Инна Живетьева - Цена свободы

Славка не дождался ответа и перевел разговор:

— Помнишь, там, у Ласка, как мы по ночам трепались? О доме... Знаешь, когда тебя в подвале заперли, я не мог на своем месте спать, — Славка неловко усмехнулся, — Перелег, а затылком чувствовал, что тебя нет.

«Славку я тоже не всегда понимаю», — решил Алешка.

— Ну и перепады у тебя. То как... ну, не знаю, шарахаешься от меня, то вот...

— Дурак я, — серьезно поделился Славка ценным наблюдением.

— Угу. А подробнее?

Славка запустил пальцы в песок, набрал в горсть и начал пересыпать из ладони в ладонь. Мелкие песчинки тонкой струйкой вытекали сквозь пальцы. Алешка терпеливо дождался, когда высыплются все, и повторил свой вопрос.

— Знаешь, я думал, такое в книжках бывает, — еле заметно усмехнулся Славка. — А вот облом, все в реале точь-в-точь. Когда нас Волки окружили, я решил — все, капец. Только бы убили сразу, чтобы не мучиться. Вот и не вернулись мы домой... А когда они ушли, меня пробрало — это что же, может в любой момент произойти какая-нибудь гадость, из-за которой мы можем погибнуть или не вернуться? Что же я, как осел, уперся и ничего, кроме возвращения, не вижу, — я ведь могу и не успеть ничего! Нельзя откладывать на потом! Даже если что-то не хочется делать по глупости или из-за неловкости, ну, то есть, не хочется делать, а хочется, чтобы было. Вот и тянешь время, авось, все и так образуется. А фигушки, «потом» может и не быть.

— Не знаю, — покачал головой Алешка. — Жить и думать, что в любую минуту что-то может случиться, как-то... Я бы не хотел.

А сам подумал: а ведь он боится предсказания, и про Альку, и про себя самого. Лучше бы не ходил в Сердце Лабиринта! Озноб прошел по коже, стоило вспомнить увиденное там.

— Я предсказание видел, — уронил Алешка. — Я тебе рассказывать не буду, противно очень. Я не могу каждую минуту ждать его. Помнить-то помню, но ждать — это же спятить можно.

К месту стоянки мальчишки вернулись, только когда их шуганул Дим. Аскар сидел перед картой и водил по ней пальцем. Недовольно зыркнул, но ничего не сказал.

Мальчишки поспешили лечь. Ведун оказался прав — чуть только солнце задело краем горизонт, как начало стремительно холодать. Ребята спали на одной шкуре, укрываясь двумя, брошенными друг на друга. Девчонки в центре, остальные по краям. Влад недовольно морщился — прядка Алькиных волос попала ему на лицо, — но не просыпался. У Алешки проскользнула досада: если бы они не трепались так долго со Славкой, то сейчас он мог бы лежать на месте Влада.

Уснул Алешка быстро и увидел очень яркий сон. Он шел через пыльную, давно заброшенную комнату. Вдоль стен выстроилась старая, скособоченная мебель, покрытая пожелтевшими газетами. На одном из шкафов стояла клетка с оторванной дверцей. В клетке торчало пыльное чучело попугая. Когда Алешка проходил мимо, птица открыла глаз и ехидно спросила:

— Куда пр-р-решь, дур-р-рак?

Мальчик вздрогнул, но птица замерла и снова стала похожа на чучело. Пробираясь между стульями, вышел к двери — деревянной, тонкой, как в квартире между комнатами. Только очень старой, покрытой облупившейся тускло-голубой краской. Потянул за ручку, и дверь, не скрипнув, открылась. В лицо ударил соленый ветер, принесший запах воды и крики чаек — за порогом раскинулся океан.

Алешка шагнул на влажный песок. Белая птица пронеслась над головой, тоскливо крикнула. Неслышно подошел каурый конь и толкнул в плечо мордой. Уходить отсюда не хотелось, но Алешка вскочил в седло и помчался вдоль берега. Раз есть конь — надо ехать, в этом была неумолимая логика. А потом на горизонте показалась белая точка. Она все приближалась, и стало видно, что это конь с огромными белоснежными крыльями. Пегас сделал над океаном крутой разворот, чуть не коснувшись крылом воды, и опустился прямо перед мальчиком. Верхом на нем сидела Аля. Она звонко рассмеялась к Алешиному изумлению. Крикнула:

— Догоняй! — ударила босыми пятками по белым бокам и помчалась по самой кромке воды...

Аля слышала, как вернулись мальчишки, и продолжила притворяться спящей. Ей никого не хотелось видеть, и не было желания ни с кем говорить. Страх все еще не отпускал. Раз за разом девочка прокручивала перед глазами одну и ту же сцену: вот всадники окружают их, вот падают убитые, а вот Волки смотрят на ребят. Была бы хоть малейшая щель в окружавших врагах, Аля бы точно заверещала и бросилась в степь. Наверное, так чувствует себя зайчонок, когда над ним в степи кружит хищная птица. С трудом верилось, что Волки ушли. Но страх не исчез, продолжал терзать. Если бы Алька могла хоть кому-то выговориться, выплакаться... Чтобы ее пожалели, вытерли слезы и вообще обошлись бы, как с маленьким ребенком, утешили и убаюкали. Но приходилось быть взрослой, только так можно здесь выжить. Алька с досадой вспомнила все свои выходки там, дома, когда она пыталась продемонстрировать родителям: я уже взрослая, я уже самостоятельная и сама знаю, что для меня хорошо, а что плохо. Дура!

Как хотелось, как безумно хотелось, чтобы хоть кто-нибудь просто спросил: «Как ты? Трудно?» Хоть кто-нибудь! Никто не спросит, никто не пожалеет. Кому она тут нужна? Если бы она, Алька, осталась у Ласка, а на ее месте был бы кто-то другой: Лера или Маша, о ней бы и не вспомнили! Вон, про девчонок ни разу никто даже не заикнулся. И Алешка бы тоже. «Только не реви!» — прикрикнула она сама на себя. Ну, не вспомнят, а разве должны? Разве обязаны они помнить о ней? Ни капельки!

Дорога в песках оказалась еще более монотонной, чем по степи. Да и пить хотелось намного сильнее. Аскар высчитал, что на путешествие уйдет четыре дня, и четко разделил воду. Влад помнил, что сегодня можно сделать из фляжки еще целых шесть глотков. Конечно, никто не считает, сколько именно он выпьет, но мальчик понимал, что больше нельзя, иначе к концу пути останется без воды. Нет, поделиться с ним, может, и поделятся, оторвут взрослые от себя, но как потом ребятам в глаза смотреть? Влад усмехнулся мысленно: «Вот уж точно, с кем поведешься...», — и бросил взгляд на Алешку. Да, его «моральные терзания» слишком глупые и детские для этого мира, но, черт возьми, Влада начали волновать совершенно дурацкие вещи. Например, доказать Аскару, что они вовсе не маленькие ребятишки. Или не зарыться от ужаса в песок, когда по ночам прилетает далекий, еле слышный вой. Или вот сейчас, с водой. «Мда, еще немного — и я начну терзаться тем, что кланялся Ласку, когда тот проезжал по саду. Нет, это уж дудки, облезете и неровно обрастете!»

Влад посмотрел, чуть прищурившись, на солнце — оно подбиралось к зениту, а, значит, скоро привал. На второй день пути сменили график: спали днем, в самую жару. А потом ехали до темноты, сколько позволял тусклый свет заката. Так легче, а то в первый день чуть до обмороков дело не дошло, да и коней жалко. Хоть и делились с ними водой, да сколько ее хватало для таких животных. А за вечер и полночи, когда становилось прохладнее, преодолевали большую часть отмеренной на сутки дороги то галопом, то рысью.