Федор Чешко - В канун Рагнарди

— Оптимист, — процедил Толик в пространство.

Наташа глянула на него, вздохнула длинно и горько, понурилась.

А на улице, поблизости где-то, невидимые, но через открытое окно слышимые весьма явственно, прохожие затевали мужской разговор. Двое. Возможно, те самые алкаши, у которых стянул закуску старый маразматик Терентий Нилыч.

Тягучие назойливые голоса, медленно и монотонно взрыкивающие с этаким истеричным провизгом. Ну что они не поделили, почему придумали ссориться именно здесь, сейчас? Господи, так и видится пустая муть набрякших соловеющих глаз, так и представляются слюнявые губы — коверкающиеся, шевелящиеся, сплевывающие одни и те же гнусные замусоленные словеса.

И нет теперь за окном ни света, ни зелени, ни даже запаха астр — осталась только эта назойливо лезущая в уши убогая мерзость. И все. Обидно, ох как обидно!

— Может, окно закрыть?.. — Наташа пристукивала по колену прочно стиснутым кулачком, растерянно и жалко кривилась.

— Обязательно! — в огненных недрах Антоновой бороды хищно и влажно блеснула усмешка — недобрая такая, нехорошая:

— Обязательно сейчас закроем. Только не окно, а пасти кому-то.

Он повернулся к окну и рявкнул:

— Эй вы, чувырлы поганые! Сами матюгальники свои позакрываете, или помочь?

Помолчал, вслушиваясь, констатировал:

— Все ясно, надо помочь.

Видя, что Антон стремительно направился к двери, Виктор и Толик вскочили, но тот кратко распорядился:

— Сидеть! Вы мне не нужны.

— А мы вовсе и не с тобой, — вранье Толика обезоруживало своим наивным нахальством. — Мы так, подышать.

— Цветочки понюхать, — добавил Виктор.

Антон только плечами пожал: дело ваше. Все трое вышли. Наташа тревожно и торопливо крикнула вслед:

— Может, не надо?

Никакой реакции на этот вопрос, естественно, не последовало. Девушкам оставалось только прислушиваться к происходящему на улице и надеяться, что все обойдется быстро и благополучно — без травматизма и вмешательства правоохранительных органов.

С минуту за окном ничего не менялось. А потом...

Остервенившийся было мат внезапно затерялся в звуках, странно напомнивших Наташе, как почти совсем уже человек Каменные Плечи вламывался со своими гребцами в кишащие немыми приозерные заросли.

Многоногое суетливое шарканье, тяжелые выдохи, отчетливый длинный треск, толиков взвизг, прозвеневший истошной и неподдельной жаждой крови: «Убью гниду!!!» И сразу — стремительно убегающий топот, и подрагивающий от напряжения голос Антона — неторопливый такой, ласковый:

— Повторяй, ублюдок, повторяй: сквернословить — грех, напиваться — тоже грех...

В ответ — плаксивое нечленораздельное бормотание: очевидно, не успевший удрать ублюдок повторял.

Победители вернулись быстро, но триумфа не удостоились, поскольку вернулись не все. Потери были огромны — ровно треть личного состава (а если в пересчете на живой вес, так и того больше). Стараясь не смотреть в тревожно-вопросительные галочкины глаза, Антон буркнул смущенно и виновато:

— Галя, там с Толиком приключилась неприятность... Пойдем, поможешь.

Галочка ойкнула и вылетела из комнаты, едва не сбив с ног зазевавшегося в дверях Виктора. Антон протиснулся следом, но почти сразу вернулся, мрачно заходил по комнате. Где-то за стеной протестующе завопил Толик, заворковал что-то ласковый, жалеющий голос Галочки...

Наташа испугано прошептала, вслушиваясь:

— Что случилось? Его очень побили, да?

Антон раздраженно махнул рукой:

— Лопух он, вот что случилось. Говорил же ему, остолопу: не умеешь — не лезь, нарвешься. Тоже мне, Брюс Ли выискался. Ну ничего, теперь надолго запомнит, как без понятия ногами махать. Лопнули промеж ног его роскошные брючки, от пояса до пояса лопнули. И теперь он сидит в спальне красный, как хрен с бураком, и боится высунуть на люди свой длинный нос.

Наташа прыснула, зажала ладошками рот, плечи ее затряслись от изо всех сил сдерживаемого смеха. Антон глянул на нее, на ухмыляющегося во весь рот Виктора и сказал осуждающе:

— Стыдно смеяться над человеческим горем. За штанишки, между прочим, Толик штуку выложил, это вам не хвост собачий.

Наташа мгновенно оборвала смех, оглянулась на Виктора:

— Может, рассказать ему? Ну, про Толю, про все-все — рассказать?

Виктор пожал плечами: «Как хочешь», и Наташа решилась.

Антон слушал хмуро, морщился, мотал головой. Когда выслушал все, сказал:

— Чушь какая-то... Хотя, конечно, непонятно, чего это он помалкивал, что был знаком с Глебом. Глупо было помалкивать. В любом случае глупо: он же знал, что ты знаешь. И с фирмовыми шмотками тоже хреново получается — с его зарплатой и за год на одни эти поганые брючки не скопить...

Он умолк, потому что в комнате появился Толик, со сконфуженным видом и в антоновых штанах.

— Легок на помине, — Антон прищурился. — А Галя где?

— Там, зашивает. Скоро придет. — Толик присел, стыдливо спрятал под стул торчащие из слишком коротких штанин ноги.

— Зашивает, говоришь? Ну, пусть, — Виктор небрежно присел на угол стола, прищурился на толикову макушку. — Невесту, значит, работой загрузимши, а сам сачка давишь? Нехорошо это, друг мой Толик, не позволим. Мы тебе тоже работу нашедши. Помнишь, как Лева Задов Рощину говорил? «Сейчас я буду тебя пытать, а ты мне будешь отвечать». Понял?

Нет, Толик явно ничего не понял — так растерянно заморгал он, снизу вверх вглядываясь в жесткий прищур Виктора. Антону эта игра в гляделки быстро наскучила, и он решил взять быка за рога:

— Давай, колись, археолог, где ты берешь бабки на фирму? Колись, говорю, в темпе, пока не пришла Галя!

Толик, наконец, понял, а поняв — окрысился:

— Это мое дело! Где хочу, там и беру, вот!

— Толик, ты нас прости, пожалуйста, но сказать тебе придется, — Виктор морщился, теребил усы. — Это не только твое дело, поверь, и это очень серьезное дело. Мы тебе все объясним, ты только ответь сначала.

Толик затравлено оглядел своих мучителей — упрямо набычившегося Антона, хмурого Виктора, сжавшуюся на своем стуле, дрожащую от напряжения Наташу... Понял: не отстанут; заговорил — тихо, отрывисто, воровато озираясь на дверь:

— Вы читали «Монстры не умирают»?

Все трое помотали головами: нет.

— А «Новые каннибалы»?

— Я у Глеба видела, — подала голос Наташа. — Но только прочитать не решилась. Там на обложке морды нарисованы, такие страшные-страшные.

— А «В полночь, под хохот сов»? Тоже не читали?

— Я читал, — Антон пренебрежительно хмыкнул, пояснил остальным: — Редчайший маразм. Он там нахамил какому-то занюханному колдуну, и за это его на кладбище живьем жрали вурдалаки — сто двадцать страниц жрали, красочно так, со всевозможными подробностями... Слушай, археолог, ты кончай нам мозги всякой мутью пудрить! Отвечай на вопрос, пока добром просят, нехорошего тебе, для разнообразия, в ухо!