Алан Фостер - В плену пертурбаций

– По совести говоря, перспектива брести пешком до Линчбени меня не вдохновляет, – признался чародей. – Пожалуй, я разрешу тебе попробовать. Если ты уверен…

– Разумеется, уверен.

– Мои ноги, должно быть, старше головы, – вздохнул Клотагорб. – Вдобавок мы сможем избежать препирательств при найме повозки. Что ж, мой мальчик, действуй. Я прошу тебя только об одном: давай выйдем наружу. Мебель старая, а случиться может всякое…

Джон-Том послушно направился к двери, чувствуя себя так, словно вырос разом на несколько дюймов – не в прямом, а в переносном смысле: новой пертурбации пока, к счастью, не предвиделось. Впервые за все время их знакомства Клотагорб сам попросил его сотворить заклинание; юноша был полон решимости не подвести своего благодетеля и наставника.

Утро выдалось свежим и ясным, в воздухе ощущалось приближение осени. Клотагорб не зря торопился отправиться в путь: с наступлением зимы все проходы через Северное плато окажутся занесенными снегом.

Однако при виде буйства красок в лесу было весьма и весьма затруднительно представить себе устилающее землю белое покрывало.

Клотагорб наложил на входную дверь простенькое, но действенное заклятие, а потом они с Сорблом отошли подальше. Джон-Том покинул тень раскидистого дуба и встал там, где трава доходила ему до колен. Он провел пальцами по струнам дуары, подстроил инструмент и прочистил горло. Сорбл не выдержал, попятился бочком от хозяина и спрятался за деревом. Клотагорб, по-видимому, разделял опасения ученика, однако, обладая более закаленной нервной системой, остался стоять, где стоял.

Джон-Том погрузился в раздумье; между тем его пальцы пощипывали струны, извлекая негромкие звуки. Подобное происходило с ним и прежде.

Он твердо знал, что именно хочет вызвать своим заклинанием, но не имел ни малейшего представления о том, какая песня тут годится. В конце концов, змеи и все, что с ними связано, отнюдь не относились к излюбленным темам рок-музыкантов.

Правда, существовала такая группа, которая называлась «Уайтснейк» [1] В буквальном переводе "Белая змея ". . Может быть, подойдет какая-нибудь песня, в которой хотя бы вскользь упоминается о транспортных средствах? Ничего лучшего Джон-Тому в голову не приходило; к тому же он постоянно ощущал на себе требовательный взгляд понемногу теряющего терпение Клотагорба. Нет, нужно поскорее что-нибудь спеть, пусть даже заведомую чушь; чаропевец он, черт побери, или безмозглый идиот? Джон-Том зажмурился, припомнил слова – и запел, притоптывая ногой в такт музыке.

Некое возмущение в воздухе, скорее угаданное, нежели ощутимое, вынудило его открыть глаза. На самом краю поля зрения кружила парочка гничиев, предвестников волшебства. Они, как правило, появлялись в тот миг, когда чаропение начинало срабатывать. Это был добрый знак; юноша удвоил усилия. Однако, сколько он ни старался, количество гничиев оставалось прежним. Не показывались ни их собратья, ни тем более чешуйчатое тело л'бореанской ездовой змеи. Джон-Том делал все, что в его силах; пальцы юноши летали по струнам с легкостью, которой позавидовал бы и Ричи Блекмор. Он играл и пел, и наконец в воздухе стало материализовываться нечто громадное и кольцеобразное. Джон-Тому хотелось улыбнуться и окликнуть Сорбла с Клотагорбом, однако он сознавал, что дело еще не кончено. Искоса поглядев на зрителей, он заметил, что филин высунулся из-за дерева, убедившись, по всей видимости, что природных катаклизмов опасаться не приходится.

Джон-Том продолжал петь, испытывая в глубине души все большую тревогу. Как он ни пыжился, сколько новых строф ни вспоминал, предмет, который лежал на земле, упорно отказывался удлиняться. Насколько было известно юноше, ездовых змей таких размеров на свете отродясь не существовало. Он пел и пел, пока у него не запершило в горле.

Последний аккорд затерялся в листве деревьев. Гничии умчались на поиски более удачливого чаропевца.

Джон-Том осторожно приблизился к тому, что лежало на земле. Это нечто имело в длину всего-навсего несколько футов. Тоже мне, ездовая змея! Ну и ладно, подумалось юноше, зато получилось. Главное – не что, а как! Он помедлил, потом нагнулся и дотронулся до диковинного предмета. Ну и что, змея как змея, правда, резиновая…

– Среди волшебников, мой мальчик, – проговорил подошедший Клотагорб, глядя на резиновое чудище поверх очков, – ходит присловье, что даже богини судьбы обладают чувством юмора.

– Чтоб тебя перевернуло!

Джон-Том пнул змею, и та отлетела далеко в кусты. Тревога сменилась яростью. Ну и дурака же он свалял! Не сумел выполнить то, чем во всеуслышание похвалялся, и вдобавок выставил себя полным идиотом перед учителем. Все коту под хвост – недели практики, тщательное изучение методов и стилей игры, тренировка слуха. На, получай подарочек из галактического магазина игрушек! Богини богинями, но кто-то над ним точно потешается.

– Бери свой тюк, ученик, – сказал Клотагорб, со вздохом отворачиваясь от юноши. – Линчбени все так же далек, а ночевать в лесу дважды мне что-то не хочется.

– Погодите! Ну погодите же! Еще не все!

– Неужели? Мой мальчик, ты явно переутомился.

– Потерпите, сэр. Последняя попытка.

Значит, они не верят в его способности. Ну что ж, сейчас он им покажет! Он или наколдует змею, или сдохнет на месте! Посуровев лицом, Джон-Том отвернулся от чародея с Сорблом и запел новую песню.

Раздражение и смятение чувств придавали каждой строке особую выразительность. И в той, и в другой эмоции заключалась несомненная сила. В ином состоянии юноша вряд ли прибегнул бы к ним, но теперь он даже радовался подобному обороту событий; к тому же дела сразу пошли на лад: яркие краски осеннего утра как будто поблекли, из зыбких сумерек возникли гничии, целые сотни, окружившие певца и его товарищей искрящимся, переливчатым облаком. Как обычно, они держались на краю зрения. Гничиев нельзя было заметить иначе как уголком глаза.

Джон-Том играл и пел, вертелся как угорелый, заходился в крике.

Пальцы его левой руки отплясывали сарабанду на верхних струнах дуары, а ладонь правой будто приклеилась к деке инструмента. Юноша играл и играл, и постепенно в воздухе перед ним начали вырисовываться очертания чего-то вполне материального, достойного столь редкого усердия.

Сорбл благоразумно спрятался обратно за дерево. Даже Клотагорб невольно сделал шаг назад. Дуновение ветерка донесло до них омерзительную вонь. Очертания того, что сотворил Джон-Том, становились все отчетливее; предмет обретал массу и плотность. Но вот с формой что-то было не так. Юноша торопливо закончил песню и присмотрелся к материализовавшемуся шедевру. Похоже, он вновь напортачил. Разве это – ездовая змея? По крайней мере, хоть не игрушка из космического универмага, и то ладно. Форма предмета была на удивление знакомой.