Ирина Юрьева - Магия взгляда. Часть 2: Ливтрасир

Но лодки не было.

— Вряд ли ее кто-то взял. Вероятно, веревка сгнила, и она уплыла, — мимоходом отметил он. — Значит, придется вплавь, Фрейр!

Оказавшись у домика, Эрл ощутил, что он очень замерз. Вода в озере, только неделю назад проломившем холодный покров льда, совсем не успела согреться. Он снова подумал, как глупо повел себя, бросив отряд, но жалеть было поздно. Дав Фрейру овса, (мешок с кормом конь вез на себе, потому что найти пропитание ранней весной в лесу было непросто) Эрл толкнул дверь. Она подалась сразу.

В домике был полумрак, так как лишь один ставень был снят. Неожиданно взгляд задержался на ворохе ткани, небрежно брошенной в угол. Помятый наряд из атласа казался совсем неуместным на грязном полу. Впрочем, платье, похоже, уже ни на что не годилось, оно было рваным и грязным.

— Она здесь была! И недавно! — огнем полыхнуло в мозгу.

Осмотревшись, Эрл не сразу заметил лесянку. Закутавшись в старую ткань с головой, Руни просто спала. Было странным прожить уже больше трех дней в этом домике, не запасясь ни водой, ни едою, ни хворостом. Старые ведра у входа были пусты, а, взглянув на печь, Эрл сразу понял, что ее не топили. Приблизившись, он осторожно откинул толстую ткань.

Рука Руни, сжавшая край одеяла, лучилась каким-то сиреневым светом. Взглянув ей в лицо, Эрл увидел, что губы лесянки уже запеклись, а багровая тень окружила провалы сомкнутых глаз. Руни словно сжигал непонятный огонь.

— Ты уже опоздал…

Эрл не знал, сам ли он так подумал, услышал ли чей-то неведомый голос. И он не мог обратиться к лесянке, заставить очнуться, воззвать к ее Силе, способной прогнать болезнь. Будь сейчас лето, он мог бы использовать листья, цветы, корни разных растений, однако сейчас на полянах цвел лишь Самоцвет. Его нежные листики вряд ли могли притушить жар, сжигающий Руни. Возможно, в домике и были травы, но за прошедшее время они потеряли целебные свойства. Однако болезнь не могла за два дня подвести Руни к самой последней черте. Пока в теле огонь, есть надежда, что он одолеет недуг. Сбросив плащ на меху, Эрл укрыл им лесянку. (В Гальдоре считали, что шкуры животных способны прогнать болезнь.)

— Я ненадолго уйду, — шепнул Эрл, словно Руни могла его слышать, — но скоро вернусь.

Он хотел сделать то, что еще мог. Разжечь огонь в печке, достать воды…

— Ладно, пусть будет один Самоцвет, — думал он, обрывая цветки.

Когда черный котел закипел, он забросил в него лепестки. Разбирая на полке посуду, Эрл скоро наткнулся на узкий плетеный сачок. В детстве он, как и все остальные мальчишки, не раз ловил рыбу таким.

Поначалу, когда Эрл пытался заставить лесянку пить свежий отвар, Руни просто не разжимала губ, но потом все же ему подчинилась. За ночь он три раза готовил питье с Самоцветом, а утром отправился к озеру. Прежней сноровки в руках уже не было, но кое-что удалось поймать. Ножа в домике он не нашел, пришлось чистить кинжалом… Страдать и метаться в тоске, как положено в песне влюбленному, не было времени.

Вскоре жар Руни перешел в бред, она стала звать мать. Ей казалось, что Ронн рядом с ней. Приподнявшись и глядя в один из углов, Руни снова и снова обращалась к невидимой тени.

— Бред? Или она что-то видит? — подумал Эрл.

В этой избушке он тысячу раз проклинал свои страхи, которые стали причиной Защиты, лишившей его сверхспособностей.

— Ронн, если ты здесь, то сделай так, чтобы твоя дочь осталась жива! Мне неважно, что будет потом. Агенор или хижина, Лес или замок, решать ей, но пусть она вновь начнет жить, — повторял Эрл, как будто молитву, не слишком-то веря, что это поможет.

Жар спал на четвертый день. Глядя на взмокшие волосы Руни и лоб, покрытый испариной, Эрл понял: кризис прошел, и она будет жить.

— Бьерн! Дайте мне мою Бьерн! — прошептала Свельд.

Чувство покоя, сменившего муки стремительных родов, было настолько чудесным, что просто не верилось. “Боги со мной… Они снова хранят меня… — тихой волной прошла сладкая мысль. — И меня, и мою дочку…”

То, что одна из служанок, поднявшись наверх, обнаружила Свельд в коридоре и сразу же всех созвала, было первой удачей. Второй то, что бабка, поняв ее страх успокоила Свельд:

— Все нормально! В семь месяцев можно рожать, дочка выживет.

Эти слова помогли ей преодолеть ужас.

— Бьерн будет жить! — повторяла она про себя. — Я люблю ее!

Девочка вышла буквально на третьей потуге, не мучая мать.

— Да, если бы все так рожали! — довольно сказала повивальная бабка, подняв живой мокрый комочек за хрупкую ножку. — Сейчас мы ее искупаем, оденем, и снова дадим маме. И позовем к ней отца!

Свельд пока не могла приподняться, но видела, как две служанки внесли большой таз.

— Не из меди, из серебра… — шевельнулось в Свельд гордое чувство. — Для Бьерн все должно быть самым лучшим.

Внезапно испуганный возглас одной из невольниц прервал ее мысли:

— Бедняжка! Бедняжка Бьерн!

— Что с моей дочкой?! — воскликнула Свельд, попытавшись встать, но не смогла.

— Да она… Да она же слепая, у ней нету глаз!

— Помолчи! — прервала ее бабка. — Глаза как глаза, только с белою пленкой. У Рысей такое бывает. Про Эрла, когда он родился, вон тоже болтали, что он слепой…

— Так же, как и про Руни, — добавила Свельд. — Мне Мерона не раз говорила, что…

Неожиданно Свельд замолчала.

— Нет… Нет! Что угодно, но только не это! — почти закричал она, вдруг поняв, о чем речь. — Моя доченька просто слепая! Я буду любить ее, очень любить! Хоть она никогда не увидит свет…

— Как же! Увидит, и скоро, — сказала старушка, кладя сверток рядом со Свельд. — И не надо рыдать, все в порядке.

Но Свельд ее просто не слышала. Глядя на белую пленку, закрывшую взгляд Бьерн, она повторяла:

— За что?!

Когда Свельд наконец-то уснула, в слегка приоткрытую дверь проскользнула белая кошечка-рысь и прыжком взобралась на кровать. Осторожно обнюхав Бьерн, белый зверек прилег рядом. Никто не посмел прогнать кошку за дверь.

Гальдрамюнд, полыхавший над дверью, пропал, но огонь в печке был настоящим. Он весело прыгал, съедая тонкие веточки, словно волшебный зверек..

Очертания комнаты чуть расплывались, но чувство тепла нежной мягкой волной разливалось по телу, лаская его.

Шевельнув рукой, Руни погладила мех, укрывавший ее.

— Но откуда он взялся? — слегка удивилась она.

Очень скоро ладошка нащупала гладкий шелк. “Это не шкура, а плащ” — промелькнула мысль, но ни тревоги, ни страха в ней не было.

Взгляд Руни тихо скользнул вдоль стены, задержавшись на деревянном столе. Слабый запах ухи, доносившийся из котелка, почти сразу напомнил о том, что в последний раз Руни ела еще прошлым утром, когда и не думала, что уйдет в лес. (Она не знала, что провела в своем доме шесть дней.)