Роберт Сальваторе - Ночь без звезд

Несколько ударов, еще один пинок в живот, и Кэтти-бри кинула противника в комнату. Она ввалилась вслед за дроу, подняла его с пола, обвив руками и прижав его руки к бокам, пальцы сомкнулись сзади на горле.

Дроу дико метался, но не мог разорвать хватки. Энтрери тем временем вошел в комнату, бросив в сторону труп.

«Без жалости!» прорычала Кэтти-бри сквозь сжатые зубы.

Энтрери спокойно подошел к ним. Дроу мотнул ногой, Энтрери блокировал удар.

«Триэль!» завопил растерявшийся солдат.

Энтрери отошел назад, улыбнулся и снял маску; ужас отразился на лице беспомощного дроу и острие кинжала вошло в его сердце.

Кэтти-бри почувствовала, как дернулся и обмяк темный эльф. Неприятное ощущение окатило ее, но отхлынуло, когда она оглянулась в сторону и увидела Дриззта, избитого и окровавленного. Он обвис на стене, постанывая и безуспешно пытаясь свернуться в клубок. Кэтти-бри бросила мертвого дроу на пол, и подбежала к своему другу, мгновенно заметив маленький, но явно опасный дротик, торчавший из его живота.

«Я его вытащу!» сказала она Дриззту, надеясь услышать согласие. Но он уже был вне досягаемости, она не думала даже, что он мог осознавать ее присутствие.

Энтрери подошел к ней сзади. Он кинул быстрый взгляд на дротик, более поглощенный цепями, удерживавшими Дриззта.

Выровняв дыхание, Кэтти-бри ухватилась за жестокое оружие и вытащила его.

Дриззт дернулся, издав резкий болезненный крик, затем обмяк, потеряв сознание.

«Тут нет замков, которые можно открыть!» рявкнул Энтрери, увидев что цепи из сплошных колец.

«В сторону!» скомандовала Кэтти-бри, отбежав от стены. Повернувшийся Энтрери увидел, что она поднимает смертоносный лук, и быстро отскочил.

Два выстрела раздробили цепи, и когда Дриззт начал падать, его подхватил Энтрери. Израненный рейнджер сумел открыть один заплывший глаз. Он с трудом понимал, что происходит, друзья вокруг или враги.

«Пить», взмолился он.

Кэтти-бри огляделась, и увидела ряды сосудов вдоль одной стены. Она кинулась к ним, взяла полный и понесла Дриззту.

«Он не должен был выжить», заметил Энтрери, когда она подошла к ним, держа вонючую жидкость. «Слишком много ранений. Что-то поддерживает его».

Кэтти-бри с сомнением посмотрела на сосуд.

Убийца проследил за ее взглядом и кивнул. «Давай!» приказал он, понимая, что в таком состоянии они никак не вытащат Дриззта из владений Баэнре.

Кэтти-бри поднесла сосуд к губам Дриззта, и наклонила его голову назад, вынуждая сделать большой глоток. Он поперхнулся и закашлялся, и на мгновение в ней проснулся страх, что она отравила своего ближайшего друга.

«Как ты здесь очутилась?» спросил Дриззт, оба глаза его неожиданно раскрылись, тело его наполнялось силой. Однако дроу все еще не мог держать себя сам, а дыхание его было сильно прерывистым.

Кэтти-бри подбежала к стене и принесла еще несколько сосудов, предварительно обнюхав их, чтобы убедится, что пахнут они как и первый, и влила их в горло Дриззту. Через несколько минут рейнджер твердо стоял на ногах, весьма удивленный стоящими перед ним бок о бок его лучшим другом и опаснейшим врагом.

«Твои вещи», сказал Энтрери, поворачивая Дриззта к куче.

Дриззт больше смотрел на Энтрери чем на свои вещи, не понимая, какую жуткую игру может вести убийца. Когда Энтрери заметил это выражение, два врага обменялись немигающими взглядами.

«У нас нет времени!» резко сказала Кэтти-бри.

«Я думал, ты мертв», сказал Дриззт.

«Ты ошибся», спокойно ответил Энтрери. Все так же не моргая он прошел рядом с Дриззтом, поднял кольчугу и протянул ее последовавшему за ним дроу.

«Следи за коридором», бросил Энтрери Кэтти-бри. Девушка повернулась в ту сторону, и в это же мгновение распахнулась окованная железом дверь.

Повернулась, чтобы увидеть Вендес Баэнре.

Храбрость.

В любом языке это слово имеет особенный отзвук, как мне кажется, и это происходит скорее от почтения, с которым оно произносится, чем просто от созвучия букв. Храбрость. Это слово пробуждает картины великих свершений и непоколебимого духа: суровые лица на стенах города, защищающегося от нападения гоблинов; решимость матери, заботящейся о маленьких детях, когда весь мир, кажется, враждебен ей. Во многих больших городах бродят по улицам юные беспризорники, лишенные родителей, лишенные жилищ. Они обладают собственной, присущей им отвагой, позволяющей выносить боль тела и духа.

Подозреваю, что и Артемис Энтрери боролся в такой же битве на залитых грязью улицах Калимпорта. В некотором смысле, он несомненно победил, превозмог все препятствия, вознесся на небывалую высоту силы и уважения.

Но в другом смысле он проиграл. Я нередко думаю, кем бы он мог стать, если бы сердце его не было столь изуродовано? Но я не путаю свое любопытство с жалостью. Энтрери было не тяжелее чем мне. Он мог бы победить в своей борьбе, как телом, так и духом.

Я полагал себя храбрым и благородным, когда оставил Митриловый Зал, решив покончить с угрозой для своих друзей. Я думал, что совершаю акт самопожертвования ради блага тех, кто дорог мне.

Когда Кэтти-бри вошла в мою камеру в Доме Баэнре, когда, сквозь еле открывавшиеся глаза, я увидел ее тонкие, обманчиво хрупкие черты, я познал истину. Я не понимал собственных побуждений, когда покидал Митриловый Зал. Слишком полон горечи я был, чтобы распознать свое отчаяние. Не храбростью было путешествие в Подземье, потому, что в глубинных уголках души я чувствовал, что мне нечего терять. Я не позволил себе оплакивать Вулфгара, и эта опустошенность украла мою волю, веру в то, что судьба еще может улыбнуться нам.

Истинно храбрецы не оставляют надежды.

Также и Артемиса Энтрери не отвага привела ко мне на помощь. Он действовал в отчаянии, ибо, оставаясь в Мензоберранзане, он был обречен. Побуждения Энтрери, как и всегда, были эгоистичны. Он спасал меня, понимая, что это его единственный шанс на собственное спасение. Его действия были продиктованы точным расчетом, но не храбростью.

Когда Кэтти-бри бежала из Митрилового Зала в поисках своего глупого друга – дроу, она смогла преодолеть боль потери Вулфгара. Оплакивание закончилось, пройдя полный круг, и действия Кэтти-бри диктовались преданностью. У нее было, что терять, и все же она – в одиночку – отправилась в смертельно опасное Подземье, спасать друга.

Это я понял, впервые вглядевшись в ее глаза в подземельях Баэнре. Понял истинное значение слова храбрость.

И впервые после смерти Вулфгара я ощутил вдохновение. Я дрался как хищник, яростно, безжалостно, но только посмотрев на своего верного друга я снова взглянул взором воина. Исчезли мое отчаяние, покорность судьбе. Исчезла вера в то, что будет правильно, если Дом Баэнре получит свою жертву – отдаст мое сердце Лолт.