Джеймс Стоддард - Высокий Дом

Енох вбежал в столовую, в отчаянии разрывая одежду на груди. Лицо его было искажено болью. Никто не успел проронить ни слова. Он тяжело опустился на стул, закрыл глаза ладонью и стукнул кулаком по столу.

– Мы у них в руках! – вскричал он. – Мы обречены, а вместе с нами – и весь Дом!

– Что стряслось? – взволнованно спросил Картер. Енох глянул на Служителя. Его карие глаза утратили обычный блеск.

– Они заперли дверь, что ведет к Башням.

Чант горестно вздохнул и, понурившись, принялся рассеянно водить пальцем по фигуркам чаек, вырезанным по краю стола.

– Что это значит? – спросил Картер.

– Всё! Если я не сумею завести часы на Башнях, они остановятся! Все остановятся!

– А их нельзя завести снова? – спросил Хоуп.

– Всё, как мы вам говорили, – негромко проговорил Чант. – А вы не верили. Дом – это механизм, который вращает Вселенную. Часы, как и лампы, которые я зажигаю, – одна из частей этого механизма. Если не заводить часы на Башнях, ведомая ими часть Вселенной будет поражена энтропией. Представьте сотни звезд, что померкнут на ночных небесах. «Нет больше Круглого стола, исчез он безвозвратно, как образ мира, что, увы, вотще нам ждать обратно».

Енох уронил голову на руки и застонал.

– Сегодня утром, когда я вышел зажигать лампы, я обнаружил, что возле всех фонарей стоят приспешники Полицейского, – продолжал Чант. – Они окружили Дом и настолько хорошо освоились с Ключами Хозяина, что сумели запереть многие из важных дверей и ворот. Мы в осаде.

– Что можно сделать?

– Кто бы мог ответить на этот вопрос, кроме Бриттла? – пробормотал Енох. – Как мы могли выучиться его работе, когда у нас всегда своих дел было по горло?

– Если бы я смог… – произнес Хоуп, сев к столу и возвращаясь к поеданию яичницы. – Я, конечно, не сумел бы заменить Бриттла, но я все время читал, а особенно – «Историю Высокого Дома». А там я обнаружил упоминание о Семи Словах Власти. Вы говорите, что выучили два из них – Слово, Приносящее Помощь, и Слово Надежды, но существует еще Слово Тайных Путей, которое «открывает двери, что видны не всегда». И если нам нужно попасть на Башни, может быть, как раз это Слово и откроет нам путь.

– А ведь это возможно! – просиял Енох.

– Стоит попробовать, – кивнул Картер. – Но когда я в последний раз открывал Книгу Забытых Вещей, оттуда пахнуло Комнатой Ужасов. Меня страшит мысль об этом.

– Но кто-то же должен это сделать, – возразил Енох. – Если не вы, то кто?

Картер вздохнул:

– Верно сказано. Если так, то я бы предложил разделаться с этим поскорее, но хочу попросить кого-нибудь из вас сопровождать меня.

– Мы с Енохом пойдем с вами, – с готовностью откликнулся Чант. – Полицейский уже нападал на вас в библиотеке, там может быть небезопасно.

– А я останусь и продолжу чтение, – сказал Хоуп. – Может, наткнусь на что-нибудь полезное.

– Чтение или еду? – съехидничал Картер, едва заметно усмехнувшись. – У вас хотя бы аппетит не пропал. Хоть это радует.

– Если честно, я совмещу приятное с полезным, – признался Хоуп, намазывая маслом кусочек тоста. – Войска маршируют, а поверенные копаются в бумагах не на пустой желудок.

Картер, Енох и Чант прошли боковым коридором к библиотеке.

Как только Картер шагнул за порог, ему показалось, будто он расслышал эхо негромких голосов со стороны стеллажей, но звук утих так быстро, что он приписал его игре воображения. В библиотеке все было как обычно. Она казалась одинокой долиной, забытым, дремлющим уголком мира. За высокими окнами проплывали облака. Мертвенный рассеянный свет крался сквозь стекла. Вдалеке послышался раскат грома. Все трое зашагали к двери кабинета.

– Сюда солнце когда-нибудь заглядывает? – спросил Картер.

– Не думаю, что оно станет заглядывать сюда, – покачал головой Чант. – Не станет, пока ему мешает Полицейский. Он – тот, что приносит грозу, тот, кто разрушает обычаи старины, его сутью правит искушение. «Живет старик в лесах восточных, там он творит сынов Фенрира – злых, порочных. Один из них – зловредный тролль-урод, что солнце заглотнет и глазом не моргнет».

– Всегда чем-нибудь утешишь, Чант, – сострил Картер, открыл дверь и, войдя в небольшой кабинет, обвел его взглядом. Сумрачный, унылый свет дня озарял витражного ангела. Пели огненную песнь газовые рожки, упрятанные в чашечки плафонов – лютиков.

– Ты каждое утро зажигаешь лампы? – спросил Картер.

– Я слежу за тем, чтобы они горели, но здесь они горят всегда, – ответил Чант. – Так требовали все Хозяева.

Картер удержался и не спросил у Еноха, сколько лет. Он вытащил из ящика стола ключик, отпер шкаф, достал Книгу Забытых Вещей и осторожно положил на стол.

Поборов нежелание, уселся за стол, собрался с духом и открыл книгу. Пахнуло пылью и кожей. Тисненые страницы на ощупь казались папирусными. Ему хотелось отвернуться и до седьмой страницы в книгу не заглядывать, но на шестой взгляд удержало изображение его самого и отца. На этот раз они сидели за столом в гостиной в те времена, когда в доме еще не поселилась леди Мэрмер. Отец был печален и бледен.

«Есть море, – сказал лорд Андерсон. – Огромное, безбрежное море. Его не переплывал ни один из смертных, его волны – всех цветов радуги, а небеса над ним – медные и оранжевые, и синие молнии сверкают там, разрывая лазурные тучи».

«А мы можем сплавать туда?» – спросил мальчик, широко раскрыв изумленные глаза.

«О нет, – покачал головой отец. – Никто не может плавать там, хотя полюбоваться этим морем так приятно. Но порой, когда я стою на его побережье, я думаю о том, что этим морем уплыла твоя мама, потому что оно так похоже на Рай. И тогда я вижу, как ветер шевелит ее волосы, а она стоит на прекрасном зеленом берегу и ждет меня».

В глазах отца стояли слезы. Картер, присмотревшись к себе маленькому, заметил, что и его глаза полны слез. Видимо, этот разговор состоялся вскоре после смерти матери.

Мало-помалу картина растаяла. Ком подкатил Картеру к горлу. Он вздохнул и перевернул страницу.

На следующей странице медленно проступили четыре слова. Буквы, слагавшие их, пылали в языках медного пламени. Первые два ему уже были знакомы – Слово Надежды и Слово, Приносящее Помощь. Пробежав их глазами, Картер ощутил, как его наполняют уверенность и сила. «Они мои», – мелькнула спокойная мысль. На третьем слове уверенность покинула его, смотреть на это слово было труднее. И горело оно ярче, да и буквы поначалу казались выписанными неразборчиво. Картер прищурился, очертания букв стали яснее, и когда слово заполнило его сознание, Картер испытал странное ощущение. Оно разрасталось, росло, словно давило изнутри и просилось наружу. Казалось, не произнеси он его, он просто взорвется, но Картер сумел заставить губы выговорить это слово лишь колоссальным усилием воли.