольку она пока не нашла свою удачу, то может появляться среди людей, не принадлежащих ее роду.

Принц Боян нырнул в повозку. Сапиентия попыталась последовать за ним, но молодая кераитка остановила ее, преградив путь рукой. Сапиентия заспорила было, но никакого результата это не возымело. В конце концов Сапиентия отступила к шатру, молодая женщина проводила ее взглядом из-под темных ресниц. В этой девушке было что-то знакомое. Так Лиат всегда казалась знакомой Ханне. Может быть, все дело в силе — Лиат держала ее в себе, как плененного орла, жаждущего освобождения.

Когда кераитка оглядела собравшихся, Брешиус прерывисто вздохнул, и Ханна поняла, что он испуган, хотя на поле боя он вел себя так, словно для него это привычное дело. Все до единого, даже самые пьяные и разбушевавшиеся солдаты, затихли под оценивающим взглядом кераитской принцессы. Но она не замечала ни страха, ни восхищения — так солнце не замечает тех, на кого изливает свое благодатное тепло.

В лагере воцарилась тишина, и Ханна услышала журчащий голос Бояна, доносящийся из повозки, и отрывистый шепот его собеседницы. Потом она перевела взгляд на кераитскую принцессу, которая, встретившись взглядом с Ханной, широко раскрыла глаза от удивления. Светлые, почти белые волосы, светло-голубые глаза — Ханна знала, что она сильно отличается от унгрийцев, да и среди вендийских солдат не было таких же голубоглазых блондинов.

Отодвинув занавеску, принц Боян выпрыгнул из повозки. Он был в хорошем настроении и весело смеялся.

— Теперь в постель! — воскликнул он.

Отовсюду послышались одобрительные возгласы. Словно водоворот закружился вокруг Ханны — все пришло в движение. Когда она наконец смогла посмотреть на повозку, кераитская красавица уже исчезла.

— «Орлица»! Ханна!

Ей пришлось проводить Сапиентию до кровати, чтобы удостовериться, что муж и жена легли вместе, — это входило в обязанности «Королевских орлов». Потом она вышла. Ей казалось, что лучше не отходить от их палатки слишком далеко. Ханна завернулась в одеяло, но так и не смогла заснуть под шум, смех, ругань и пение. Брешиус спокойно похрапывал рядом. Слуги спали с другой стороны. Наконец и она задремала, и ей приснился странный сон.

Облака стремительно неслись на восток, чтобы предупредить куманов о том, что молодые воины, которые уехали искать врага, больше не вернутся. За их смерть надо отомстить. Звезды сияли на небе, и каждая казалась душой огненного дэймона из высших сфер. Они освещали повожу кераитской принцессы и матери Бояна. На стенах фургона появились магические знаки — спирали, конусы, непонятные линии. А внутри повозки росло огромное дерево, корни которого уходили глубоко в землю, а ветви прорастали сквозь крышу и, казалось, достигали небес.

Занавеска откинулась, из повозки выглянула юная принцесса и поманила за собой Ханну. Та скинула одеяло и пошла на зов. Войдя в повозку, она замерла от удивления — внутри оказалось просторно, как в шатре Сапиентии и Бояна. Там стояли две удобные кровати, низкий столик, а на полу лежали вышитые подушки.

Ханна уселась на одну из них, и пожилая служанка принесла ей чашку с каким-то горячим ароматным напитком.

— Пей! — приказала мать Бояна. Ханна не видела ее лица — та сидела в тени, за спиной у нее висел с вытканным рисунком ковер: женщина, стоящая на земле и попирающая головой небеса, из живота которой росло дерево, а над ним летели орел и два огнедышащих дракона. — Что пришло из земли, в землю и вернется, — сказала пожилая женщина, когда Ханна выпила напиток. — Кого ты привела ко мне? Она не нашего рода.

Юная принцесса выступила вперед.

— Наконец-то я нашла свою удачу, — сказала она. — Она родилась в этой женщине.

— А! — отозвалась старуха. Ее голос походил на скрип ржавого колеса. Снаружи послышался какой-то шум, и Ханна вдруг с ужасом подумала, что, возможно, они уже и не в лагере, а где-то далеко — ведь во сне можно в одно мгновение оказаться за тридевять земель и не заметить своего путешествия. — Тогда она поедет с нами, — заключила старуха.

— Нет. Пока она со мной не поедет. Она должна найти мужчину, который станет моим pura , а уж потом вернется с ним ко мне.

Принцесса повернулась и взглянула на Ханну.

В этих красивых глазах отражается путь в край кераитских племен, край, где среди травы, такой высокой, что не видно даже всадника, выслеживают свою неосторожную добычу грифоны, а драконы охраняют границы пустыни, усыпанной золотом и серебром.

Там ждет кого-то женщина-кентавр — шаманка, обладающая великой силой. Лицо ее раскрашено зелеными и золотыми полосами, а на руке у нее сидит сова. Шаманка достает лук и выпускает стрелу из лунного света.

Стрела пролетает над Полярной звездой и звонко входит в сердце юной кераитской принцессы. Принцесса падает на колени и прижимает руки к груди. Ханна бросается к ней, чтобы помочь, но, едва она дотрагивается до нее, чувствует острую стрелу и у себя в груди. Больно.

Ханна проснулась от прикосновения. Она вскочила и столкнулась лбом с мужчиной, который поглаживал ее грудь.

— Ваше высочество! — воскликнула она и отпрянула в сторону.

С милой улыбкой Боян потер лоб. Ханна почувствовала запах вина.

— Милая белая девушка, — торжественно начал он.

— Боян! — Откинув полог шатра, появилась Сапиентия. Она стояла в одной сорочке и смотрела на мужа.

— Она проснулась! — радостно воскликнул Боян и вернулся в палатку.

Кинув раздраженный взгляд на Ханну, Сапиентия последовала за ним.

Служанки уже проснулись и поспешили к своей хозяйке, чуть позже они, хихикая, вышли из палатки, вынося ночной горшок. Ханна сочла, что лучше всего пойти с ними к реке и искупаться вместе со всеми. В лагере большинство солдат еще спали, но брат Брешиус уже проснулся и попросил Ханну пойти с ним. Она неохотно согласилась. Утром поле боя представляло собой ужасную картину: стервятники пировали на трупах, их никто не прогонял, мародеры грабили убитых. Ханна не смогла бы заставить себя прикоснуться к мертвецу, хотя ей очень приглянулся железный нож, заткнутый за пояс одного из убитых куманов. У него, как и у других, с пояса свисала мертвая голова — вероятно, для них подобный трофей служил талисманом. Вендийцы вырыли общую могилу и сложили в нее тела погибших товарищей, брат Брешиус прочел заупокойную молитву. Но то, что делали с телами своих соплеменников унгрийцы, было хуже любого мародерства.