Илья Новак - Битва Деревьев

В окнах одной из мастерских огонь горел ярче, чем в других зданиях, оттуда доносились приглушенные голоса и стук. Вслед за гномом агач направился в ее сторону по каменной улице между каменными домами.

— Как можно мерить время? — спросил Септанта. — Что это значит?

— А как ты меряешь что-то шагами или локтями?

— Но… — Погоди, — мудрый старейшина остановился. — Видишь эту мастерскую, куда мы направляемся? Сколько до нее? Эльхант посмотрел на приоткрытые двери замыкающей улицу приземистой постройки и сказал:

— Три дюжины шагов.

— Твоих шагов. Моих — почти шесть дюжин. Значит, нам… тебе надо преодолеть три дюжины шагов, чтобы достигнуть мастерской, правильно?

— Да.

— Итак, три дюжины шагов — расстояние от нас до мастерской. В каждом твоем шаге уместятся… где-то три твоих стопы. Значит, девять дюжин стоп. Это длина линии, что начинается у твоих ног и заканчивается под той дверью. Хорошо. А теперь слушай… — переложив фонарь в другую руку, Джард стал равномерно щелкать пальцами. — Слышишь? Промежуток между каждым щелчком мы называем секундой. Секунды — наименьшие отрезки времени, как длина твоей стопы. Конечно, есть еще меньшие, но они не нужны нам. Мы придумали названия тех, что побольше: минуты и часы. Пробовали по-разному, прикидывали и так и сяк и наконец нашли наиболее удобный для нас счет. В одной минуте — шестьдесят секунд. В одном часе — шестьдесят минут.

— Шестьдесят? — повторил Септанта.

— Пять дюжин.

— А! Продолжай…

— Так вот, ты измерил расстояние от нас до мастерской. Я же могу измерить и время, которое нам необходимо, чтобы преодолеть это расстояние обычным шагом. Оно равняется… — гном пошевелил губами, приглядываясь. — Двадцать пять секунд. Пусть будет две дюжины, чтобы было понятнее тебе. Две дюжины стоп времени идти нам до мастерской. Проверим?

— Я буду считать шаги, — ответил Эльхант. — Ты считай свои секунды.

Они не спеша направились по улице, при этом гном не прекращал щелкать. Из двери лился свет и голоса карликов, перемежаемые стуком. Остановившись перед нею, агач сказал:

— Три дюжины и еще два.

— А у меня тридцать, — ответил гном. — Три дюжины без полудюжины. Понял?

Септанта толкнул дверь, низко нагнувшись, заглянул в помещение — потолок был прямо над головой, но выпрямиться во весь рост он мог. Бородатые лица повернулось к нему, стук молотков смолк.

— Я понял смысл, — сказал Эльхант. — Но я не вижу нужды а этом.

— Зачем? Для чего считать время?

Подвернув под себя плащ, он сел у стены, разглядывая повозку. Вроде той, что стояла в начале подземного тракта, хотя с виду и более сложная, с большим количеством чернокаменных и железных деталей, с укрепленными бортами. Навес в задней части отсутствовал, там стоял большой котел, в нем сидел карлик и стучал молотком. Двое других прилаживали переднее левое колесо на железную ось. Мудрый старейшина Джард, некоторое время назад удалившийся к противоположному концу мастерской, вернулся с кувшином, чашками и каким-то странным предметом в руках.

Помещение озаряли фонари под потолком да горящий на каменной плите огонь. Вдоль одной из стен тянулся стеллаж, на прибитых к нему крюках висели разные инструменты, на полках лежали молотки и зубила. Здесь было несколько гномов, трое копошились вокруг повозки, один что-то резал на приземистом столе в углу, другой ему помогал. Из-за деревянной перегородки у дальней стены доносилось звяканье.

— Гляди, — старейшина уселся на низкий табурет рядом с Эльхантом, поставил чаши и наполнил их. — Что это, по-твоему, такое?

Септанта взял предмет из того же материала, что и сосуд в фонаре, но с более тонкими и прозрачными стенками. Сверху и снизу его накрывали два деревянных кругляша, соединенные парой стержней. Стекло, как гном назвал этот материал, по форме напоминало… Агач решил, что более всего это похоже на женскую фигуру, изгиб от груди к очень тонкой талии и ниже — бедра. Вот только здесь и сверху и снизу были бедра, причем одинаковые, круглые со всех сторон.

Внутри струился ярко-желтый песок. Когда Эльхант перевернул предмет вертикально, большая часть крупинок оказалась в верхней половине сосуда, и по узкой прорехе в «талии» они стали ссыпаться вниз. Септанта вновь перевернул — та незначительная часть песка, что успела проникнуть в нижнюю половину, ставшую теперь верхней, посыпалась обратно, — поставил предмет на пол и сказал:

— Я не уверен, но думаю, что это сделано для измерения времени.

— Да. Времерка, вот как мы это называем. Времерка, чтобы мерить часы, минуты и секунды. Или отсчитывать. Взвешивать. Как угодно. Когда песок из одной колбы целиком пересыпается в другую, мы знаем, что прошло десять минут. Есть и другие времерки, разных размеров, которые показывают разные промежутки времени. А еще умелый мастер Гаджи пытается создать времерку, работающую по иному принципу, такую, чтобы считала числами.

— Но для чего?

— Так удобнее жить. Как бы объяснить… там, наверху, вы ведь часто воюете? Наши разведчики знают про вас, хотя и немного. Они никогда не попадались вам на глаза, потому вы не знаете о них. Они докладывали мне: вы воюете. Если какой-нибудь военачальник скажет своему отряду: собраться там-то вскоре. «Вскоре». Кто-то опоздает, кто-то придет раньше… А так он мог бы сказать: мы соберемся через такое-то время.

— Что же, каждому носить с собой времерку?

— Если постоянно пользоваться этим, то начинаешь определять время в своей голове без этого предмета. Не точно, но так все равно лучше. А теперь Гаджи надумал измерить длину дня и ночи, поделить время суток на равные отрезки, допустим, часы… впрочем, эта идея еще не готова к воплощению. Пока что он разделил год на четыре части, в каждой — три более коротких. Назвал их месяцами — получилась любимая тобою дюжина. Еще есть недели, они складываются из семи дней, вернее суток, состоящих из дня и ночи. В сутках по двадцать четыре часа. По две дюжины.

— Слишком сложно. Хотя я понял тебя, гном. Но все равно не убежден. Ведь время… оно течет неодинаково. Время — не линия между моими ногами и мастерской или между чем-то еще. Расстояние лежит, а время… — от непривычности тех мыслей, что возникали в голове, Эльхант ощутил себя неуютно и странно. — Оно, как река. Оно течет, но не лежит. Как мерить течение? Бегущую воду? И, главное, оно течет по-разному. Будто река у истоков и в устье, там, где начинаются пороги, или там, где она разливается… Нахмурившись, гном произнес:

— Что ты хочешь сказать? Теперь не понимаю я.

— Когда дерешься или бежишь от кого-то, или кого-то преследуешь — время летит. Очень быстро. Когда сидишь у порога своего дома и смотришь на луг, когда тебе нечем заняться, когда скучно — оно ползет. Его… я не знаю, как сказать. Расстояние времени между чем-то, что случилось, и тем, что еще должно случиться, — всегда разное. Твои секунды, гном, могут то сменяться медленно, — подняв руку, Эльхант защелкал пальцами, — то мчаться, сбивая друг друга… — звук, с которым средний палец соскальзывал с большого, стал чаще.