Кейт Эллиот - Дитя пламени

Внезапно он обернулся, будто почувствовал ее дыхание, доносящееся с хоров, но он лишь вглядывался в куполообразную перегородку, отделяющую его от небес. Его губы двигались. Он произнес слово, будто это был неуловимый вздох, а не имя.

— Лиат.

Что-то пугающее было в том, как он произнес его, словно отдернул занавесь лишь на одно мгновение, заметив то, что лучше было бы не видеть. Он вновь склонил голову, теперь она точно знала — он молится, страстно, отчаянно.

Пыл, с которым он крепко сжимал руки; тоска, сквозящая в каждом повороте его широких плеч; сила, наполняющая все его тело, — вот этот огонь, что притягивал ее. Подобно галла, которых она могла позвать в трудную минуту, привлекая их свежей кровью, она упивалась его страданиями, если он действительно страдал. Она убила в себе все сильные эмоции, поскольку они мешали ей, но никогда не теряла к ним вкус, даже если прочувствовала их с чьей-то помощью.

Бедное дитя. Как печально, что блеск его запятнан слабостью, одержимостью тем, чем он не мог обладать.

А все же, почему нет? Лиат не раз говорила с одобрением о страсти Хью к знаниям. Между ними осталась связь, сама девушка неохотно подтвердила это, вернувшись в Верну. В каком-то смысле Хью обладал ею, поскольку она никогда не смогла бы простить или забыть его. Глубоко в сердце Лиат, возможно, признавала, что Хью был для нее лучшей партией, чем принц Санглант.

Раздались звуки шагов. Пресвитер, одетый просто, но богато в рясу и длинный алый плащ, прошел вперед и встал в тени за спиной Хью. Он сотворил круг на груди, знак уважения святому алтарю и золотому кубку, возвышающемуся на нем. Когда Хью отошел назад и повернулся к нему, мужчина низко поклонился с особым почтением, прежде чем заговорил тихим голосом, что соответствовало окружающей их обстановке:

— Ваша честь, Святая Матерь проснулась и просит вас к себе. Вы знаете, как благотворно влияет на нее ваше присутствие.

— Благодарю вас, брат Исмундус. Вы так добры, что пожертвовали своим сном в эту ночь.

— Не говорите так! Я должен молить Господа о ее исцелении, как это делаете вы, но… но у меня нет вашей силы.

Хью слегка вздрогнул, повернул голову и посмотрел на столп без изображений, его мраморная поверхность олицетворяла собой святую чистоту блаженного Дайсана. Не было необходимости высекать изображение того, кто поднялся на облаке во славе Господа и был послан сразу в Покои Света.

— Это не сила, а грех. — Знал ли он, насколько отчетливо были видны черты его лица в свете лампы? — Прошу вас, брат Исмундус, не наделяйте меня добродетелями, которых у меня нет. Я сейчас же подойду. Только закончу псалом.

— Конечно, ваша честь. — Исмундус вновь поклонился и покинул часовню. Конечно, старый человек не должен был так чтить другого пресвитера. Он тридцать лет пребывал во дворце скопос и стал служителем в святой опочивальне. Поистине, при обычном положении вещей молодой пресвитер, такой как Хью, должен был бы кланяться ему, а не наоборот.

Но в эти дни, насколько она поняла, ничто больше не следовало установленному порядку. В последние годы мир погряз в грехе и неповиновении. Если бы все, чему ее учили, было правдой, вскоре мир должна была бы постигнуть катастрофа от руки Господа или колдовства Аои.

В подступающем хаосе должен был появиться сильный лидер.

Возможно, она ошибалась, полагая, что Лиат или Санглант могли повести за собой людей. Кроме Сангланта было много людей, обладающих огромной властью и более утонченным честолюбием.

— Я думаю о том, где ты, — внезапно сказал Хью, обращаясь в благоговейную тишину часовни. Пламя заколыхалось, она вздрогнула, пытаясь понять, с помощью какого волшебства он узнал, что она здесь, в сгустившемся мраке на хорах, следит за ним. — Я знаю, что ты делаешь, мое сокровище. Я вижу тебя, с помощью пылающего камня я могу открыть проход в миры, где ты путешествуешь, и я клянусь тебе, Лиат, я последую за тобой.

Он склонил голову и начал петь:

Некоторое время он сидел в тишине. Затрепетало пламя светильника, быть может, ангел спустился с небес, привлеченный его сладостным голосом? Но если он чего-то и ждал, то этого не произошло. Он поднялся на ноги. Закрыв собой Книгу Тайн, он перевязал ее красной лентой, спрятал в рукав рясы и направился к выходу, прошел под арочным сводом и скрылся за дверями. Светильник продолжал гореть. Было так тихо, что она слышала потрескивание фитиля.

Антония медлила, оставаясь в тени на хорах, окружающих святое место в часовне. Не было необходимости рисковать и уходить отсюда сразу после того, как вышел Хью. В любом случае ей нравилось находиться в часовне святой Теклы. Император Тейлефер построил королевскую часовню в Отуне точно так же, как это святилище: с восьмью сторонами, сводчатыми дверями и куполообразной крышей. Хериберт говорил, что часовня святой Теклы во многом превосходит свою копию в Отуне, но королевская часовня в Отуне своим великолепием вселяла благоговейный страх и преклонение в набожных прихожанах.

Лиат была правнучкой Тейлефера, наследницей его славы и власти на земле. Так же как она, когда-то известная как епископ Антония, а теперь просто сестра Вения, поняла, насколько тонка грань в игре с властью во дворце скопоса, словно долгая и беспощадная зима, лишь на несколько коротких недель переходящая в неуверенную раннюю весну. Святая Матерь Клементия умирала. Вскоре ее душа покинет тело и, пройдя через семь сфер, поднимется в Покои Света. А на Земле на ее место выберут какую-нибудь женщину знатного происхождения, надлежащего положения и сана.

— Наши сердца не изменят святой вере, — пробормотала она, — мы будем продолжать идти по твоей тропе.

Лиат задремала в уютных объятиях Соморхас, словно погрузилась в ванну с теплой водой, усыпанную лепестками роз. Ей было так спокойно и хорошо, что не хотелось двигаться, даже открывать глаза. Ничто не причиняло беспокойства; она не испытывала никакого неудобства. Не было причины спешить вперед. Так много времени она провела в пути, что, казалось, просто жестоко не отдохнуть здесь немного.

Вдалеке послышалось тихое пение, звуковое сопровождение гармоничной музыки сфер. Казалось, здесь можно остаться навсегда, купаться в прекрасных звуках музыки, плавной, мелодичной и бесконечной.

Ветерок обдувал ее шею. От прикосновения, нежного, словно лебединое перышко, защекотало губы. Прохладный воздух просочился ей в горло, будто дыхание ветра проникло в ее тело.