Раймонд Фейст - Тень темной королевы

Ру посмотрел на труп у своих ног, потом сделал попытку его поднять. Он застонал от натуги, и слезы фонтаном брызнули из его глаз. Чуть помедлив, Эрик шагнул к нему, чтобы помочь.

— Фон Даркмур, назад, — приказал де Лонгвиль.

— Он не сможет, — хрипло сказал Эрик хриплым голосом, коснувшись рукой обожженной веревкой шеи. Глаза де Лонгвиля угрожающе сузились, и Эрик быстро добавил:

— Сержант де Лонгвиль.

— Ничего, постарается, — сказал де Лонгвиль. — А нет — так будет первым из вас, кто снова попадет туда. — Кинжалом, неизвестно как оказавшимся в его руке, он показал на эшафот.

Эрик смотрел, как Ру, выбиваясь из сил, пытается дотащить труп до телеги, но не может даже сдвинуть его с места. Эти десять футов, наверное, казались ему милей. Он никогда не был сильным, а сейчас и подавно. Руки его были словно тряпичные, ноги подкашивались.

Наконец он сдвинул мертвое тело сначала на фут, затем на два, на мгновение замер, потом протащил его еще на фут. С кряхтением, словно волок в гору доспехи, Ру тянул, пока не дотащил труп до повозки, — и там упал на колени.

Де Лонгвиль наклонился над ним и, когда их лица оказались на одном уровне, заорал:

— Что? Да ты никак ждешь, что эти честные трудяги спустятся и доделают за тебя твою работу? — Ру взглянул на него, молча моля о смерти. Де Лонгвиль схватил его за волосы и, рывком поставив на ноги, прижал к его горлу кинжал.

— И не надейся, свинья! — рявкнул он, словно прочитав его мысли. — Ты принадлежишь мне и подохнешь только тогда, когда я скажу, что это доставит мне удовольствие. И не раньше, понял, ты, тощий ублюдок? А если ты вздумаешь сдохнуть раньше, я ворвусь в палаты Богини Смерти и выдерну тебя обратно — чтобы самому прикончить тебя здесь. Я взрежу тебе живот и пообедаю твоей печенью, если не будешь делать то, что я прикажу. А теперь — грузи эту падаль в телегу!

Ру отшатнулся и, ударившись о колесо, едва не упал снова. Он наклонился, подсунул руки под труп и напряг мускулы.

— Нет, парень, ты мне не подходишь! — взревел де Лонгвиль. — Если не закинешь его, когда я досчитаю до десяти, я, слизняк, вырежу тебе сердце у всех на глазах! Раз!

С застывшим от ужаса лицом Ру сделал еще одно усилие. «Два!» Он упал на колени и, прижав к себе труп, стал медленно подниматься. «Три!»

Ру распрямил ноги, развернулся всем телом и труп повис на краю телеги. «Четыре!» Ру сделал глубокий вдох, снова напрягся, и верхняя часть трупа перевесилась через борт. «Пять!» Ру быстро нагнулся и обхватил труп за бедра. Последним усилием он пихнул его вверх и рухнул, привалившись к задку телеги.

— Шесть! — проорал де Лонгвиль, наклоняясь над ним.

Ру поднял голову и увидел, что ноги мертвеца еще перевешиваются через борт. При счете «Семь!» он заставил себя встать и всем телом навалился на них.

Ру полувтолкнул, полувкатил мертвеца в телегу, когда де Лонгвиль досчитал до восьми.

После этого он потерял сознание.

Эрик шагнул вперед. Де Лонгвиль обернулся, сделал короткий шаг ему навстречу — и резкий удар бросил Эрика на колени. Нагнув голову, Робер де Лонгвиль поглядел ему в глаза:

— Запомни, падаль: что бы ни случилось с твоими друзьями, ты будешь делать то, что тебе прикажут, и тогда, когда тебе прикажут, — и ничего больше. Это твой первый урок, и если ты его не усвоишь, то еще до заката будешь кормить ворон. — Он выпрямился и скомандовал:

— Увести их в камеру!

Все нестройной шеренгой поплелись обратно, по-прежнему не понимая, что же произошло. У Эрика звенело в ушах от удара. Он с трудом повернул голову и увидел, что два стражника подняли Ру и тащат за остальными.

Заключенных снова втолкнули в камеру, следом за ними бросили Ру, и дверь со стуком захлопнулась.

Шо Пи подошел к Ру и, осмотрев его, сказал:

— Он придет в себя. Это от страха и потрясения. — Кешиец повернулся к Эрику и улыбнулся. В его глазах плясал странный огонек:

— Не говорил ли я тебе, что все может обернуться иначе?

— Но как? — спросил Бигто. — И к чему было ломать эту комедию?

Кешиец уселся, скрестив ноги перед собой.

— Я бы назвал это наглядным уроком. Этот человек, де Лонгвиль, который, как мне представляется, выполняет поручение принца, хочет, чтобы мы кое-что твердо усвоили.

— Усвоили что? — спросил Билли Гудвин — долговязый парень с вьющимися каштановыми волосами.

— Ну как же — он сам об этом сказал. Он хочет, чтобы мы крепко запомнили, что он без колебаний убьет любого, если мы откажемся делать то, что ему нужно.

— Но что ему нужно? — спросил тощий рыжеволосый мужчина со светлой бородкой, имени которого Эрик не знал. Шо Пи закрыл глаза, словно собрался спать:

— Не знаю, но думаю, что нам будет интересно.

Вдруг Эрик сел и захихикал.

— Ты чего? — спросил Бигго. Смущенным голосом Эрик сказал;

— Я наложил в штаны, — и зашелся истерическим смехом.

— И я тоже, — признался Билли.

Эрик кивнул и внезапно осознал, что не смеется, а плачет. Мать сильно рассердилась бы на него, если б узнала об этом.

Ру очнулся, когда принесли еду. К общему удивлению, ее было не только много — она была еще и хорошей. До казни их кормили овощами, тушенными в крепком мясном бульоне, а теперь принесли еще сыр и мясо, а хлеб был густо намазан маслом. Вместо обычного ведра с водой каждому выдали оловянную кружку и на всех большой кувшин с белым вином: достаточно, чтобы утолить жажду и прийти в себя, но явно мало, чтобы кто-нибудь захмелел.

За едой они обсуждали свою судьбу.

— По-вашему, эту милую шутку придумал принц? — спросил мужчина со светлой бородкой — родезанец по имени Луи де Савона.

Бигго покачал головой:

— Я неплохо разбираюсь в людях. Этот Робер де Лонгвиль способен на жестокость, если это нужно для его целей, но принц, мне кажется, не такой человек. Нет, как сказал наш кешийский друг…

— Изаланский, — поправил его Шо Пи. — Мы живем в Империи, но мы не кешийцы.

— Не важно, — отмахнулся Бигго. — Так вот, он был совершенно прав: это урок. И теперь мы с вами носим эти штуки, — он помахал куском веревки, свисающей с шеи, — в знак того, что официально мы мертвецы. Что бы ни случилось, мы не должны забывать, что жизнь нам оставлена из милости.

— Не хотелось бы, чтобы им пришлось нам об этом напоминать, — сказал Билли Гудвин и покачал головой. — Боже, не могу даже выразить, о чем я думал, когда выбили ящик у меня из-под ног. Будто я вновь стал ребенком и хочу, чтобы мама спасла меня от чего-то. Просто нет слов, чтобы это описать.

Остальные согласно закивали. Эрик вспомнил, что сам чувствовал в этот момент, и едва не расплакался, но сдержался и, сглотнув слезы, спросил Ру:

— Как ты?

Он ничего не ответил, только мотнул головой, не переставая жевать, и Эрик понял внезапно, что Ру стал другим и теперь сильно отличается от того рубахи-парня, которого Эрик знал в Равенсбурге. И, осознав это, он подумал, изменился ли сам в той же степени, как и его друг.