Кристофер Сташефф - Маг и кошка

Сегодня она скажет Антонию о том, что любит его.

Конечно, если он не влюблен в нее, то это сможет его напугать, вызвать его недовольство. «Что ж, — думала Балкис, — если так, то дальше я пойду одна, а он вернется домой. Хотя это будет так трудно — продолжать путь и одновременно приглядывать за Антонием, как бы с ним не случилось беды во всех тех странах, через которые нам довелось пройти». И все же девушка чувствовала, что должна признаться своему спутнику в любви. Она слишком долго таила от себя самой это чувство, а теперь открыла его для себя благодаря птице сидикус и волшебной ванне.

Нет, Балкис больше не могла терпеть. Она все скажет Антонию — и будь что будет.

Приняв решение и утвердившись в нем, она встала, чувствуя себя легко и свободно, и вышла из дома, напевая веселую песенку. Приведя себя в порядок, она подошла к боковой двери, чтобы навестить друга.

Странное смущение охватило ее, и она тихонько, еле слышно постучала в дверь — но двери почти сразу распахнулась. На пороге стоял Антоний, раздетый до пояса, как вчера вечером. Волосы у него были слегка растрепаны, а щеки покрывал здоровый румянец только проснувшегося человека. Он необыкновенно тепло и радостно улыбнулся, и Балкис снова ощутила странное тепло. Ей стало не по себе, и она потупилась.

— Доброе утро, господин, — пробормотала она.

— Доброе утро, госпожа, — в тон ей отозвался Антоний. Балкис, испуганная этой торжественностью, подняла голову, увидела, как светятся глаза ее друга, увидела улыбку на его губах и нашла в себе силы улыбнуться в ответ.

— Прошу прощения, — сказал Антоний. — Мне не следовало приветствовать даму, будучи полуодетым. — Он вернулся в комнатку, натянул рубаху, вышел и подал Балкис руку. — Давай прогуляемся, пока не жарко.

— Да, давай, — кивнула Балкис и взяла Антония под руку.

Несколько минут они молчали, и девушка поняла, что сейчас — самый удачный момент для того, чтобы сказать юноше о своих чувствах, но тут ее снова охватила странная стеснительность, и она смущенно опустила глаза.

— Помнишь что-нибудь из того, что случилось вчера? — негромко спросила она.

— Помню, что мы шли с тобой по лесу, — ответил Антоний и нахмурился, пытаясь вспомнить события прошедшего дня. — Мы вышли на поляну — да, точно, на поляну… и увидели единорога! Нет, трех единорогов! — Он повернул голову и устремил на Балкис радостный, взволнованный взгляд. — Как чудесен мир, в котором встречаются такие сказочные и прекрасные создания!

Его глаза без слов говорили о том, что к сказочным и прекрасным созданиям он явно причисляет не только единорогов, и Балкис вновь охватил странный трепет. Она отвела взор.

— А больше… больше ты ничего не помнишь?

Антоний задумчиво посмотрел прямо перед собой, сдвинул брови, попытался сосредоточиться.

— Еше помню… львов! Да, точно, были львы! И единороги прогнали их прочь! Потом двое ушли в лес, а третий улегся спать под большим деревом!

— Уже лучше, — кивнула Балкис. — Что еще вспоминается?

Антоний нахмурился, задумался и покачал головой:

— Птичьи трели, рассвет в окне незнакомого дома, стук в дверь… и тебя — прекраснее всех зорь на свете.

У Балкис от этого комплимента перехватило дыхание, тем более что сказано это было спокойно, просто, как нечто само собой разумеющееся, естественное — вроде рассвета или пения птиц. Но вновь смущение охватило Балкис, и заготовленные слова не покинули ее губ.

— А что было до этого? — спросил Антоний.

— Ты… Понимаешь, львы потом вернулись. То есть один из них вернулся и обманом добился того, что единорог вонзил свой рог в ствол дерева, и рог накрепко застрял. В таком положении единорог стал беззащитен. Я превратилась в кошку и попыталась поговорить со львом на кошачьем языке, но он и слушать меня не стал: отшвырнул лапой. Тогда ты бросился ко мне на выручку с необыкновенной отвагой, а страшный зверь повалил тебя наземь.

— Правда? — вытаращил глаза Антоний. — Это ведь… так не похоже на меня. В семье я слыл далеко не первым смельчаком!

Гнев на братьев Антония, которые все время его унижали, придал Балкис смелости.

— Кто бы так ни говорил о тебе, был, несомненно, не прав. Я сама все видела — собственными глазами. Ты очень храбрый человек, Антоний. Я бы даже сказала, что от храбрости ты готов потерять голову.

Антоний смущенно отвернулся.

— Но за себя-то я редко когда дрался… Только тогда, когда меня уж совсем доводили!

— За себя — пожалуй, — согласилась Балкис, чувствуя, как вновь разливается по ее телу странное тепло. — Но не сомневайся: ты и в самом деле дрался со львом, пытаясь спасти единорога, хотя и сильно пострадал при этом.

— Так почему же я тогда жив остался? — озадаченно вопросил Антоний.

Балкис очень не хотелось обидеть его, но все же она не смогла умолчать:

— Скажи, ты все же унес и сберег несколько золотых самородков из долины муравьев?

Антоний покраснел и признался:

— Да, все так и есть. Не смог совладать с алчностью. — Но тут он вспомнил, о чем прежде был разговор, и встрепенулся. — Но какое отношение золото муравьев имеет ко льву-людоеду?

— Похоже, один муравей преследовал тебя — хотя вернее было бы сказать, что он преследовал свое золото, — пояснила Балкис. — Он вдруг выскочил на поляну в то самое мгновение, когда лев был готов проглотить тебя… — Она отвернулась, слезы застлали ей глаза. — Я пыталась произнести заклинание, чтобы защитить тебя, но все случилось слишком быстро, и я никак не могла сочинить последнюю строчку!

Антоний обнял ее за плечи, ее щека прижалась к его мускулистой груди. Он ласково проговорил:

— Ты бы непременно сочинила ее, и у тебя бы все получилось, даже если бы тебе пришлось заставить льва выплюнуть меня. Но муравей чем-то помог тебе?

— Он оказался под стать льву, — сказала Балкис и невольно поежилась, вспоминая о сражении насекомого с хищником. — Просто удивительно, как такое маленькое существо может обладать такой чудовищной, убийственной силой. В общем, они со львом прикончили друг друга.

— Везет, как говорится, глупцам и безумцам, — тихо отозвался Антоний. — Слава богу, я оказался и тем, и другим. Но все же — как мне удалось уцелеть?

Балкис была готова ответить, но спохватилась и промолчала. Ей вовсе не хотелось, чтобы Антоний полюбил ее из благодарности, из чувства долга.

Ее спас брат Рианус. Он пошел навстречу юноше и девушке, искренне, безмятежно улыбаясь:

— Доброе утро, молодые люди!

— Доброе утро, любезный господин, — безупречно вежливо ответил Антоний, хотя он явно удивился тому, что старец, похоже, знает и его, и Балкис.

— Доброе утро, брат Рианус, — проговорила Балкис, благодарно улыбнувшись старцу-отшельнику. — Антоний, это один из тех двоих святых людей, которые исцелили тебя.