Елизавета Дворецкая - Огненный волк

— А вся толпа где же? — переговаривались вели-шинцы на стене. — Видать, в лесу затаились.

— Но там никого нет! — удивленно воскликнул Огнеяр, принюхавшись к ветру. — В лесу нет людей.

— Ты уверен? — Скородум тоже удивился.

— Ветер мне в лицо от леса. На несколько верст нет больше ни одной вонючки.

Кархас и кудесник тем временем направились к воротам. Скородум вышел вперед.

— Эй, где вожак? — закричал Кархас, и все удивились, что сегодня он обошелся без толмача. — Мы хотим говорлить!

— Я здесь! — отозвался Скородум. — Я хотел бы, дети мои, чтобы сегодня вы были поумнее вчерашнего.

— Где тот, кто вчера был твой сын? — закричал ему кудесник. — Он нужен нам.

— Вот он я! — Огнеяр поднял руку, чтобы его было легче заметить снизу. Он сразу подумал, что это гости опять к нему. — Признали?

— Да, мы признали! — ответил Кархас, и оба личивина разом поклонились. По заборолу пробежал удивленный гул: никто никогда не видел, чтобы личивины кланялись.

— Мы признали, кто ты есть такой! — закричал кудесник. — Вчера ты открыл нам твое лицо. Ты — великий священный волк Метса-Пала. Ты пришел снова для радости твоих детей. Мы — твои дети, а ты — наш великий отец. Весь народ метсане рады, что ты пришел снова. Будь наш вожак, как был в старые годы. Народ метсане поклоняется тебе! Мы привели тебе коня!

Личивинские воины вывели вперед коня, покрытого волчьей шкурой.

— Прими его и прими твой народ! — закричал Кархас. — Води нас в битву и на охоту!

Гул на стене стих; все ждали ответа Огнеяра. А он молчал в изумлении. Вот его и нашел княжеский стол, нашел там, где он вовсе не искал. Его зовут быть . князем личивинов! Живой прежний князь по доброй воле уступает ему свое место! На миг Огнеяру показалось, что племя Волков и правда больше подходит для него, чем дебричи-говорлины. Но остаться жить в глухих лесах? А мать? Перевезти ее сюда? И оставить Чуробор Неизмиру со Светелом?

Все эти мысли стрелой пролетели в голове Огнеяра. И, глядя на священного коня и священное копье личивинского князя, которое ему протягивали, он со всей остротой и ясностью осознал, что должен получить чуроборский стол своего деда и прадеда. Долгие последние месяцы это убеждение зрело в нем и теперь вспыхнуло, как молния, освещающая пространство на много верст вокруг. Его место — в Чуроборе. И его дорога — туда, даже если путь к дедовскому столу прегражден священной рогатиной по имени Оборотнева Смерть. Это его путь, его благо и его зло, которого ни у кого не отнять и никому не передать. Быть князем трудно, но если он родился наследником чуроборских Славояричей, от этого наследства ему так же не уйти, как не выскочить из этой шкуры с волчьей шерстью на спине.

— Я рад, что дети лесов признали меня! — медленно и важно ответил он личивинам. Он сам не знал, откуда у него берутся эти слова и этот голос, где-то в дальнем уголке его глубокой и темной натуры проснулся, может быть, сам первый волк-прародитель. — Но мой путь по земле еще не кончен. Меня ждут долгие дороги, прежде чем я смогу войти в круг моих детей. Ждите меня. Я еще вернусь к вам. Я показался вам вчера для того, чтобы вы знали о моем новом рождении. Но время еще не пришло. Я благословляю вашу охоту, звери сами будут бежать на ваши копья. Ждите меня. Я еще приду к вам. А пока возвращайтесь в свои земли. И расскажите всем — великий Метса-Пала вернулся!

— Мы будем ждать! — закричал кудесник. — Твой конь и копье будут ждать.

— Пусть храбрый Кархас носит мое копье и ездит на моем коне! — позволил Огнеяр с истинно княжеским величием. — Он достоин их, пока я не приду за ними сам.

— Нет равного тебе, великий Метса-Пала! — радостно завопил Кархас. Теперь пусть кто-нибудь попробует отобрать у него копье вожака — ведь его дал ему сам священный волк-прародитель!

Огнеяр милостиво распрощался с личивинами, и они скрылись в лесу. А их новоявленный князь и священный прародитель сел прямо на пол на забороле и вытер рукавом мокрый лоб. Ясное осознание собственной судьбы, пришедшее ему в эти мгновения, потрясло и утомило его почти так же, как самое первое превращение четырнадцать лет назад.

Скородум участливо присел на корточки рядом с ним, потрясенные всем увиденным кмети и велишинцы толпились вокруг, но было тихо.

— Что это я им наговорил? — удивленно спросил Огнеяр у Скородума. Он выглядел как человек, неожиданно проснувшийся от яркого небывалого сна.

— Ты все правильно говорил, мальчик мой! — Скородум взял его за плечо и по-отечески пожал. — Мне было бы больно, если бы ты променял стол твоего деда на их лесные владения. Но было бы глупо отказаться от чести, раз уж им хочется видеть в тебе священного волка.

— Значит, я правда должен идти в Чуробор? — Огнеяр посмотрел в лицо Скородуму, угадавшему его мысли.

— Правда! — убежденно ответил старый князь. — Я все понимаю, мой мальчик. Я знаю Неизмира. Просто так он тебе ничего не отдаст. Но ты возьмешь то, что тебе принадлежит по праву. Ты сможешь. Я достаточно узнал тебя за эти дни.

— Но меня… — Огнеяр хотел сказать про Оборотневу Смерть, но отвел глаза. — Меня там не считают человеком. Все меня боятся. Меня зовут волком.

— Докажи им, что ты еще и человек. Ведь это так и есть.

Огнеяр с вопросом и надеждой заглянул ему в глаза. Скородум закивал, глядя на него с печалью и отеческой любовью.

— Спасибо тебе, — устало сказал Огнеяр. — Я сам иногда не знаю, кто я такой. Трудно жить на грани миров. Быть волком с волками и человеком с людьми. Особенно когда люди видят во мне волка, а волки — человека. В Чуроборе меня зовут волчьим выродком, а у волков — двуногим… — Огнеяр не договорил, из горла его вырвался короткий хриплый рык, и Скородум догадался, что на языке волков это какое-то грубое ругательство.

— Тебе трудно, — печально согласился Скородум. — Но ты помни: без тебя эти миры никогда бы не встретились. Возьми из каждого ту силу, которую он может тебе дать. И тогда ты будешь не человеком и не волком, а будешь самим собой.

Огнеяр ничего ему не ответил, задумчиво покусывая нижнюю губу блестящим волчьим клыком. Иной раз быть самим собой — самое трудное дело.

Огнеяр оставался в Велишине еще пять дней — отправляться в путь за княжеским престолом в дни безвременья между старым и новым годом было бы безумием. Но едва первый день месяца просинца [88] просинец— месяц январь положил начало новому годовому кругу и обновленный лик Светлого Хорса зажег блеском снега, Огнеяр со своей Стаей покинул Велишин.

Своим появлением в Хортине он весьма огорчил боярина Тучу, который уже начал мечтать о том, что Дивий со Стаей сгинул в личивинских лесах и никогда не вернется. Его рассказ о знакомстве с князем смолятичей боярина тоже не порадовал: теперь Скородум знает, кто наследник Гордеслава на самом деле, и случайная гибель Дивия, если это вдруг произойдет, не останется незамеченной. Может, глиногорский князь и не станет открыто вмешиваться в дела соседей, но пойдут разговоры… А Туча знал, что разговоров князь Неизмир боится не меньше, чем открытой вражды.