Федор Чешко - Урман

Нет, все-таки у мокшан вместо голов лапти дырявые. Глупо было давеча тратить стрелы; вовсе глупо было подставляться под валящуюся с тына увесистую дрянь да потеть, высаживая воротину топорами. Всего-то и дела: ночью одному запеть по-вятски где-нибудь на опушке, а прочим преспокойненько лезть через тын с противоположной стороны. Охорона, леший ее забери… Правду все-таки говорят: дураков даже собственные беды не учат. Дураки и есть. Только то и утешает, что мордва не умнее. А вот «над старейшинами старейшина» со своим сыночком-воеводою… Как это Волк о мокшанском граде сказал? «На одну ладонь положить, другою прихлопнуть…» Говорил-то он о мокшанском граде, а разумел этот вот, вятичский… Да, плохи дела. Ежели когда-нибудь Навьи допустят под градской тын настоящего ворога…

Впрочем, Мечник довольно скоро понял, что не так уж все безнадежно.

На тыне сдержанно гомонили, — подъехав чуть ближе, Кудеслав начал разбирать слова:

— Ну точно, он. Говорил же…

— Гляди, рожа в крови! А уж скотину как уходил — страх глядеть!

— Что ж один-то? Да ночью, да этакий…

И тут же кто-то спросил подъехавшего, глуша прочие голоса:

— Чего орешь?

— А чтоб какой дурень спросонок да с перепугу стрелой не попотчевал! — прервав пение, ответствовал Мечник.

На тыне хихикнули.

Спрыгнув на землю возле подошвы частокола (конь, избавившись от седока, остался стоять, широко расставив трясущиеся ноги, — хорошо, что не лег; выживет), Кудеслав сказал, задирая голову:

— Все ладно. Мокшу припугнули, она теперь мира просит.

Тут же два факельных огня подались в стороны: державшие их сторожа отправились разносить весть остальным. Значит, не все здесь — и то уже хорошо. Когда же переместившееся пламя шмыгнуло предательскими бликами по остриям рогатин, владельцы которых укрывались в уличной темени за воротным проемом, Мечник и вовсе подобрел к градским охоронникам.

— У тебя до Яромира надобность? — ворчливо осведомились из-за похожей на буреломину груды дубовых брусьев и прочей всячины. — Лезай сюда, через верх. Да не бойсь, не рухнет… Ты, Мечник, слышь только что? Ты его только не буди, Яромира-то! Он поди лег вовсе недавно. А может, и не ложился еще…

Кудеслав успокоил ворчуна-охоронника клятвенным обещанием ни в коем случае не будить старейшину, ежели тот еще не уснул, и, кряхтя (а попробуйте-ка не кряхтеть после долгой отчаянной скачки, да еще если седло было очень уж неудобным, а штаны вовсе не годны для езды верхом), полез на шаткий завал. С внутренней стороны проем бывших лесных ворот караулили трое. Один из них стоял прямо перед завалом, а двое других пристроились по бокам, у самого частокола, и были совершенно невидимы в густой тени тынового настила (туда не проникали даже отсветы горящих наверху факелов). Мечника приятно удивила и обрадовала неожиданная разумность поведения градской сторожи. Радость эту не убавило даже то, что один из подпиравших спиною тын охоронников уже успел заснуть — видно-то его не было, зато было слышно.

Перебравшись через завал, Кудеслав попросил, ни на кого особо не глядя:

— Коня обиходьте. Он сегодня хорошо потрудился для общинного блага.

Попросил, перевел дух и двинулся в уличную темень, все убыстряя и убыстряя заплетающийся нетвердый шаг.

Позади негромко переругивались. Бывшие на земле выясняли, кому из них сподручней выкарабкиваться к коню и как его, коня то есть, переволакивать через завал. А на тыне кто-то шипел, что надобно немедля гасить лишние факелы, не то «собственными вот этими руками стану гасить, запихивая во рты… либо во всякие другие места…».

Яромира будить действительно не пришлось: почивать в эту ночь старейшина явно не собирался. Мечник обнаружил его на чельной площади. И не его одного.

У подножия недостроенной дозорной вышки полыхал огромный костер. Благо здесь было что жечь. Площадь покрывал толстый, хорошо утоптанный слой корья, щепы, древесных обрубков — всего, чем только можно было намусорить при постройке вышки. Так что двое юнцов, суетившихся возле костра, не столько поддерживали пламя, сколько мешали ему расползаться. Вообще-то костер этот не казался очень уж умной затеей. Не уследи за ним как следует — беды не оберешься. Ладно, небось Яромир знает, что делает.

Яромир нашелся недалеко от костра — он сидел на вечевом биле, болтая ногами и легонько постукивая по отзывчивому гулкому дереву. Голова старейшины тонула в густой тени, копящейся под двускатным тесовым навесом (этот навес на четырех столбах был поставлен для укрытия била от непогоды), а потому выражение Яромирова лица различалось с немалым трудом. Вернее сказать — совсем не различалось. Может, задумался человек, а может, и носом поклевывает…

Подобраться к Яромиру тоже оказалось делом весьма непростым. Вокруг била на разбросанных по земле оленьих шкурах спали одетые мужики. Спали они широко, не кучно, однако же рядом с каждым лежало какое-нибудь оружие — так чтобы в случае чего сперва схватить, а уж затем проснуться.

Осторожно пробираясь между спящими, Кудеслав мысленно ругнул себя за вспомянутую давеча поговорку про дурней, которых ничто не учит. Уж кого-кого, а Яромира дурнем не назовешь. Вот подними сейчас охорона тревогу — пока ночующие по избам подхватятся, пока вооружатся и сообразят, куда бежать да что делать, враг уже под частоколом окажется (и хорошо еще, если снаружи, а не внутри). А так лишь короткий миг промелькнет, а у старейшины уже будет крепкий, готовый к драке кулак. И особенно это важно, когда в граде нехватка здоровых мужиков-воинов. Известно ведь — слабого не обижают только ленивые. Не опасайся нынче Яромир мордвы, наверное, все равно бы сторожу усилил.

И правильно.

И кстати, еще неизвестно, на самом ли деле мордва сейчас безопасна. А ну как заручник — голова мокшанский — сбежал за время Мечникова отсутствия? Конечно, там Белоконь и Злоба с Кощеем… М-да… И Ковадло с десятком слобожан. Так что береженого оберег бережет. А наинадежнейший оберег — собственная осмотрительность да опаска. Опаска ведь не страх — тот человека слепит, глушит да ума лишает; опаска же вроде как щит: и от удара прикроет, и сам при случае для удара сгодится…

Среди ночевавших на площади Кудеслав, перешагивая да обходя, распознал нескольких охотников-ватажников из числа отряженных Яромиром на вешние промыслы. Возвращаются, стало быть. Это хорошо, общине нынче именно здесь надобны все привычные к оружью мужские руки.

Оказалось, что события последних дней все-таки не минулись даром вятичскому родовому старейшине. Во всяком случае, с приметливостью у него стало неладно: Мечник успел подойти почти вплотную, прежде чем занятый какими-то малорадостными раздумьями Яромир углядел появление нового человека. И выдержка старейшины, так восхитившая Кудеслава в ту недавнюю ночь, когда он бесшумным татем-скрадником возник у Яромирова ложа, а тот молча встал да пошел следом, ничем не выказав удивления либо страха, — эту вот железную выдержку крепко подточила ржа.