Кейт Эллиот - Собачий принц

— Но я хочу понять! — сказал он, сердясь, что она заподозрила его в равнодушии. Он нашел ее руки, спрятанные в край плаща. — В тебе столько страха, Лиат! От чего ты бежишь? — Он наклонился вперед и, повинуясь внутреннему порыву, поцеловал ее в лоб. Концы ее колючих волос укололи его в нос. Она отпрянула, напряглась и отдернула руки. Тоска заворчала и подалась к ним, но остановилась в отдалении. — Извини, — сказал Алан. Он не понимал, что вдруг на него нашло, но это не было похоже на то греховное напряженное вожделение, которое охватывало его при мысли о Таллии. Он просто пытался приблизиться к Лиат, он знал, что должен это сделать, как знал, что должен спасти принца Эйка в ту ночь, когда Лаклинг был заклан вместо Эйка.

Его глаза уже привыкли к полумраку, он довольно хорошо видел Лиат, которая сидела напряженно и прямо. Плащ ее складками спадал на пол, волосы, заплетенные в косу, спрятаны под капюшоном. Она повернула голову к огню, глаза ее сверкнули голубизной.

Надо было как-то приободрить ее.

Надеясь расшевелить Лиат собственным примером, Алан рассказал ей о себе. Повествование получилось скомканным, он перескакивал с одного на другое и все время следил за ее реакцией. Он рассказал о Пятом Сыне и собаках, о том, как епископ Антония убила Лаклинга, о гивре и смерти Агиуса. О видении в старых дарийских развалинах, о тени, произнесшей имя «Лиатано» и исчезнувшей в огненном вихре в дыму сражения. О снах, которые все еще продолжались и связывали его с принцем Эйка.

Когда он закончил, Лиат протянула руки к огню, чтобы согреть их.

— Артемизия описывает пять типов снов: энигматический сон, пророческое видение, оракульский сон, кошмар, явление. Трудно определить ваши сны. Энигматические — потому что значение их скрыто странными формами и завесами.

Но они вовсе не выглядят снами. Я просто вижу все его глазами, как будто я — это он.

— Эйка не похожи на нас. Они владеют магией, о которой мы не имеем понятия.

Это ее замечание вызвало у него неожиданную реакцию:

— Ты сама владеешь магией!

Повисло молчание, как бы материализовавшееся в какое-то животное, не знающее, рвануться ли ему прочь, во тьму, исчезнуть, или же выйти на свет. Наконец тихим, почти монотонным, голосом, иногда замолкая, она начала свое повествование.

Она рассказала о детстве, которое помнила слабо, о внезапном бегстве из благополучного дома вместе с отцом сразу после смерти матери. О многих годах скитаний по дальним странам.

Рассказывало существо, которое всю свою жизнь провело в страхе, но Алан удивлялся, насколько подробным и обстоятельным было это повествование, сколь четко представали перед ним страны, в которых он хотел бы побывать, но посетить которые ему не суждено. Она видела Дарр и дикий берег Восточной Аосты. Она ходила морем в Накрию и бродила по развалинам мертвого Картиакона. Исследовала сказочный дворец правителя Куртубы в джиннском королевстве Андалле и бродила по рынку салийской Медемалахи. Своими глазами видела чудеса, о которых он даже не слышал, даже от купцов в Осне — единственных отважных путешественников, которых он знал.

Но она дорого заплатила за это. Лиат потеряла отца, убитого колдовством, которое не оставило следа на его теле. И по сей день ее преследуют злые существа: некоторые — нечеловеческого облика, одно — слишком человеческого. Пытаясь завладеть секретами «Книги Тайн» и секретами, которые, в этом он был уверен, кроются в ней самой, этот человек, посвятивший себя Церкви, сделал ее своей рабыней — и хуже чем рабыней.

После всех выпавших на ее долю горестей, даже слышать о которых Алану было больно, «орлы» спасли ее от дальнейших злоключений. Но и теперь она не могла быть полностью спокойной. Она не могла доверять Вулферу. Она не могла доверять никому, кроме «орла» по имени Ханна, которая сейчас тоже была чем-то вроде пленницы Хью. Кроме принца Сангланта, которого она встретила в Генте, — а он погиб. Может быть, еще волшебника Аои, которого Лиат видела сквозь огонь, но где его найти? Под конец, преследуемая Хью, она обнаружила запертую в своих костях и крови волшебную силу, которой не умела управлять.

— Я не знаю, что с этим делать. Я не знаю, что это такое и что это означает, что еще Па запер во мне и о чем он сам еще не знал. Я знаю только, что он старался защитить меня. Что если я вернусь ко двору короля? Хью держит Ханну заложницей, чтобы заставить меня вернуться. Что станет с ней, если я не вернусь? О Владычица, я не знаю, что делать! Я боюсь за Ханну. Но если я вернусь ко двору короля, Хью снова поработит меня. Мне некуда бежать. Я боюсь.

— Тогда, может быть, хватит убегать?

Она нервно рассмеялась:

— И дать себя найти? И он меня поймает?

— Найди себя. — Ответ не слишком гладкий. Ответы редко бывают гладкими. Но ему казалось, что они сейчас ближе к сути. Лишь если они смогут докопаться до сути, можно будет найти выход, обнаружить путь к решению.

— Гноси сеаутон, — пробормотала она. — Познай самого себя. Ответ жриц древнего оракула в Тельфи, жриц древних богов.

Его рука. Его память вернулась к нему настолько неожиданно и мощно, что он прикрыл глаза.

— Пусть тебя ведет то, что появится перед тобою первым. — Это были вовсе не похороны. Это была его собственная меднокожая рука. Вот что это означало.

— Какие похороны?

Он стряхнул с себя подробности забытого сна:

— Мой сон о Пятом Сыне, который я видел этой ночью.

— У меня по ночам бывают лишь кошмары.

Голос Лиат был так тих, что едва слышался за треском горящих поленьев в камине.

— У меня никогда не было настоящих видений, только сквозь огонь, а это вовсе не видение — а просто портал.

Не осознавая, что делает, Алан вытащил мешочек с груди и открыл его. Он положил нежную красную розу на ладонь и показал ей. Цветок жутковато поблескивал в свете пламени.

Лиат широко раскрыла глаза.

— Роза Исцеления! — прошептала она благоговейно. Затаив дыхание, она смотрела на цветок, не пытаясь к нему прикоснуться.

Лепестки жгли ладонь. Алан быстро вернул розу обратно. Слегка дрожа, он взял еще полено и положил на раскаленные угли. Оно задымилось, вспыхнуло, запылало по всей длине.

Лиат снова вытерла нос тыльной стороной ладони и взглянула на Алана. Поколебавшись, она положила руку на его плечо. Прикосновение было легким, почти незаметным, и все же по этому простому жесту Алан понял, что, как и с собаками, он навсегда завоевал ее доверие.

Он вполз наверх уже на заре. Лиат уже давно спала, но он все не мог уйти, сидел, глядя на нее и на огонь, всю ночь подбрасывая в камин дрова.

Отец уже проснулся.

— Алан! — Он отпихнул Ужас и опустил ноги на пол. Поднявшись и потянувшись, граф нахмурился. — Открой-ка ставни.