Холли Лайл - Подстрекатель

Прошли весна, лето, осень и зима. Снова наступила весна, и вот Рейт и Соландер уже осматривали новый театр в районе Нью-Бринч.

— Не верится, что год назад это был склад.

— Только не мне, — с улыбкой ответил Рейт. — Я проводил здесь каждый день. Поэтому без проблем верю этому.

— Театр прекрасен. Но вот они не выглядят удобными. Он показал на ряды кресел, которые тянулись практически до самого потолка.

— Они и не должны быть такими. В них хорошо сидеть ровно, а вот вздремнуть вряд ли получится.

— Ты по-прежнему не намерен угождать ковил-оссетам, верно?

Рейт покачал головой.

— Я не пытаюсь добиться их признания. Я хочу достучаться до людей.

Он замолчал, вспрыгнул на круглую сцену и сел на нее, свесив ноги.

— То, что я слышал о Джесс, правда?

— Смотря, что ты слышал.

— Я слышал, она вступила в ковил.

Соландер наморщил нос.

— Музыкальный Совет — там играют приятную музыку и говорят всем стольти, что им следует думать.

Он слегка хихикнул, но Рейт оставался серьезным.

— Почему она тратит время на это? Бесконечные заседания, споры о том, какая музыка подходит и должна быть принята как часть канона, а какая — недостойная, ограниченная и тошнотворная… — Рейт нахмурился и стукнул каблуком по сцене. — Она могла бы заняться чем-нибудь более стоящим.

Соландер запрыгнул на сцену, сел рядом с Рейтом и уставился на огромную темную пещеру кресел.

— Жуть, — сказал он и спустя мгновение добавил: — Считаешь, ей следует работать с тобой и Велин — быть здесь каждый день, руководить рабочими, планировать спектакли, пытаться придумать, как спасти уорренцев, какой бы ни была цена? Но она не этого хочет. Она не может видеть вас с Велин вместе, не хочет больше иметь никакого отношения к Уоррену… и чем ей, по-твоему, заняться? Она стольти; ей не положено устраиваться на работу. У нее нет особых талантов, чтобы заняться тем, чем ты или я, и, по-моему, дни кажутся ей похожими один на другой. Она не хочет связывать себя клятвой, я спрашивал, а ковил — это уже что-то.Джесс говорила об исследовательском ковиле, который ведет раскопки по всему миру, но следующие несколько лет они будут работать на развалинах к востоку от Стритийской Империи, поэтому я смог отговорить ее.

Он пожал плечами, словно стыдился самого себя.

— Я просто не хотел, чтобы она уехала так надолго.

Рейт лег на сцену, раздраженно вздохнув.

— Она с тобой, но против того, чтобы я был с Велин?

— Она со мной, — согласился Соландер. — Но она не любит меня — никогда не любила. Я для нее всего лишь временная пристань.

— Мне жаль, — спустя некоторое время продолжил Рейт. — Я искренне верил, что она перерастет свою влюбленность.

— Она любит тебя, — сказал Соландер.

Его голос звучал раздраженно, и Рейт с удивлением взглянул на него.

— Она всегда любила тебя. По крайней мере, признай это.

— Знаю. Но я не могу любить ее, — ответил Рейт. — Она напоминает мне о каждой неудаче, каждом потерянном друге, каждой смерти в Уоррене, которой я был причиной. Я смотрю на нее и вижу лишь тех, кому не удалось выбраться оттуда.

— Хорошо, что она не знает этого. Хорошо для меня, — начал Соландер после долгого молчания. — Если бы она знала, то была бы здесь, с тобой, в надежде, что если все уорренцы внезапно станут свободными, ты полюбишь ее.

Рейт выглядел озадаченным.

— И?..

— Не будь идиотом, Рейт. Тот факт, что она не любит меня, еще не значит, что я не люблю ее. Я получу лишь то, что она мне даст, но я не хочу терять это.

Прошло два дня с начала прослушивания актеров, когда Рейт наконец принял окончательное решение. Велин сидела, согнувшись, и рисовала декорации для третьего действия. Ее волосы закрывали лицо, руки были испачканы краской, а от изящного изгиба спины у Рейта моментально пересохло во рту.

Он сел рядом и какое-то время просто рассматривал ее, пытаясь подобрать слова, чтобы задать вопрос, который так долго не давал ему покоя. Наконец он выговорил:

— Велин!

Она посмотрела на него и улыбнулась. Он так любил эту улыбку.

— Ты сегодня все молчишь. Сомневаешься в успехе нашего предприятия?

— Не сомневаюсь, — ответил он. — Ни в пьесе, ни в театре. Но… да. Я много размышлял.

Велин засмеялась своим мягким мелодичным смехом и покачала головой с притворной серьезностью.

— Не увлекайся. Тебе это вредно.

— Ты права, — согласился он, — но я не могу остановиться.

Он взял ее руку и продолжил:

— Мы оба стремимся к одним и тем же целям. Хотим одного и того же от жизни — принести свободу людям в Уоррене, заставить задуматься, сделать Эл Артис лучше, чем он есть сейчас.

Ему показалось, что Велин выглядит озадаченной, и он решил, что говорит неправильно, не так, как надо.

— Мы подходим друг другу, Велин. И я люблю тебя. Я люблю в тебе все — то, как ты двигаешься, как говоришь, как не перестаешь удивлять меня рассказами о том, чего я никогда не слышал. Я бы провел с тобой целую вечность. Я бы провел с тобой целых две вечности, будь они у меня.

Велин засмеялась.

— Я тоже люблю тебя, Рейт. Ты же это прекрасно знаешь.

Он согласно кивнул.

— Я хочу предложить тебе соединиться клятвой, Велин. Я хочу предложить тебе себя. Я хочу быть твоей любовью, твоим спутником и другом всю оставшуюся жизнь и даже дольше, если наши клятвы окажутся неподвластны смерти.

Он буквально выпалил эти слова, надеясь увидеть на ее лице согласие, волнение, радость. Но вместо этого Велин улыбнулась, но ее улыбка была грустной.

— Я люблю тебя, Рейт. Разве этого недостаточно? Разве недостаточно нашей общей работы, наших ночей? Почему мы не можем радоваться этому и сохранить эту радость?

Он ничего не понял.

— Ты любишь меня. Ведь так?

— Всем сердцем. Всем телом. Всей душой. Я люблю тебя с нашей первой встречи.

— Тогда почему ты не говоришь, что желаешь вступить со мной в нутеваз?

То, что он теперь увидел в ее глазах, было еще хуже, чем уклончивость. Он увидел жалость, и у него похолодело внутри.

Она глубоко вздохнула и посмотрела на свои измазанные краской руки.

— Я стольти, — сказала она, не поднимая глаз. — Я не могу соединиться клятвой с чадри — даже если бы ты был богат, влиятелен и имел собственный дом в Эл Артисе.

Рейт посмотрел на нее, словно никогда раньше не видел.

— Подожди-ка. Я не совсем тебя понимаю. Ты любишь меня. Ты согласилась, что нам с тобой хорошо вместе. Но даже и не думаешь о том, чтобы соединиться со мной клятвой, потому что я не стольти? По закону ты не обязана выбирать кого-то из стольти, а если бы и была обязана это сделать, то по моим документам и идентификационным дискам я стольти.

— По документам ты стольти. Но ведь на самом деле это не так. Ты уорренец. Это даже хуже, чем если бы ты был парвоем. Если бы не твои поддельные бумаги, ты бы вообще не существовал… формально.