Стивен Дональдсон - Первое Дерево

Линден выпила все до последней капли, чтобы набраться как можно больше сил перед сражением со смертью, и пошла к кубрику.

Она попала в полосу света фонарей, расставленных на крыше так, чтобы Великаны и харучаи могли наблюдать за Ковенантом с безопасного расстояния. В их желтом теплом свете ночь утрачивала свою мистическую мрачность. Но они освещали также и опаленный такелаж. На всем освещенном пространстве не осталось ни следа от недавнего боя: трупы крыс сгорели дотла во время выбросов пламени, а длинные шрамы на граните, оставленные дикой магией, радиально расходились от Ковенанта как свидетельства того, что именно его ярость была их причиной.

Его вид был ужасен: все тело представляло собой сплошную рану, словно его били дубинками. Глаза были широко открыты, но Линден не увидела в них и проблеска разума. Губы были искусаны в кровь. Лоб покрывали крупные капли пота. Даже борода, обычно придававшая ему столь внушительный пророческий вид, сейчас выглядела фиговым листком для его проказы. А правая рука…

Черная, чудовищно раздутая, она судорожно сгибалась и разгибалась. На безымянном пальце тускло светилось белое золото обручального кольца, со слепой жестокостью впившегося в беззащитную плоть. Рукав рубашки до самого плеча превратился в клочья. К тому же у Ковенанта явно был жар, словно кости служили топливом для яда, полыхавшего в крови.

Линден чувствовала его лихорадку, но ближе пока не подходила, оставаясь на самом краю освещенного фонарями пространства. Ковенант уже был бы мертв, если бы не сумел с помощью кольца ослабить действие отравы. Только это еще удерживало в нем жизнь.

Хотя Линден все еще нетвердо держалась на ногах, она жестом попросила Кайла отойти. Тот заколебался, но Бринн резко позвал его, и верному харучаю пришлось подчиниться. Великаны застыли, затаив дыхание. Линден осталась одна на границе круга света, очерчивавшего зону самой большой опасности.

Она не отрываясь смотрела на Ковенанта. Борозды на граните убедительно доказывали, что она не сможет даже приблизиться к нему, не говоря уж о том, чтобы дотронуться. Но это ничего не значило. Никаким возложением рук его не исцелить. Ей было необходимо коснуться его души. Победить его и удержать от самообороны так долго, чтобы ему успели влить в рот хотя бы несколько капель «глотка алмазов». Одержать его.

Хотя бы это, если не получится забрать у него силу. Если она сдюжит. Линден чувствовала, что это выполнимо. Но Ковенант обладал огромной мощью и был в состоянии бесконтрольной ярости, а она так и не успела подготовить себя к мысли, что ей придется сражаться с ним за власть над кольцом. Если она допустит хоть малейшую ошибку, он может убить ее в пылу сражения. Но если она его одолеет…

Она решила все же сосредоточиться на его сознании — это казалось ей меньшим злом.

Дрожа и борясь с дурнотой, она заставила себя сделать шаг в круг света. Два шага. Три. И остановилась. Опустившись на камень, она села и обняла руками колени. Дыхание перехватило. Остатки здравого смысла молили о пощаде или бегстве.

Но Линден больше не колебалась: она приняла решение. Приказав себе забыть о морали, о страхе перед Злом и одержанием, овозможности ошибки, она сосредоточилась на том, чтобы проникнуть в него.

Линден решила начать с ног, надеясь, что таким путем ей удастся прокрасться мимо его защиты. Но первая же попытка обратила ее в бегство. Она растерялась и взмокла от страха, когда в пробитую ею брешь волной хлынуло его безумие и вцепилось в нее, как упырь.

Но потом к ней вернулось упрямство и сделало ее самой собой. Она посвятила врачеванию всю жизнь. И если она не может использовать скальпель и лекарства, то будет лечить тем, что оказалось под рукой. Прикрыв глаза, она сосредоточилась на том, чтобы заблокировать отвлекавшую ее боль, и медленно просочилась сквозь его ноги прямо к сердцу.

Жар, сжигавший Ковенанта, начал распространяться по ее телу, по мере того как она продвигалась по нему все глубже и глубже. Сердце колотилось в ее груди; тело медленно деревенело; пальцы ног заледенели, и по ногам вверх поползла судорога, пронзающая икры раскаленным железом. Линден уже начала впитывать отравлявший Ковенанта яд. Мрак застил ей глаза. Сила. Она жаждала силы. Ее легкие ходили ходуном, перекрытые спазмом Ковенанта. Она чувствовала, как в ее собственной груди расползается порча, пожиравшая его сердце, как ее мускулы слабеют и становятся дряблыми. Снова вернулась мигрень.

Он был руиной, а его болезнь и муки стали разрушать и ее, Линден. Она с трудом сдерживала рвущийся из подсознания панический страх и жгучее желание бросить эту безумную схватку с роком, но упорно продолжала ползти вперед, пропитываясь ядом в поисках щелки в его сознании.

Внезапно он снова забился в конвульсиях, и Линден мгновенно швырнуло на палубу. Сквозь хаос его безумия она ощутила, как в нем опять нарастает шквал силы. Сейчас она была открыта, и любой выброс прокатится по ней, как ураган, сметет и уничтожит ее.

Отчаяние толкнуло Линден на решительные меры: уже не таясь, она ворвалась в его голову, пытаясь пробиться в мозг.

На мгновение ее пронзила жесточайшая боль — больной сопротивлялся вторжению. В ее сознании вихрем закружились образы: уничтожение Посоха Закона; истекающие кровью люди, которых как скот гонят к жертвенному костру; изнасилованная Лена; незнакомый мужчина с огромной раной на груди; перерезанные запястья. И сила — белый огонь, сметающий Верных, обращающий Сантонина и силу камня в прах, собирающий смертельную жатву среди Всадников.

Сила. Линден не могла овладеть Ковенантом. Он размел все ее попытки, как сухие осенние листья. В своем безумии он принял ее за Опустошителя.

Она пыталась дозваться его, но сила кольца не подпускала ее.

Перед ее глазами, словно в ночном кошмаре, роились образы: человеческие толпы, покорно бредущие к жертвеннику, как скот; вина и безумие; белая магия, почерневшая от яда. Все тело горело от силы его ответного удара. Если бы Линден могла, она закричала бы от боли, но горло было перехвачено спазмом и ей больше не подчинялось.

Однако постепенно сила Ковенанта стала ослабевать, пока не осталась только в ее сознании, и темнота вокруг начала рассеиваться. Линден обнаружила, что полулежит на палубе, поддерживаемая Кайлом. Затем она, как сквозь туман, увидела склонившихся над ней Первую, капитана и Красавчика. В свете фонарей на их лицах читались беспокойство и огорчение.

Когда они заметили, что Линден пришла в сознание, Хоннинскрю вздохнул с облегчением.

— Шторм и камень! — нервно рассмеялся Красавчик. — Во имя силы, что осталась, Избранная! Ну ты и смелая! Последний выброс стоил якорь-мастеру двойного перелома.