Кэтрин Фишер - Архон

Ретия покосилась на двух других девушек и вполголоса спросила:

— Так чего же хотят купцы?

— Организовать в горах добычу серебра.

— Хорошо. Держу пари, Гласительница с радостью ухватилась за эту мысль.

Мирани проглотила дольку апельсина.

— Нет. Она их прогнала.

Рослая девушка бросила на нее удивленный взгляд.

— Почему?

— Ума не приложу. Разве что…

— Разве что Аргелин хочет сам добывать серебро. И все-таки странно. Почему бы не сделать всю черную работу руками Людей Жемчуга? Дать им рабов, верблюдов, корабли, а потом снимать сливки и получать прибыль? И никакого риска.

Ретия была умна и исполнена высокомерной уверенности в себе. Рядом с ней Мирани всегда чувствовала себя маленькой, невзрачной; она к этому привыкла и страдала уже не так остро, как вначале, но все-таки переживала. Она ощущала, что после всего случившегося Ретия, не признаваясь в том, стала питать к ней толику уважения, но по-настоящему они так и не сдружились. По крайней мере не сдружились так, как она дружила когда-то с Криссой.

Мирани взяла кусок хлеба. Ретия тотчас же поманила служанку.

— Попробуй это для Носительницы.

— Нет нужды, — слабо возразила Мирани.

— Не говори глупостей. Дай ей попробовать.

Небольшая булочка была свежей и мягкой. Люто ненавидя себя, Мирани протянула ее служанке — худой высохшей старушке по имени Камли, наверное, рабыне Ретии. Служанка спокойно взяла хлеб сильными мозолистыми руками, отломила кусочек и прожевала. Мирани встретилась с ней взглядом и, вспыхнув, опустила глаза.

— Не опасно, госпожа, — тихо промолвила рабыня и протянула булочку. Мирани, совершенно раздавленная, взяла ее и шепнула:

— Спасибо.

Она знала — угроза не выдумана. Гермия поклялась расправиться с ней, и, хотя по закону Девятеро были неприкосновенны, всё же нельзя было исключить опасность тайно подсыпанного яда. В последние месяцы, особенно поначалу, после возвращения, Мирани вообще едва осмеливалась принимать пищу, ела только фрукты — в них трудно подложить отраву. Она похудела. Орфет отпустил по этому поводу несколько горьких шуток, и даже Архон оторвал взгляд от любимой обезьянки и сказал: «Мирани, что-то ты стала бледной».

Но сейчас пришлось поставить под угрозу жизнь постороннего человека. От этого у Мирани стало тяжело на душе. Она медленно съела булочку, все-таки побаиваясь. Вкус у хлеба был землистый. Ну почему всё осталось по-прежнему?! Ничего не изменилось! Да, Алексос стал Архоном, но над самой Мирани нависла угроза, более реальная, чем раньше, а Орфет… Где же Орфет?

Она торопливо встала.

— Пойду во Дворец.

Ретия надрезала абрикос.

— Возьми носилки. И телохранителей. — Потом небрежно добавила: — Знаешь, мы всегда можем обратить его гнев нам на пользу.

— Чей гнев?

— Принца Джамиля. — Ретия мимолетным жестом отослала рабыню, отбросила абрикос, встала и повлекла Мирани в прохладную белую комнату, выходившую на море. Там она пинком закрыла дверь и обернулась к Мирани. В ее голосе зазвучала неожиданная решительность: — Неужели не понимаешь? Мы можем объяснить ему, что Оракулом заправляют люди с нечистыми руками. Ты скажешь ему, о чем на самом деле говорит Бог — о том, что Гермия и Аргелин вступили в сговор.

— Я не… — в страхе начала Мирани, но Ретия не слушала ее.

— Наша главная трудность в том, что за нами не стоят никакие силы! У Аргелина есть войска, и он волен делать что хочет. И в нашей стране нет ни одного вождя, способного ему противостоять. А Император нынче могуществен. У него громадная армия — конница, тяжелая пехота, слоны! Только подумай, Мирани! Они сумеют уничтожить Аргелина, и тогда Гермия лишится поддержки. Мы сможем сбросить ее. И назначить новую Гласительницу. Настоящую!

Мирани встала спиной к окну и сказала:

— Тебя, наверное?

— Да, меня! А почему бы и нет?

Мирани покачала головой. Слова подруги не укладывались у нее в голове.

— Ты же вызовешь войну! Нарочно…

— Надо избавиться от Аргелина. Не распускай нюни, Мирани. Я уверена, большой крови не будет. Хватит и угроз.

— Откуда ты знаешь? Погибнут люди!

Ретия пожала плечами.

— Рабы. Солдаты. Мелкая сошка.

За окном в синем небе, будто предвещая беду, пронзительно закричала чайка. Мирани сцепила пальцы в замок, чтобы руки не дрожали от гнева. Ей было очень, очень страшно.

— Неужели ты и вправду веришь в это?

Ретия стремительно расхаживала по комнате, взметая подолом черного платья вихри песчаной пыли. Ее снедали торжество и азарт. Она впилась в Мирани пылающим взглядом.

— Конечно, верю. Иногда приходится жертвовать кем-то. Моя бабушка в молодости тоже была жрицей. Мирани, я тебе этого не рассказывала? Во времена Архона Хореба. У нее была соперница — девушка по имени Аланта, из хорошей семьи и с того же острова. Только одна из них могла прийти в Храм, и они дрались за это право.

— Дрались?

— С копьями и щитами.

— Насмерть?

— Конечно, насмерть! — Ретия нетерпеливо встряхнула головой. — Порой приходится брать свою судьбу в собственные руки, Мирани! Боги испытывают нас, и если мы не выдерживаем испытания, то погибаем. По крайней мере, наше дело — благое. Ты знаешь это лучше остальных. И знаешь, что нельзя оставить всё как есть. Мы либо сами позаботимся о себе, либо рано или поздно умрем от яда. Если ради Оракула придется разжечь войну, я на это готова. Я не боюсь.

Мирани оглянулась на море. Его глубокая голубизна казалась надежной, манящей; девушку охватило внезапное желание нырнуть туда и плыть, плыть всё равно куда, лишь бы подальше отсюда. Но она заставила себя вернуться к делу.

— Послушай, — сказала она голосом тихим, но твердым. — Мы ничего не скажем Людям Жемчуга…

— Это полная…

— Слушай меня! — Мирани, разъярившись, встала лицом к лицу с рослой подругой. — Войны не будет, не будет никаких битв и потопленных кораблей, слышишь? Бог этого не хочет.

— Это он сам тебе сказал? — ядовито осведомилась Ретия.

— Да, сказал! Добиться того же самого можно другими путями, не такими страшными…

— Мы не можем сидеть сложа руки и дожидаться, пока Бог сделает хоть один шаг! Надо действовать самим. Боги творят поступки нашими руками!

Мирани бросила на нее внимательный взгляд.

— Не всегда.

— Что?

— Вспомни, как выбирали Архона. Как по-твоему, Ретия, кто его выбрал? Не ты, потому что тебя я видела у дверей Дома, и не Гермия — вы ее опоили дурманом и оставили здесь. Так на ком же была маска Гласительницы? Кем была та высокая царственная женщина в платье из дождевых капель? Я думаю, ты это знаешь не хуже меня.

Ретия молчала. Они никогда не говорили о том, что произошло той ночью; язык не поворачивался признать вслух, что к ним для избрания Архона снизошла из своих таинственных садов сама Царица Дождя. При упоминании об этом Ретия, похоже, подрастеряла свой пыл. Она подошла к резному креслу, изображавшему птицу с раскинутыми крыльями, и села в него, не глядя на Мирани. Помолчав немного, она сказала: