П. Элрод - Я, Страд: Мемуары вампира

– Почему, Лео? Моя бедная Гертруда не сделала тебе ничего плохого… наши дети… Как ты мог? – По его щекам потекли слезы. – Как ты мог?

– А моя Олека, – добавил Виктор. – Наши дети. Твои родные сестры, Лео.

– Сестры наполовину, – оборвал его Лео. Он ждал их ответа, но ответом ему было только удивленное молчание. Он опять пнул Рейнхольда. – Брат наполовину, между прочим.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась Илона.

Лео покосился на Гунтера, который стоял, устало облокотившись о стол.

– Почему бы тебе самому не сказать им? Мне же ты, черт побери, не поленился все рассказать.

– И не думай, что я раскаиваюсь в этом, – ответил тот угрюмо.

Лео захохотал.

– Ты полагаешь, тогда бы ничего не было? Твое «великое откровение» о тебе и моей матери не имело для меня никакого значения, приятель. Оно только послужило мне дополнительным стимулом, чтобы разделаться со всей этой компанией. Я работал над своими планами с тех пор, как окончилась война.

– Баал'Верзи, – прошептал я, но он услышал.

Он оскалился и подошел ко мне, покачиваясь на носках.

– Так ты понял! Долго же ты соображал.

Предсмертные слова Алека обрели смысл. Даже когда он лежал, умирая от моего меча, он пытался предупредить меня: Баал'Верзи спали все эти три года – спали в ожидании подходящего момента, чтобы напасть снова.

– Ты должен был умереть в ту первую ночь, которую мы здесь провели, – сказал Лео. – Тогда Рейнхольд сел бы на трон. Через какое-то время он умер бы от несварения желудка и я бы занял его место, на что имел полное право. Если бы этот мерзавец Гуилем не объявился не вовремя, очень многие были бы еще живы. Где он?

– Не знаю, – ответил я честно.

– Мы его найдем. Помнишь, как ловко я обманул и тебя и его, разыграв сцену верности великому и благородному Страду. Хотел бы я, чтобы вы видели свои собственные лица. Мне только и надо было, что позаботиться о молчании бедного Ильи, пустить пару слез для убедительности, а вы все и проглотили. Может, теперь он успокоится в своей могиле – о, простите – наемных убийц сжигают, а прах рассеивают в воздухе. Вот что Страд сделал с телом, не правда ли, Айван?

Айван раскачивался всем телом из стороны в сторону, как безумный, а потом вдруг бросился на Лео. Сцепившись, они покатились к моим ногам. Айван оказался сверху, его пальцы сжимали горло Лео. Воины кинулись вперед и в конце концов растащили их. Айван был вне себя от ярости. Он стоял с открытым ртом, как будто собираясь кричать, но из его глотки вырывался только хриплый, злобный рык. Вены на висках вздулись и оттопырились, как голубые веревки. Шесть человек с трудом удерживали его.

Недолго. Лео тошнило, он кашлял и задыхался, но очень скоро очухался и, достав из ножен меч, приблизился к Айвану, сверкая глазами. Илона закрыла лицо Ловине, чтобы она не видела.

Айван испустил дух, издав длинный звериный вопль. Лео вырвал меч из его тела и вытер лезвие о его штаны. Потирая шею, он кивнул солдатам, чтобы они убрали труп. По комнате разлился пряный запах крови, слаще которого я еще не знал. Я раскрыл рот и вдохнул плывущий в воздухе аромат. Недостаточно Меня мучил голод, меня мучила жажда. Я желал только одного и мое желание затмило все остальные. И пока я его не удовлетворю, ничто не будет иметь для меня смысла. Не обращая внимание на горячее покалывание во всем теле, я перевернулся набок.

Оттолкнулся от пола.

Встал.

Несмотря на мое бесспорно немощное состояние, мой охранник забеспокоился и направился ко мне поближе. Любой другой человек с таким количеством ран был бы уже мертв. А не на ногах. Шаг за шагом приближаясь к нему с улыбкой на лице.

Зрачки его расширились, он приготовился атаковать. Я выбил оружие у него из рук. Меч отлетел к стене, где, съежившись, сидели Илона и Ловина. Виктор, солдат до конца жизни, пригнулся, схватил меч и припал к земле, заняв оборонительную позицию. Воины отреагировали на шум простым поворотом головы. Если бы мой охранник был посообразительнее и менее испуган, ему бы удалось спастись бегством. Я двигался не так уж и быстро. Но он остолбенел. Я вплотную подошел к нему, сжал его плечо и, развернув его к себе спиной, смял, как тряпичную куклу. Я разорвал зубами его воротник. От него пахло ржавым железом, мокрой кожей и застоявшимся потом. Не важно. Когда умираешь с голоду, не откажешься и от гнилого хлеба. Он сучил ногами, царапая ногтями мои руки, силясь ослабить их хватку, но с таким же успехом он мог бы бороться и с деревом. Он визжал, но я ничего не слышал, оглушенный ревом хлещущей крови. Остальные крики, возгласы ужаса и ненависти казались мне не более чем назойливым жужжанием мух.

Я высосал из него все, что смог, как пчела, пьющая цветочный нектар. Его судорожные движения стали затихать и наконец он безвольно повис в моих руках.

Я заморил червячка, но голод по-прежнему сводил меня с ума.

Затишье на поле боя уступило место молчанию ожидания. Страх сковал по рукам и ногам половину находящихся в столовой, другие с радостным возбуждением предвкушали дальнейшие события. Подручные Лео замерли на месте, не спуская с меня глаз. Это были безжалостные, бессердечные люди, выбранные им как раз за то, что они могли без особых колебаний перерезать надоевших им детей, была бы охота.

И теперь их ждала расплата за их черную работу.

Я поднял покойника высоко над собой и швырнул его в сторону маленькой кучки негодяев. Некоторые из них уклонились от удара, другие повалились на пол да так и остались лежать.

Один из лучников вытряхнул из колчана стрелу, зарядил лук и выстрелил так спокойно, как будто тренировался. Острый наконечник вонзился в мою грудь. Когда я восстановил потерянное равновесие, он выпустил вторую стрелу и она впилась в мое тело чуть пониже первой. Он прошел хорошую подготовку и прекрасно владел собой, как и подобает хорошему лучнику. Он опять прицелился, но я настиг его. Не чувствуя на этот раз боли, я выдрал из себя стрелы и со всего размаху всадил их в него с такой же легкостью, как будто они вылетели из моего собственного лука. Он содрогнулся и сник.

Бандиты разбежались по всей столовой. Некоторые прошмыгнули к дверям, ища временного спасения. Временного. Я дал слово, что никто из них не доживет до следующего утра и я сдержу его.

Неистово отбиваясь от двух нападающих и постоянно атакуя, Виктор, как призыв к нападению, выкрикивал мое имя. Им овладела лихорадка сражения и он превратился в дьявола с мечом. Он мстил за убитую жену и детей и защищал единственного оставшегося в живых ребенка. Илона тоже звала меня, но по другой причине. Она была позади Виктора, пытаясь оттащить Ловину от греха подальше, но у нее ничего не получалось. Мерзавцы преградили ей дорогу.