Стеф Свэйнстон - Год нашей войны

— Ты намерена повторить попытку присоединиться к Кругу?

— Возможно, — кивнула она. — Теперь каждое утро я верхом отправляюсь в город, и мы очищаем улицы от панцирей Насекомых, рушим их стены, стараемся уничтожить все их постройки. И так день за днем. Но они все равно наступают! Я не оставлю им свой город!

Молния живо согласился, и я решил, что пришло время их покинуть. Гончий взял пример с меня и, бесшумно поднявшись, ушел наверх, в одну из гостевых комнат, стены которых украшали авианские гобелены и оленьи рога.

Я топтался рядом с расположенной на самом сквозняке лестницей, возле выходившего на берег окна с ромбовидными стеклами в свинцовом переплете. За окном была только чернота, однако я чувствовал неясное шевеление на берегу, слышал рев волн и завывание ветра. Время от времени темноту прорезали яркие вспышки молний. И тогда я видел беснующееся море и покрытые шипами панцири Насекомых, оккупировавших дюны.

Неподалеку от лестницы находилась дверь, которая вела в церковь, и я подумал, что это самое укромное и безопасное место, где можно привести себя в порядок. В комнате, размеры которой не превышали и трех квадратных метров, полностью отсутствовали какие-нибудь украшения. В Четырехземелье все церкви были почти точно такими же.

Очередная вспышка молнии осветила стол, стоявший у противоположной стены и являвшийся единственным предметом меблировки. Он был накрыт плотной тканью с вышитым на ней единственным вопросом: «Почему мы ждем?»

Такие комнаты служат в качестве напоминания о том, что Бог нас покинул, и о том, что Замок создан для защиты Четырехземелья, пока Всевышнего не будет рядом с собственными созданиями. А также о том, что однажды Бог вернется. И эсзаи, и заскай ждут второго пришествия, и желание дожить до этого момента — еще одна причина присоединиться к Кругу. Люди стремятся обзавестись подобным напоминанием, даже если они с трудом могут выделить для него место. Видимо, таким образом они пытаются отдать некую дань покинувшему нас Богу и тем успокаивают свою совесть.

Я присел на стол и подумал о Данлине Рейчизуотере. Насекомые приходили в Четырехземелье из Перевоплощения — мира, в который я мог попасть с помощью наркотиков, мира, о котором знал только я, ибо больше никто в него не верил.

Как я мог доказать свою правоту? Я обхватил голову руками и, чувствуя полнейшую безысходность, принялся насиловать мозг в попытках изыскать способ убедить императора в том, что это правда. «Мой повелитель, погибший брат Станиэля гонит орды Насекомых в Авию из страны, где синие чудища поклоняются внутренним органам». Н-да. Меня запрут на замок до конца жизни.

Возможно, я действительно безумен — постоянное давление со стороны императора и слишком большие дозы сколопендиума разрушили мой разум, а я даже и не заметил. Или, что тоже возможно, сам император был автором этой многоходовой интриги, которая имела своей целью исключить меня из Круга по причине сумасшествия.

Единственными уроженцами Четырехземелья, которых я встречал в Перевоплощении, были Данлин и Фелисития, но их я знал еще в реальном мире и потому не мог доказать даже себе самому, что перемещаюсь отнюдь не в страну грез. После того как я в первый раз побывал там, я рассказал о своем волнующем опыте Молнии, но мрачное выражение его лица навсегда отбило у меня охоту делиться с ним подобными переживаниями.

— Это всего лишь наркотическая галлюцинация, — вздохнул он тогда. — Не трать мое время.

Просто галлюцинация. Видимо, Насекомые приходят прямо из моих галлюцинаций и пожирают наш мир.

Вестник должен быть прагматичен. Не имея возможности доказать существование Перевоплощения, стоит прислушаться к своей интуиции. Слишком ли я напуган, чтобы не использовать шанс спасти Четырехземелье? Нет! Я вернусь в Перевоплощение, даже если это убьет меня.

Смерть от передозировки была бы слишком жалкой. Что тогда обо мне расскажут лет этак через пятьсот?

Дверь потихоньку открылась, и в комнату, скользнув по моему лицу, проник свет. Вошла Свэллоу.

— Янт? Я решила нарушить твое уединение, потому что мне очень нужно кое о чем тебя спросить.

Свэллоу, пожалуйста, не сейчас.

— Конечно.

— Где ты нашел мое кольцо и не мог бы ты мне его вернуть?

— Какое кольцо? О, вот это?

Я снял с пальца медную драгоценность Сиан, и Свэллоу протянула руку.

— Да, — уверенно проговорила она. — Это мое.

— Мне кажется, ты ошибаешься.

— Дельфин — это мой символ, как ты знаешь. Где ты нашел его?

— Я…

— В прошлом году я отдала это кольцо Лучнику — ему была просто необходима какая-нибудь безделушка на память.

— О, — протянул я, — это все объясняет. Я нашел это колечко на полу в конюшне Замка — оно показалось мне симпатичным.

— Молния, должно быть, потерял его. Вот как он обходится с подарками.

Молния? Нет. Он не может быть отцом Сиан. Он не мог…

— Хм. Да. Я думал отдать его Сиан.

С этими словами я передал Свэллоу кольцо.

— Кто это?

— Дочь Аты, помнишь?

Спасибо тебе, Сиан. Теперь я знаю. Почему мне стало так противно? Я не понимал. Мне казалось, будто я по уши вымазан в грязи, и жесточайшее разочарование ржавым ножом разрезало сердце. Предчувствуя ярость и гнев, которые охватят меня чуть позже, сейчас я испытывал тепло подступающего страха.

— Клянусь, что с этого момента больше никогда никому не поверю!

— Янт?

Почему Свэллоу так изменилась? Теперь у нее были изысканные манеры вместо упрямства и непреклонности. Это могло, конечно, произойти из-за полученных ранений — я знал авианского аристократа, который едва выжил посте стычки с Насекомыми и провел всю оставшуюся жизнь в убеждении, что он превращается в одного из них и что из его ног растут черные шипы.

Я подумал, что Свэллоу только выглядит абсолютно здоровой, ведь тело исцеляется гораздо быстрее, чем разум, который иногда вообще не приходит в норму. В каждом из нас есть собственный отзвук поля боя.

В течение своей жизни смертные довольно сильно меняются, правда, сей процесс редко укладывается в двухмесячный срок. Женщинам и вовсе свойственно вести себя непредсказуемо, однако это лишь внешние проявления, которые не имеют никакого отношения к глубинным процессам. Но ни смертная сущность, ни ветреное женское непостоянство не могли объяснить того, что произошло со Свэллоу.

— Что за игру ты ведешь, Ондин? Во что ты, черт побери, играешь?

Она отпрянула. Думаю, она теперь тоже относится ко мне по-другому. Как могло быть иначе, если она знала, что я видел каждый кусочек ее тела, внутри и снаружи, касался каждого шрама?

Я следом за ней вышел из темной церкви.

— Сначала ты — неугомонная амбициозная сучка, потом становишься смиренной, как обычный заскай, а теперь ты изображаешь кокетливую кошечку со всеми этими юбочками и поцелуйчиками. Прости, конечно, но ты, черт возьми, ужасно запутала меня!