Илья Новак - Магия в крови

— Чернила принеси. Пергамент.

Селение состояло из пары десятков беспорядочно расположенных домов. Увидев первый труп, Дук уразумел, почему Вач не хотел, чтобы госпожа шла с ними. Мертвец висел в расщепленном стволе обгоревшего дерева, одежда на нем обуглилась — вместе с кожей.

Большинство домов остались целыми, но несколько сгорели. Где-то с заунывным скрипом качалась и хлопала ставня. Хижины явно были пусты; когда Дук громко позвал: «Эй! Живые есть?» — никто не откликнулся.

Они медленно шли по усеянной мелкими камешками земле, Вач не снимал ладони с торчащего над плечом топорища.

— Вон еще один, — произнес Дук, углядев возле хижины второй труп. Подошел ближе, заглянул в синее подпухшее лицо. Лежащий навзничь крестьянин обеими руками держался за свою шею.

— Посмотрим, что там, — предложил Дук и толкнул дверь.

Он замер, разглядывая тех, что были внутри. Вач, сопя, протиснулся мимо него, окинул взглядом полутемную комнату.

— Четверо их тут, — сказал Дук. — А, не, вон еще один, под столом.

Кабан двинулся дальше по улице. Жиото, стараясь не дышать носом, вошел в комнату, перешагивая через трупы, добрался до стола и заглянул в стоящую на нем глубокую миску. Увидев, что посудина пуста, разочарованно плюнул в нее и пошел обратно.

На середине селения возвышался дом в два этажа, окруженный изгородью с выломленной калиткой. У изгороди лежало еще несколько тел. Вач переходил от одного к другому, склонялся и разглядывал их. Когда Жиото приблизился, толстяк повернулся к нему, ухватил себя рукой за шею, слегка сжал.

— Все удушенные? — понял Дук.

Вач махнул рукой на амбар, видневшийся за домом.

— Давай. А я в доме пока, — ответил Жиото.

Он прошел через распахнутую дверь, оглядел первый этаж. На кухне и в кладовке наверняка имелось съестное, но вдруг наверху остались какие-то ценности? Следовало поискать, пока толстый не вернулся, и Дук заспешил туда.

Скорее всего, дом принадлежал чару или сельскому старшине. Особого богатства не наблюдалось, но все же и мебель здесь какая-то была, и шерстяные одеяла на широкой кровати, и даже драный ковер на полу.

И два трупа, женский и мужской, на кровати под одеялами.

Вдоль стены стояли три объемистых сундука с откинутыми крышками. Дук, подходя к ним, уже заранее знал, что внутри ничего стоящего не окажется — и не ошибся.

Ставня в окне, поскрипывая, качалась на ветру, иногда громко хлопала. Он откинул одеяло, оглядел хозяев — оба голые, у обоих кровоподтеки на шеях — и обошел кровать. Позади был низкий стол и табурет, на столе лежала курительная трубка, мутное зеркальце в деревянной оправе, стоял заткнутый тряпицей глиняный пузатый пузырек, валялись сломанные перья и пергамент. Вспомнив, о чем просил старик, Дук взял пузырек, потряс — внутри булькнуло. Он собрал все, что было на столе, засунул в котомку и стал спускаться. На середине лестницы услыхал шаги, выставив перед собой посох, сбежал по ступеням и увидел спину Вача, маячившую в раскрытой двери кладовой.

— Это ты... — пробормотал Жиото.

Толстяк оглянулся на Дука и залез в кладовку. Пошуршал там и выбрался, сжимая связку вяленой форели и плетеную бутыль.

Перекинув связку через плечо, он вопросительно ткнул пальцем вверх.

— Двое там, — сказал Жиото. — Хозяин с хозяйкой, мертвые. В кровати лежат, задушили их тоже. Это что значит? Ночью на селение напали. Только не пойму я — что за разбойники такие, которые всех душат?

В кухне нашлось еще вяленое мясо, краюха хлеба, а в печи — чугунок с холодной похлебкой.

— Идем назад, — решил Жиото, засовывая в котомку несколько деревянных ложек. — Поесть хватит, а госпожа говорила — до замка ихнего уже недалеко. Ты сказал, нас преследует кто-то? От самого леса? Как такое может быть? Он что, за нами через тот туннель успел пройти?

Пожав плечами, Кабан вышел из дома. Дук, обеими руками неся перед собой чугунок, последовал за ним.

Когда селение осталось позади, Жиото сказал, поглядев на толстяка:

— А ты молодец, друг Вач, смелый. Я вот тоже мертвяков не боюсь. Потому как если он мертвый — так чего его бояться. Он же не шевелится уже. Это живых опасаться надо, а мертвяк — он ходить не может, ничего тебе не сделает...

Вач что-то буркнул.

— Что, друг? — спросил Жиото.

— Может, — повторил Вач.

— Чего «может»? А, ты про... Ну, если его некромаг какой поднимет — тогда конечно. Но все одно. Мы с тобой, Вач, не боимся их, правда? Я думаю, мы с тобой всякие дела могли бы делать. Ты такой крепкий мужик, ловкий — молодец. Уважаю. Вот вагант — он хлипкий. — Жиото вновь покосился на спутника. Вач глядел перед собой и молчал. «Он вообще понимает, о чем я говорю?» — усомнился Дук и решил действовать смелее.

— Вагант этот — трус изрядный, сразу ясно. И подлец, думаю. Вот ты его с госпожой наедине оставил, а зря. Я тебе вот что скажу: ты бы его вообще прогнал. От него только неприятности. Госпожу мы с тобой и вместе защитить сможем, а вагант этот...

Вач остановился.

— Ага. Ты меня понял, — сказал Жиото, тоже останавливаясь и поворачиваясь к нему. Кабан вдруг толкнул Дука кулаком в грудь. По его понятиям это, может, был и несильный удар, но Дук, семеня ногами, попятился, потерял равновесие и упал на спину, высоко подняв руки и стараясь не выпустить чугунок. Тот все же качнулся, холодная похлебка выплеснулась Дуку на лицо.

— Друг, да чего ты? — закричал Жиото, садясь, и увидел спину уходящего Вача. — Эй, да я ж пошутил! — Он встал и, ощущая, что в груди екает, а ребра побаливают, устремился следом. — Я же тебя испытывал, как ты своего друга любишь, верность твою! Да я за нашего ваганта готов жизнь отдать, честно!

Лара, съев лишь немного хлеба и запив глотком вина из бутыли, ушла к деду. Он есть отказался — тихо мычал, сжав губы, когда внучка пыталась сунуть в рот кусочки разрезанной рыбы или накормить с ложки похлебкой, разогретой на костре. Дук отдал ей чернила с пером и пергаментом, и пока мужчины, сидя у костра, хлебали похлебку, она, перевернув деда на бок, положила его голову себе на колени, а перед лицом старика расстелила пергамент. Лара сама макала перо в чернильницу и вставляла его в дрожащие пальцы.

— Что там в селении? — спросил Бреси.

— Всех передушили, — ответил Дук. — Я такого не видал раньше. Если б разбойники на них какие напали — тогда ясно. А тут... Что-то происходит в этих горах непонятное. Госпожа! — повысил он голос. — Мы до замка засветло дойдем?

Лара не ответила.

Когда, поев, они затушили костер, старик как раз закончил писать. Для него это оказалось непосильной работой — теперь Жерант беспрерывно стонал и корчился от боли в ноге. Лара плакала над ним, не зная, что делать.

— Скоро помрет, — тихо сказал Дук ваганту. — До вечера и то может не дотянуть.