Мэгги Фьюри - Ориэлла

Она присела рядом с ним и заговорила уже мягче.

— Прости, что втравила тебя в эту историю, Харин. Ты много сделал для меня, и я попытаюсь придумать что-нибудь, чтобы оградить тебя от последствий. Но неужели ты не понимаешь, что у меня не было выбора?

Харин отвел глаза.

— Госпожа, я боюсь тебя, — честно признался он. — Ты сказала, что если бы понадобилось, то сделала бы то же самое еще раз — но будь ты снова передо мной на арене, я бы и пальцем не пошевелил, чтобы спасти тебя, зная, что за этим последует.

Ориэлла судорожно пыталась найти выход из положения.

— Ты говоришь о последствиях, но эта история еще не закончена, и я надеюсь, что в конце у тебя не будет причин пожалеть о том, что спас мне жизнь, Харин. И, быть может, я даже смогу помочь тебе, сейчас, когда мои силы больше ничто не сдерживает.

Харин вздрогнул.

— Нет! — воскликнул он. — Не искушай меня! Я никогда не стану бороться за власть такими способами.

— Теперь ты понимаешь, какая пугающая ответственность лежит на Волшебном Народе? — сказала Ориэлла. — Власть — это ужасный соблазн. Подумай о резне, которая была бы неизбежна, если бы я поддержала твое восстание. Подумай о смертях, что легли бы на мою совесть. Но воспользоваться силой, чтобы спасти человеческую жизнь — я не верю, что это дурной поступок.

Харин вздохнул.

— Думаю, в какой-то степени я понимаю тебя. А сейчас оставь меня и позаботься о своем муже. У меня есть о чем подумать — и о чем пожалеть.

Оказалось, они проговорили почти все путешествие. Вдалеке уже начали вырисовываться контуры богато разукрашенного причала принца. Но Ориэлла не жалела о времени, потраченном на то, чтобы добиться хоть какого-то взаимопонимания с Харином. Его страх перед колдовством был присущ всем казалинцам, и в какой-то степени они правы, подумала девушка, с содроганием вспомнив Нихилим, которых выпустил Миафан, и кошмарную бурю Элизеф. Эти поступились собственной душой ради власти, и при мысли об этом Ориэлла ужаснулась. Неужели и она в конце концов придет к тому же? Никогда, поклялась волшебница, и не желая больше думать об этом, вернулась на корму, к Анвару.

Он спал, но, словно почувствовав ее присутствие, открыл глаза. Возможно, так оно и было — ведь там, в чертогах смерти, их души соприкоснулись. Кто еще может похвастаться тем, что познал такую близость? И все же Ориэлла чувствовала себя неловко. Ее грызло чувство вины — ведь она оставила его одного, а он так много страдал. Как же ей теперь смотреть ему в глаза? Он, наверное, должен ее ненавидеть. Но пока девушка колебалась, юноша коснулся ее руки и сжал с такой силой, словно обрел единственный якорь в этой жизни.

— Я думал, ты не придешь, — прошептал он. — Я почти сдался. Прости, Ориэлла. Оказывается, я совсем тебя не знаю. Девушка смотрела на него со слезами на глазах. Он просит прощения?

— О, Анвар, — пробормотала она. — Простишь ли ты меня когда-нибудь?

— Ты пришла, — словно не слыша, сказал он. — Когда нужно, ты всегда рядом. Почему же мне потребовалось столько времени, чтобы понять это?

Ориэлла была ошеломлена, — Ты чуть не умер из-за моего отвратительного характера, — воскликнула она. — Я ни в коем случае не должна была бросать вас, и, когда тебе станет лучше, можешь ударить меня, я это заслужила.

— Нет, — Анвар упрямо выдвинул вперед подбородок, копируя ее собственный жест.

— Тогда я сделаю это сама! — Ориэлла скорчила рожу и, ударив себя в челюсть, повалилась на подушки. Анвар рассмеялся.

Благодарение богам, с ним все в порядке, она успела вовремя! От избытка чувств волшебница обняла его и почувствовала, как руки юноши сжали ей плечи.

— Ты нашла Сару? — Эти слова подействовали на нее, как ушат холодной виды, и Ориэлла, нахмурившись, отстранилась. Вечно эта Сара! И как же теперь рассказать ему, что Сара предала его ради какого-то царька и даже пальцем не пошевельнула, чтобы найти его, не говоря уже о том, чтобы помочь? Это сломает его. Ориэлла отвернулась, чтобы не видеть надежды, светившейся в его глазах.

— С Сарой все в порядке, — уклончиво ответила волшебница. — Она выбралась из этой переделки лучше нас всех.

В этот момент судно, к ее величайшему облегчению, ударилось о мол.

— Ну вот мы и дома! — оживленно сказала Ориэлла. — Сейчас тебя вымоют и накормят. Боан — ну, тот огромный парень — позаботится о тебе. Не беспокойся, ему можно доверять. А когда отдохнешь, я расскажу тебе обо всем, что произошло.

Она торопливо сдала Анвара Боану и исчезла, прежде чем юноша начал задавать новые неприятные вопросы.

Лежа в постели, Анвар смотрел, как легкий сквознячок колышет прозрачную занавеску, предназначенную для защиты от насекомых. Шелковые простыни приятно холодили и ласкали чистую кожу. На этот раз по какой-то непонятной причине исцеление не повлекло за собой обычного ослабления, и юноша чувствовал себя бодрым и жизнерадостным. У него проснулся волчий аппетит. Да и неудивительно, подумал он, худыми пальцами ощупывая свои выпирающие ребра. Вспомнив ужасы невольничьего лагеря, Анвар содрогнулся, и его руки непроизвольно метнулись к железному ошейнику, этому символу рабства, который до сих пор оставался у него на шее. «Нет!» — твердо сказал он себе. Все позади. Ориэлла пришла за ним. Он молился об этом, и она пришла. Она снова спасла его.

Анвар вспомнил свою первую встречу с волшебницей, когда он бежал из Академия. Тогда он тоже проснулся на белых простынях, и все его раны зажили, а она улыбалась ему. Тогда он не доверял ей — но на этот раз все будет по-другому. И прежде всего он станет о ней заботиться, по крайней мере, пока не родится ребенок. Конечно, нелегко будет убедить ее в том, что она нуждается в Анваре. Ориэлла так упряма и так независима! Ему просто придется заставить ее понять, что они нужны друг другу — и Сару тоже, виновато подумал юноша. Как же они смогут ужиться? Ведь Сара никогда не потерпит, чтобы с ними была волшебница.

— Это ее трудности! — вслух произнес Анвар и поразился собственной горячности — и решительности. Но там, в вонючем подвале под невольничьим рынком, Анвар начал прозревать истину. Детская любовь по-прежнему владела его сердцем — да и как же могло быть иначе? Но Сара больше не была невинной девушкой. Она стала жестче, и теперь в ее поведении сквозила неприятная расчетливость, какая-то испорченность, и юноша не решался вполне ей доверять. Это проявилось за время, проведенное с нею наедине после кораблекрушения. Отсутствие Ориэллы заставило тогда Анвара ощутить зияющую пустоту, словно он утратил часть собственной души. Боги, как он тосковал по ней! Как у него забилось сердце, когда увидел ее вновь! Мысль об Ориэлле придавала ему смелости и мужества — он знал, что она придет. Он верил Ориэлле, а не Саре.