Дэвид Кек - Небесное Око

— Да и войско наше поредело, — продолжил Гермунд. — Очень похоже на площадь после базарного дня.

— Люди есть люди, — отозвался Гутред. — Они склонны бежать в страхе, нежели, следуя голосу совести, присоединиться к слабому, на стороне которого правда.

— Позор, — кивнул скальд.

— Что еще хуже — в нашем отряде потери, — вздохнул Гутред. — Вчера погибли Эйгрин и этот… молоденький… Кэйдан. А сегодня мы лишились еще двоих — ублюдок Масгред вдруг обнаружил, что потянул плечо — разболелось оно, как ни странно, только утром, а Бейден слег с лихорадкой.

Дьюранд вспомнил замогильный стон, который раздался, когда Бейден наступил на грудь покойного Эйгрина. Берхард говорил, что жуткий ритуал, который они проделали над трупами, накладывает на человека отпечаток. Впрочем, Бейден мог просто струсить.

— Плохо дело, — пробормотал Дьюранд, оглянувшись на Северное войско, тонкой линией растянувшееся поперек ристалища.

Воинство Радомора было заметно больше. Окидывая взглядом воинов, Дьюранд лихорадочно пытался придумать тактику, которая позволит свести на нет численное превосходство противника. Радомору нельзя было отказать в уме. Весь вчерашний день он простоял со своим отрядом на месте, не тратя понапрасну сил, поэтому схватку на ристалище никто не воспринимал всерьез. Только к вечеру он пошел в отчаянную атаку, которая лучше всяких слов дала понять окружающим, что грядет настоящая битва.

— Умно, — пробормотал Дьюранд. — Радомор весь день играл с нами как кошка с мышкой, а потом сделал один рывок — и что в результате? Двадцать человек дезертировало.

— Без них обойдемся, — отозвался Гутред.

Дьюранд от всей души надеялся, что старый оруженосец окажется прав.

— Пока вы вчера сражались, я внимательно следил за трибунами, — сказал Гермунд. — Сейчас уже можно точно сказать, откуда ветер дует.

Дьюранд внимательно посмотрел на скальда:

— Ты хочешь сказать, когда Радомор понесся на Морина, кто-то вскочил с места?

— Ага. Правда, они снова уселись, когда его перехватил Эйгрин. Видел бы ты их рожи. Благородные зады отрываются от скамеек. Глаза сверкают, как у бешенных собак. А в результате — ничего, — Гермунд улыбнулся. — Герцог Беоранский чуть не выругался.

Дьюранд, погруженный в мысли о предстоящем бое и правильной тактике, которую еще предстояло выбрать, совсем забыл о Великом Совете.

— Как распределяются голоса? — спросил он.

— Как и прежде. Радомору все еще нужна победа. Как и нам.

Дьюранд кивнул, глубоко вздохнув.

— Верно. За дело.

Пока Дьюранд поудобнее устраивался в седле, из рядов выехал Конзар, который, повернувшись к воинам из отряда Ламорика, произнес:

— Сегодня Герцог Ирлакский будет искать встречи с лордом Морином, поэтому схватки ждать не придется.

Оуэн громко рассмеялся. Остальные лишь улыбнулись.

— Держите ушки на макушке, а нос по ветру. Смотреть — в оба. Вы сами все знаете, и все же я повторю еще раз — вместе мы — сила, значит, мы будем держаться вместе, а если кто думает иначе, пусть знает — я куда страшнее Радомора. Ясно?

Часть рыцарей, улыбаясь шутке Конзара, подняли в салюте мечи и копья. Капитан улыбнулся в ответ, став похож на атамана разбойников.

— Вот и славно, раз ясно. Будьте внимательны, и, быть может, нам удастся добыть голову Радомора.

Лошади по обеим сторонам ристалища храпели и фыркали, нервно переставляя копыта. Как и накануне, к рыцарям обратился с речью главный герольд Эрреста Кандемар, поднявший в воздух, словно скипетр, отделанный слоновой костью рог. Дьюранд затянул подпругу, проверил сбрую и взял в руки копье, которое показалось ему легким как тростинка.

Конзар был прав, Радомор будет искать с ними встречи, и этим надо воспользоваться. Они будут сражаться и непременно победят. Принц Бидэн поднял черную перчатку. Дьюранд почувствовал, как пересохло во рту. Гнедой конь под ним мотал головой и прядал ушами. Наконец Бидэн опустил руку, и две сотни лошадей рванулись навстречу друг другу. Сверкая глазами, стиснув зубы, рыцари Северного войска вгоняли шпоры в бока своих скакунов. Навстречу им, раздувая ноздри, дико вытаращив глаза, неслись воины Радомора, ощерясь наконечниками копий. Некоторые из наемников герцога Ирлакского даже подняли копья над головами, являя собой зрелище дикое и страшное.

Рыцари с грохотом столкнулись. Наконечник турнирного копья Дьюранда, вырезанный в форме сжатого кулака, врезался в ребра рыцаря, шлем которого был украшен плюмажем в виде песьей головы. В то же мгновение щит Дьюранда содрогнулся от страшного удара. Во все стороны брызнули обломки разлетевшихся в щепу копий.

Дьюранду удалось удержаться в седле — подпруга, к счастью, выдержала. Воин втянул сквозь зубы влажный морской воздух и развернул коня, отбрасывая обломок копья. Лошадь рыцаря, с которым Дьюранд сошелся в схватке, неслась вперед без седока. Сам противник кубарем катился по земле.

— Стройся!

Капитан бросил клич не только отряду Ламорика, он обращался ко всему Северному войску. Дьюранд, сощурившись, увидел, как воины Радомора, резко осаживая коней, повернули и, не сбавляя скорости, понеслись назад на свою сторону ристалища. С ужасом Дьюранд увидел, как Южное войско снова разворачивается.

Конзар, откинув забрало, надсаживая голос, закричал:

— Развернуться! Развернуться! На них!

Но земля уже грохотала от сотен копыт — лавина вражеской дружины летела на них. На северной стороне скакали одинокие всадники. Время выстроиться в ряд уже не было. Глаза Конзара сверкнули, и он закричал рыцарям Ламорика, поскольку они были единственными, кто оказался рядом:

— На них!

Ламорик с маленьким отрядом в одиночестве понесся на громаду надвигающейся Южной армии.

Рыцари Ламорика неслись мимо союзников, пытающихся развернуть лошадей, и прежде чем поверженные в предыдущей схватке рыцари успели покинуть ристалище, маленький отряд вылетел на открытое пространство. То, что они задумали, было безумием. Дьюранд выхватил меч, высоко воздев его в воздух, и в следующий миг отряд Ламорика и армада Южного войска с грохотом столкнулись.

Страшно кричали люди, истошно ржали кони.

Отряд Ламорика глубоко врубился в ряды Южной дружины, обступившей его со всех сторон. На щит Дьюранда обрушился град ударов мечей, булав и топоров. Все, что Дьюранд мог сделать в тот момент, — гнать коня вперед в надежде, что никому не удастся выбить его из седла. В тех местах, где падали лошади, образовывались небольшие участки свободного пространства. Именно в такой просвет и рванулся Дьюранд, почувствовав в короткий миг, как копыта его коня втоптали в грязь ристалища одного из поверженных воинов.

Взлетали и опускались клинки. На шлеме Дьюранда не было забрала, лицо оставалось уязвимым, но в этом было и неоспоримое преимущество — воин мог видеть то, что оставалось сокрытым для рыцарей, чей угол обзора ограничивался узкими прорезями в шлеме. Прежде чем Дьюранд это понял, волна сражавшихся выплюнула ему навстречу рыцаря, который, не медля ни секунды, бросился на него. Дьюранд пришпорил коня, и огромный гнедой жеребец всей грудью обрушился на лошадь атакующего. Дьюранд со всей силы рубанул мечом по ноге противника.