Дженни Вурц - Корабли Мериора

— Передай своему господину, что я скорее соглашусь лишиться пальцев, чем ехать в его карете,- не повышая голоса, отчеканил Халирон.

Лакей глотнул воздух, и медные пуговицы на его жилете протестующе сверкнули.

— Но…

— Погода хорошая. Мы отправимся пешком.

Рука Медлира на его плече придавала старику уверенности и удерживала от вспышек гнева. Отодвинув слугу, Халирон вышел на лестницу. Неужели они навсегда покидают это убогое пристанище? Медлир заблаговременно вынес отсюда все их нехитрые пожитки и расплатился с хозяином. Пони и повозка ждали на почтовом дворе, невдалеке от городских ворот.

— На рассвете, — прошептал Медлир. — Раньше мы едва ли управимся.

Учитель и ученик спустились вниз и, не сговариваясь, свернули в коридорчик для слуг. Он оканчивался дверкой, выходящей в глухой переулок.

В переулке и впрямь было пусто. Наконец постоялый двор с его остроконечной крышей остался позади. В небе сверкали бледно-голубые летние звезды. С моря тянул прохладный ветер. Пахло солью и рыбьими потрохами, которые в здешних краях высушивали, а потом удобряли ими землю. Со стороны Дагриновых Рядов — главного городского рынка — тянуло дымом березовых поленьев: там горели праздничные костры. Откуда-то доносились звуки плохо настроенной лиранты. Их заглушил лязг упряжи и скрип колес. Посланная мэром карета возвращалась пустой.

Халирон шагал в бодром темпе. Резиденция городского главы находилась в самой богатой части города, рядом со зданием городского совета. Путь туда пролегал по кривым улочкам и переулкам, мощенным щербатым булыжником. Улицы выстроенного в горной местности Д же лота поднимались, опускались, делали зигзаги и неожиданно обрывались у лестниц, вырубленных в скале. За полгода Медлир изучил здесь каждый закоулок, а при его даре темнота не являлась препятствием.

Но осторожность не мешала. Как-никак они находились не на лесной дороге.

— Зря я не обернул сапоги тряпками, чтобы не так грохотали,- печально вздохнув, сказал Халирон.

— Зачем? Ты беспокоишься за свои камни и золотые цепочки?

Медлир усмехнулся и свернул в очередной узкий переулок. Чтобы не повредить лиранту, он прошел боком.

— Посмотри-ка на себя. Ты их видишь? — предложил он Халирону.

Старик оглядел себя и удивленно замотал головой: все его великолепие было скрыто за серо-черной завесой.

— Эт милосердный! Твои тени? Как я не догадался?

— Главное, чтобы местное ворье не догадалось,- сказал Медлир. — Здесь я почти ничем не рискую. В Джелоте о Повелителе Теней только слышали, можно не опасаться, что они меня раскусят и пошлют в Итарру гонца. Но честное слово, если бы ты только сел в ту карету, я бы расшиб мэру голову. Меня до сих пор подмывает. Как твои пальцы? Болят?

— Уже не очень.

Халирон разглядывал высокие дома состоятельных горожан, освещенные бронзовым сиянием факелов. Мимо пронеслась открытая коляска. На козлах сидел щеголеватый возница. Его голову украшала шляпа с павлиньими перьями.

— Где это мы оказались? — спросил старик.

— Улица Бакалейщиков,- ответил Медлир и кашлянул: за проехавшей коляской шлейфом тянулся густой аромат дорогих благовоний.

— Уж лучше бы здесь пахло корицей, чем этими маслами,- проворчал Медлир.- А теперь свернем-ка сюда.

Они пересекли какой-то двор, где Медлир шалости ради спугнул кота, распевавшего в кустах страстные серенады. Кот с воплем бросился наутек. На втором этаже скрипнула ставня, из окна выглянула старуха и, шамкая беззубым ртом, выплеснула в темноту поток брани. Смеясь, Медлир провел учителя через увитую плющом беседку и открыл боковую калитку. За ней оказалась сточная канава с узкими берегами.

— Осторожнее. Не вляпайся в навозную кучу.

— Постараюсь. Думаешь, если я притащу с собой запахи этой канавы, жена джелотского индюка прикажет выставить меня вон?

— Наверное, сначала она выместит злость на Дакаре, приказав зажарить его живьем, а тебя заставит надеть туфли с атласными бантами, какие носят все здешние щеголи.

Медлир подал старику руку, помогая перебраться через лужу. Халирон старался не подавать виду, но чувствовалось, он устал от ходьбы.

— Теперь уже недолго. Можем еще сократить путь и пройти мимо гвардейских казарм.

Халирон упрямо расправил плечи и покачал головой.

— Я не тороплюсь. Ходьба успокаивает, а мне сейчас это не помешает.

Молча они пошли дальше. Эти места были им хорошо знакомы; за месяцы вынужденного пребывания в Джелоте Халирон и Медлир часто наведывались сюда. В сумраке проступали очертания мясных лавок. Под звездным небом громоздились опрокинутые рыбные корзины, тут же возле своей конурки сидел нищий. Халирон замедлил шаг и бросил в его миску несколько монет. На караульной башне басовито ударили колокола, отбивавшие время. Их звон поднял в воздух стаи голубей, птицы кружили над городом, цепляя на себя сажу топившихся углем печей. Из-за морской сырости в Джелоте приходилось топить даже летом.

— Трудно поверить, что когда-то на этом самом месте разворачивались паравианские мистерии, — нарушил молчание Халирон.

Подпрыгивая на камнях мостовой, проезжали повозки, украшенные золотистыми лентами. В этой части города было особенно людно. Принаряженные горожане торопились потанцевать и повеселиться у праздничных костров. Туда же направлялась и часть торговцев сластями, толкая ручные тележки. Другие, намаявшись за день и не получив ожидаемой прибыли, угрюмо брели домой.

— Здесь проходит шестая ветвь,- продолжал Халирон. — В день солнцестояния от нее звенит вся земля. Даже сейчас мои ноги улавливают биение силы. Представляешь, здесь танцевали единороги, и слабое эхо их празднеств сохраняется до сих пор.

Медлир покачал головой. Шесть лет назад он обладал такой же восприимчивостью, но сейчас, наравне с жителями Джелота, был глух к магическим пульсациям. Правда, горожане ничуть не страдали от этого, а Медлир мучился, но ничем не мог вернуть себе утраченное.

Пахло жасмином и лавандой. С их ароматом соперничал выразительный запах кучек, оставленных пробегавшими собачонками. В толпе сновал уличный оборвыш, рассчитывая что-нибудь выпросить или просто стянуть у торговцев. На него никто не обращал внимания, и мальчишка болтал сам с собой. Забившись в щель, щелкала зубами голодная крыса. А вдали, там, где город выходил к заливу, пел свою вечную песню морской прибой, ударяя в камни мола.

Улица, по которой неспешно шагали сейчас Халирон и Медлир, называлась Широкой. Совсем неподалеку от нее отходил короткий, но просторный бульварчик, окаймленный кустами ползучих роз, листьями и лепестками которых был густо покрыт тротуар. В конце бульварчика стоял особняк мэра — безвкусное нагромождение колонн и эркеров. Здание смахивало на громадный кусок торта с белой глазурью крыши и желто-оранжевыми мармеладинками освещенных окон.