Виктор Ночкин - Тварь из бездны

Ральк спрятал найденную монету в карман, вытянул ноги и прикрыл глаза. Те, кому довелось оказаться в этом здании нынешней ночью, пришли, как будто, к трогательному согласию. Здесь не было противников, здесь не было вражды и противостояния — все сообща выполняли одно и то же дело. Сержант Эгильт и его люди спустились в зал и тоже расположились за столиками, сдвинув игорные принадлежности… Нирс угомонился. Теперь тишину нарушали лишь шаги капитана с хозяином.

Наконец офицер остановился и громко промолвил:

— Да, мастер, думаю, мы поступим именно так. Закон — прежде всего!

— Разумеется, — согласился толстяк, — вы совершенно правы.

— В таком случае, вы пройдете со мной, и мы немедля составим необходимые бумаги… Думаю, нет смысла вам возвращаться домой, ибо теперь уже недолго до утра. — Обернувшись к скучающим под лестницей горожанам, капитан объявил. — Мастера, вы все можете быть свободны и расходиться по своим надобностям. Поскольку все вы оказались застигнуты за игрой в незарегистрированном заведении, на каждого будет наложен штраф… размер которого уточнит завтра назначенный Советом судья. Ежели кто-то из занесенных в наш список желает оспорить справедливость такого решения, протест следует подать в течение десяти дней, считая и сегодняшний. Доброй ночи… вернее, доброго утра, почтенные!

Освобожденные горожане потянулись к выходу. Прежде Ральк, скорее всего, удивился бы тому, что их отпускают так просто, но теперь, прослужив достаточно в вернской страже, он знал, что в этом благословенном городе именно так всегда и бывает. Граждане доверяют страже, стража верит на слово гражданам — даже тем, кому случилось быть задержанным за незаконным промыслом. Кстати, девицам тоже было позволено уйти — должно быть, это входило в условия соглашения, заключенного с капитаном стражи. Доказать причастность дам к иному, нежели игра, незаконному промыслу было возможно, но хлопотно. Потому девушек приравняли к их клиентам и внесли в общий список.

За распахнувшейся дверью уже серели сумерки, до рассвета оставалось часа два, не больше. Когда музыканты, «белошвейки» и клиенты игорного заведения удалились, засобирались в путь и стражники. Сутулый управляющий и верзила охранник оставались в распоряжении стражи, им предстояло следовать в кордегардию, поскольку оба неоспоримо являлись не клиентами, но служащими в игорном доме и для них предусматривалось более суровое наказание, нежели символический штраф.

Первыми здание покинули стражники, последним — управляющий. Снаружи было сыро и прохладно. Только покинув дом, Ральк осознал, что воздух внутри был теплым и спертым. Серые сумерки пахли морем — бриз под утро дул со стороны океана. Солоноватый свежий ветерок нес аромат мокрого песка, выброшенных на берег водорослей и еще чего-то, чему Ральк названия не знал, но что привычно соотносил с морем.

Управляющий долго возился с дверью, звенел ключами, выбирая нужный, замок скрипел и лязгал под его руками… Наконец засов гулко брякнул, входя в пазы, сутулый отступил от двери — можно было отправляться. Капитан с хозяином заняли место во главе колонны, Ральк, как обычно — в хвосте... Зевая, почесываясь и ежась под свежим утренним ветерком, стражники зашагали в обратный путь. Проходя по мосту, Ральк на минутку отделился от колонны и, склонившись над перилами, сплюнул в мутную воду канала…

Вдруг над спящим городом, над сонными водами Ораны, неспешно текущими к океану, разнесся протяжный гнусавый рев…

Колонна остановилась. Все с тревогой переглянулись — звук был непривычный, странный, тревожный. Кому могло понадобиться этак шуметь в предрассветный час?.. К первому надрывающему душу заунывному гудению присоединился другой голос — повыше, потоньше, затем еще один — словно несколько чудовищных глоток ревели и выли в унисон, поочередно прерываясь для того, чтобы перевести дух. Казалось, воздух дрожит и вибрирует от этого монотонного гудения. Ральк поглядел с моста вниз — поверхность воды покрылась, как будто сеткой, мелкими волнами. Начинался прилив, морская вода поднималась вверх по каналам и протокам, против течения Ораны — обычное дело, поэтому и рябь в спокойных водах, но нынче казалось, что это сама река дрожит и трепещет, заслышав грозный рев, предвещающий беду.

Чувствовалось, что грозные звуки несутся издали, скорее всего — из-за стен. Стражники и арестанты обменивались взглядами, никто не решался произнести ни слова. Будто боялись, что предположие обернется реальной бедой. Наконец Эгильт произнес:

— Северяне, Гангмар их забери… Бросают вызов.

— Вызов? — переспросил Нирс.

— Боевой рог, — пояснил сержант, — обычай их варварский таков, что…

Окончание фразы стражника потонуло в колокольном звоне. Словно пробужденные несущимся со стороны моря ревом, колокола вернских церквей ударили в набат. Один за другим колокола включались в какофонию, и вскоре ураган звуков плыл над городом — как будто звонари стремились заглушить чужой грозный клич собственным шумом. Капитан что-то сказал, но разобрать его слова было невозможно — колокола заглушали. Поэтому офицер помахал рукой, привлекая к себе внимание, а потом указал вдоль улицы и первым зашагал по направлению к кордегардии. Остальные потянулись следом. Что бы ни произошло, сперва следовало покончить с прежними заботами, доставить задержанных и правильно оформить бумаги. Так делают дела в благопристойном Верне. Хлопали ставни, эти звуки были почти неразличимы за нависшим в воздухе гулом, горожане высовывались из окон, удивленно разглядывали процессию — должно быть пытались увязать прохождение отряда стражи с колокольным звоном. Кого-то зов северянских труб поднял с постели, но люди не успели сообразить, что или кто является причиной отдаленного рева, прежде чем зазвенели колокола…

Шум прекратился не сразу. Постепенно, один за другим, колокола смолкали и, наконец, все стихло. Рога северян тоже не трубили, видимо, морские разбойники расценили колокольный звон как знак, что вызов принят. А может, им просто надоело дудеть или же клич труб вовсе был не вызовом, а чем-то иным — кто знает? Кто вообще разберет, что на уме у полудиких варваров Севера?

В кордегардии было довольно людно, несмотря на ранний час. Полуодетые чиновники, приставленные Советом наблюдать за стражей, ночная охрана, люди десятника Регвина — и толпа любопытствующих. Десятка два горожан толпилась у здания, донимая караульных расспросами. Те вяло отговаривались — мол, самим ничего не известно. Когда на площадь вступил отряд, предводительствуемый капитаном, зеваки кинулись навстречу, стараясь перекричать друг друга. Капитан махнул на них рукой, потом велел Эгильту отсчитать десять человек и вести в порт. Там стражникам надлежало действовать по обстановке.