Федор Чешко - Урман

Возможно, и переосторожничал.

Но всего скорее, что нет: ворог ведет себя непонятно, а все непонятное на деле оказывается во сто крат опаснее, чем мнится с первого взгляда.

Да еще это предчувствие — может, вздорное, а может, и нет, — словно бы каждая сбереженная нынче мужская жизнь завтра будет означать для общины куда больше, чем все утерянные товары. Да и не удалось бы ничего спасти: вниз по течению дорога заказана, это и глупому ясно, а пока будешь выгребать вверх… Несколько щелчков тетивы на обрывистом берегу, и грести станет некому.

Кудеслав почти догнал волокущих полоняника, когда Лисовин вдруг споткнулся и как-то чудно, неловко сунулся в землю. На него рухнул полоняник, следом — Кудлай…

Мечник кинулся помогать. Вздернул на ноги постанывающего парня, обхватил поперек туловища и поднял перед собой так и не опамятовавшего связанного врага… А Велимир поднялся сам, бережно придерживая древко впившейся в левое предплечье стрелы.

Словно бы сердитый шмель прогудел в воздухе; за ним другой; и что-то тупо ударилось в грудь задергавшегося и тут же вновь обвисшего полоняника; что-то отскочило от забранного железом Мечникова плеча…

Стрела.

Такая же, как те, что торчали из Велимировой руки и из груди полоняника, ставшего для Кудеслаза живым щитом. Налетела, ударила, разможжила свое костяное острие в тщетной попытке проклюнуть панцирное железо…

Три одинаковые стрелы. Они прилетели спереди. От опушки. Из спасительной чащи-матушки.

Мечник был там незадолго до невесть чьего нападения на челновую стоянку и ничего опасного не почувствовал. Если не почувствовал, значит, чувствовать было нечего. Если тогда чувствовать было нечего, значит, теперь этих здесь не может оказаться много. Уж лучник-то, похоже, здесь был один, и по направлению полета стрел Кудеслав безошибочно понял, где нужно его искать.

Выпустив мертвеца — пока тот падал, в его голый живот впилась еще одна летучая смерть, — Мечник сбил с ног оторопело стоящего во весь рост Кудлая. А потом…

Давненько уже Мечнику не приходилось бегать вот так — во всю прыть, навстречу собственной гибели. И несмотря на всякие его ухищрения (нырки, раскачивания, прыжки из стороны в сторону), гибель лишь на миг опоздала встретиться с ним.

Провыв в самое ухо, стрела хлестнула оперением по Мечниковой скуле; еще одна разлетелась вдребезги, грянувшись о его прикрытую железной чешуей грудь…

Но ближе, все ближе был утопивший подножие в густом кустарнике ветвистый, полуусохший от своей немыслимой древности дуб; и все четче виделось в его безлистой прозрачной кроне темное пятно — слишком большое для прошлогоднего грачиного гнезда… Мечник готовился с ходу вломиться в колючую путаницу терновых ветвей, когда навстречу ему бесшумно вскинулись две человеческие фигуры. Излюбленная мордовская повадка: затаившаяся на дереве кукушка отмеряет срок человеческих жизней длинными стрелами, и затаившаяся под деревом охорона — на случай, ежели выследят дальнострелыцика. Эти — рослые, широкие в плечах и в кости — не прятали лица под звериным мехом. Серенький предутренний свет боязливо взблескивал на железных остриях двух коротких копий; цветные мордовские (конечно же, мордовские!) узоры-вышивки на воротах да передах холщовых рубах казались темными гадючьими выползками; глаза цепко ощупывали набегающего Мечника, выискивая место для злого беззамашного удара, после которого не понадобится бить еще раз…

Один из засадщиков медленно двинулся навстречу Кудеславу, другой скользнул в сторону, норовя зайти сбоку, а после — сзади.

Не рановато ли они себя обнаружили? Сорвались, не выдержали?.. Может, и так. Только слабо верится, будто вот этим двоим могло оказаться не под силу спокойное ожиданье врага, слепо несущегося прямиком на засаду.

Впрочем, подобные гадания были не ко времени и не к месту.

Не добежав два-три шага до врагов, Мечник внезапно прыгнул, вытягиваясь плашмя в нырке под выставленное навстречу копье; Кудеславов меч, будто голова нападающей змеи, стремительно дернулся вперед-назад, на треть клинковой длины ужалив ближнего мордвина чуть ниже пояса. И тут же, едва коснувшись травы, в перекате, Кудеслав достал клинком сперва колено, а через миг и горло второго.

А еще через миг к вершине дуба взметнулось подхваченное Мечником мордовское копье, и там, в вершине, что-то тяжелое, мягкое, сорвалось и пошло валиться с ветки на ветку — ниже, все ниже…

Костерок негромко потрескивал, пощелкивал, а то вдруг принимался звенеть — так жаркой полуденной порой звенят вплавленные в неподвижный воздух цветочные мухи. На какой-то миг Кудеславу даже примерещилось, будто невесомый сизый дымок вместо прозрачной горечи сосновой живицы пахнет горьковатым медом млеющих на солнцепеке алых цветов смолевки. Но цветов еще не было, не было солнцепека, и солнца не было тоже.

Была ночь. Тихая и светлая, почти во всем под стать предыдущей — с той лишь разницей, что нынче Мечнику не приходилось убивать и спасать. Зато ему пришлось пробираться в град своей же общины опасливым татем-скрадником.

Да, ночь была светла и тиха; по верху частокола бродила неусыпная стража; в окружающем градскую поляну порченом редколесье Кудеслав заметил дозоры с собаками…

И тем не менее задуманное удалось с ужасающей легкостью.

Он-то заметил дозорных, а вот они его — нет. Даже собаки не помогли родовичам-охоронникам: умелому человеку не составит большого труда обмануть песье чутье.

Было, было, было чему ужасаться. Встревоженный туманными угрозами нежеланных гостей, внезапной строптивостью кователей-слобожан да необычным поведением извергов, Яромир увеличил число сторожи против обычного едва ли не вдвое. При этом старейшина наверняка озаботился каждому охороннику растолковать, что нынче следует проявить особое тщание. И тем не менее Кудеслав спокойно переплыл Истру (правда, не в виду градской поляны, а чуть ниже по течению); прокрался к тыну, перелез через него (тын стар, давненько не чинен, однако же мест, где можно преодолеть его в одиночку, не много, и эти-то места следовало бы стеречь прилежней всего)…

Никем не примеченный, Мечник из заречья добрался до самой общинной избы. Конечно, в оправдание сторожам можно было бы помянуть Кудеславово редкостное воинское умение…

Только подобным умением обладает не один Кудеслав. При такой охороне Волк с десятком своих за ночь бы пол-общины вырезал. Да и мордовские удальцы небось охулку на руку не положат…

Кажется, впервые в жизни Кудеслав, войдя в общинную избу, не воздал Навьим ничего, кроме положенных приговорок — это если можно считать приговорками беззвучное шевеление губ. Говорить вслух помешала боязнь разбудить кого-нибудь из Яромировых домочадцев.