Ярослава Кузнецова - Золотая свирель

Пустота радуется, пустота катает в ладонях тихий громовый раскат: когда еще ей доведется наполнить себя ни стоном каким-нибудь, ни кашлем, не бормотанием — благородным звуком истинной речи!

— Дракон побеждает, а малыш не замечает этого. У него нет шансов.

— Есть, — возразил невзрачный Амаргин. — Вот он валяется в воде, его шанс.

— Ты хочешь одной стрелой поразить двух зайцев, друг мой.

— Я присматриваю за ними, — сказал Амаргин. — Я присматриваю.

На этот раз я вытащила Кукушонка из мертвого озера до того, как он потерял сознание. Однако, он еще некоторое время сидел на бережку в жилой пещерке, весь синюшный от удушья, трясясь и клацая зубами. Я накинула ему на плечи одеяло.

— Отвези меня в город, — попросила я.

— Что? А… да. — Пауза. — Давай огонь разведем?

— Зачем? Пойдем наружу. Солнце уже встало, сейчас согреемся. А еды все равно нет, незачем плавник зазря жечь… Шевелись, Ратер, мне тоже холодно. И я есть хочу. Ты, небось, позавтракал?

— Не-а. До свету сбежал, пока все спали. Чтобы кухарить не приставили.

— Ну и нечего тогда рассиживаться. Пойдем!

Я достала свирельку и махнула парню, чтобы не зевал.

Звонкая музыкальная фраза косо прорвала каменную кожу, выворотила клочья багряного гранитного мяса. Сквозь прореху тут же ввалился янтарно-розовый сноп низких утренних лучей, весь в блестках кварцевых пылинок. Мы проскочили в щель. Ратер обернулся — но скала уже выглядела монолитом, без трещин и щербин.

— Ишь ты, ешкин кот… Слышь, Леста, давно спросить хотел, что это у тебя за дудочка такая?

— Сам ты дудочка. Это свирель.

— Дай взглянуть!

Я показала ему свое сокровище — издали, на ладони. Он сунулся было ее цапнуть.

— Руки убери! — гаркнула я.

— Так я только глянуть…

— Убери руки.

— Ну ладно, ладно… — Кукушонок склонился, сцепив руки за спиной. — Золотая! — восхитился он. — Красотищщща!. Резная вся. — Поднял на меня подозрительно замаслившиеся глаза. — Волшебная, да?

— Да.

— И ежели бы я в нее… это, подудел… скала бы тоже отворилась?

— Не знаю.

Я собралась убрать свирельку в кошель, но Кукушонок взмолился:

— Погоди… Дай еще погляжу. Здесь какие-то веточки еловые вырезаны… Это че?

— Это письмена. Простым смертным их читать не следует.

Когда я задала подобный вопрос Ирису, он улыбнулся и неопределенно пошевелил пальцами — " Это пожелание ".

— Это магическое заклинание?

— Не знаю, — смягчилась я.

Амаргин, которого я в свое время пытала тем же вопросом, меня разочаровал. Повертев свирельку, он заявил, что таинственная надпись означает "На добрую память" и ничего более. Разумеется, говорить об этом Кукушонку я не стала.

— А ты умеешь играть на свирели или она сама играет?

— Немного умею. Совсем чуть-чуть.

— Значит, она не сама?

— Нет, это я играю.

— Я помню мелодию: трам, пам-пам, па-ам, пам-пам пам-парам! А сыграй что-нибудь другое. Скала откроется?

Мне самой стало любопытно. Я приставила свирельку к губам, пробежалась пальцами по дырочкам, извлекая несвязную россыпь звуков.

Скала не шелохнулась.

Я с ходу подобрала несколько тактов из недавно слышанной "Не летай, голубка, в горы…"

Скала стояла монолитом.

Ну что ж, теперь безотказный " трам, пам-пам, па-ам, пам-пам"… До, ре, ре диез. Фа, соль, соль диез. Фа, соль, фа…

Скала треснула в основании, с жестяным шорохом раздвинула вертикальный черный зев. Узкая изломанная щель взлетела вверх, продержалась пару мгновений, затем судорожно захлопнулась, пустив голодную слюну струйкой песка.

Кукушонок восхищенно вздохнул.

— С ума сойти… Слышь, а может дело в мелодии, а не в свирели?

— Что?

— Ну, я смекаю, на любой свирели можно сыграть этот "трам, пам, пам…" Скала все равно откроется. Главное, чтобы музыка верная была. Ну, это как пароль, понимаешь? Тебя спрашивают: "Кто идет?" А ты: "Красный лев!" или "Храбрый орел!" — "Проходи!"

— Чушь.

Мне не понравилась эта мысль и я нахмурилась. Выдумывает ерунду, сопляк малолетний.

— Нет, — твердо заявила я. — Дело именно в свирели. Нужно играть именно эту музыкальную фразу именно на этой свирели.

— И именно тебе? — Ратер жадно улыбнулся.

— Именно мне.

— Давай проверим.

Он протянул руку, я отступила.

— Не желаю ничего проверять! Это моя свирелька! Моя! Слышишь?!

— Твоя, твоя, чего ты так орешь… Я не собираюсь ее у тебя отбирать, я просто проверить хотел…

— Не желаю даже разговаривать об этом!

Он пожал плечами и надулся.

— Ты сдвинулась на этой свирели, что ли? Нужна она мне больно, свирель твоя…

Повернулся и зашагал по узкой тропинке к южной оконечности островка, где в камнях спрятал лодку. Я поплелась за ним, сжимая свирель в ладони.

Мне стало неловко, что я обидела Кукушонка. Скорее всего, никаких задних мыслей у парня не было, а было только любопытство и его неуемная тяга ко всему волшебному. Но отдать сокровище в чужие руки? Даже на несколько мгновений? Отдать этот обрезок тростника, украшенный полосками, зигзагами и "еловыми веточками", а потом превращенный у меня на глазах в холодное лунное золото? Этот сквозной, открытый всем ветрам футляр, хранящий теплое дыхание существа настолько чудесного, что я даже вспоминать о нем не могу без мгновенной остановки сердца?

Нет. Пусть сочтет меня чудачкой… мне все равно, что обо мне думает этот рыжий парень. Я вот тоже никак не могу довериться ему до конца, хотя сама же говорила — снявши голову… Мне порукой лишь его клятвенные заверения, поддержанные общей странноватостью. Да еще линии на ладони, на счастье или на беду сложенные в заветное слово "Любовь" — именно так, с большой буквы. Или даже "ЛЮБОВЬ", где все буквы заглавные…

Я забралась в лодку. Кукушонок, стоя на корме, вывел ее из лабиринта скальных обломков на чистую воду. Затем перелез на банку и взялся за весла, а меня посадил на руль. Парень отмалчивался и смотрел мимо — обижался. Я решила что извинюсь, когда мы вылезем на берег.

Странный сон мне сегодня снился. Странный. Опять я находилась в теле мантикора, опять видела собственный труп как бы его глазами… А может, без "как бы"? Может, так оно и было? Может, это не фантазии, а воспоминания — воспоминания о тех провалившихся в ничто четырех сутках в мертвом озере? Во сне был Амаргин, и еще там был Вран… не кто-нибудь — сам Вран, волшебник с той стороны … Амаргин — понятно, он и выволок потом меня на белый свет, а вот куда делся Вран? Ушел обратно на ту ст о рону ? Посмотрел на нас с мантикором и ушел…

И что означали его слова "Дракон побеждает?" Это он мантикора назвал драконом? Почему бы и нет, мой подопечный такой же дракон как и мантикор. Или это и впрямь его имя?.. И как он может побеждать, если он спит? И кто такой "малыш" и чего он не замечает? И почему "его шанс валяется в воде", при этом Амаргин явно указывал на меня, то есть, на мое пустое тело. Может, "малыш" — это все-таки я? Вран иногда называл так тех, к кому относился покровительственно, а пару раз, в хорошем настроении, удостаивал этим ласковым словечком и меня. Я частенько слышала, как он называет "малышом" своего брата.