Юлия Остапенко - Что там, за дверью? (“Фантастика 2006” сборник)

Знакомству с вами, старший инспектор, — продолжал Доктор Берринсон, — я обязан определенными познаниями в методах расследования и потому вытолкал санитара из комнаты и вышел сам, запер дверь и ключ положил в карман, вернулся в свой кабинет и позвонил в полицию.

— Дверь в комнату Эмилии была открыта, когда сестра пришла наводить порядок? — спросил Каррингтон, прервав монолог доктора.

— Вот именно! — воскликнул Берринсон. — Закрыта! Заперта на ключ! Это не показалось Грете странным — некоторым пациентам разрешено запираться на ночь, но мы требуем, чтобы они не оставляли ключа в замочной скважине. Грета отперла дверь у сестер есть ключи от всех палат, — вошла… Тогда я и услышал первый крик.

— Окно? — спросил Каррингтон. — Есть ли в палате окно и было ли оно закрыто?

— Закрыто и заперто на задвижку, — ответил врач. — К тому же на окнах у нас крепкие решетки, проникнуть в палату со стороны сада никто не мог, уверяю вас.

— Значит, убийство совершил тот, у кого мог быть ключ, верно? — сказал бывший полицейский, похоже, уже начавший выстраивать линию расследования.

— Ключ — кроме самой Эмилии, естественно, — есть только у меня, дежурной сестры, и еще один висит на щите в подвале, но сам подвал был заперт на ночь, а ключ от него только один и находится у кастеляна Джо, ночевавшего в своем доме в Туайфорде.

— Иными словами, если сестра со своим ключом не расставалась, то именно она и является главной подозреваемой, не так ли?

— Грета? — Берринсон перестал бегать по палате, остановился перед Каррингтоном и возмущенно ткнул в его сторону пальцем. — О чем вы, старший инспектор? Грета работает в больнице четырнадцать лет! Лучшая сестра из всех, кого я знал. Отличные отношения со всеми больными, в том числе с Эмилией.

— Хорошо-хорошо, — пробормотал Каррингтон, — я всего лишь хотел… Продолжайте, пожалуйста. Полиция…

— Инспектор Филмер прибыл незамедлительно, а с ним — бригада криминалистов. Мы подошли к двери (рассказываю об этом эпизоде так подробно, чтобы вы поняли, в каком я оказался глупом положении!), впереди инспектор с ключом, я — сзади, а за нами трое или четверо полицейских. В конце корилора столпились врачи, санитары и кое-кто из больных — те, кому разрешено выходить из своих комнат. Филмер открыл дверь и остановился, я видел лишь его бритый затылок, постепенно наливавшийся кровью. Пройти не было никакой возможности, а потом инспектор обернулся и сказал возмущенным голосом: “Ну! И что все это значит?” Я протиснулся мимо него в палату, и, признаюсь вам, старший инспектор, волосы на моей макушке встали дыбом — во всяком случае, именно таким было мое ощущение.

— Мертвая девушка оказалась… — начал Каррингтон.

— Там не было никакой девушки! — выпалил Берринсон. — Ни мертвой, ни живой! Палата была пуста, понимаете? Постель смята, но никаких следов ни Эмилии, ни крови — ничего!

— Очень интересно, — пробормотал Каррингтон — для того, видимо, чтобы скрыть свое смущение.

— Естественно, — продолжал врач, — полицейские на моих глазах тщательно обыскали помещение. Никто не мог войти и никто не мог выйти за время, прошедшее после обнаружения тела. О том, чтобы проникнуть в комнату через окно, и речи быть не может. Но тела не оказалось! Инспектор Филмер рвал и метал — похоже, он готов был обвинить меня и Грету в приступе шизофрении и запереть в одной из наших палат. Я был в полном недоумении… И в это время — обратите внимание, старший инспектор, и вы, сэр Артур, — ко мне подошел Нордхилл, совершенно спокойный и даже флегматичный, впрочем, это его обычное состояние, и сказал: “Да вы не беспокойтесь, доктор, ничего с Эмилией не случилось, она жива и здорова, уверяю вас…” Разумеется, Филмер, слышавший эти слова, немедленно пристал к Нордхиллу с вопросами, и я с трудом заставил инспектора предоставить это дело мне — все-таки Нордхилл мой пациент, Реакции его неадекватны, нельзя подходить к словам больного с обычными полицейскими мерками, мало ли какая идея могла прийти в его голову…

— Где сейчас Нордхилл? — быстро спросил Каррингтон. еня тоже интересовал этот вопрос — мы ведь приехали в больницу для встречи с этим пациентом, — и мне показалось странным неожиданное смущение доктора.

— Ну… — протянул он. — Мы в его палате, жду с минуты на минуту… Понимаете, старший инспектор, я, наверно, не должен был разрешать, но события развивались так стремительно… Я отвел Нордхилла в холл, усадил в кресло и спокойно спросил, что он имел в виду. “С Эмилией ничего не случилось”, — упрямо повторял он, не глядя мне в глаза, из-за чего в моей голове возникали мысли одна нелепее другой, а потом, будто услышав слова, предназначенные лишь для его, а не моего слуха, он сказал: “Садовый домик… Там…” И замолчал, глядя в пустоту. Мне знакомы были такие эпизоды в его поведении, я позвал санитара, чтобы отвести Нордхилла в палату, но Филмер, не пропустивший из нашего разговора ни слова и понявший каждое слово буквально (в отличие от меня — я раздумывал над тем, какие ассоциации бродили в мыслях Нордхилла и как интерпретировать его пророчество), так вот, Филмер устремился к выходу на задний двор больницы, за ним полицейские и кое-кто из обслуживающего персонала. Не прошло и минуты, как я услышал такой же вопль, что и утром, — без сомнения, кричала Грета, и вы можете себе представить, о чем я подумал в ту минуту.

— Еще бы, — пробормотал Каррингтон, — труп девушки обнаружили в садовом домике?

— Или живую и здоровую Эмилию, — вставил я.

Доктор Берринсон обернулся ко мне и воскликнул:

— Сэр Артур! Каким образом? Как вы догадались, что…

Я прокашлялся и ответил, стараясь сдерживать волнение:

— Нордхилл сказал, что с Эмилией ничего не случилось, верно?

— Да, но ему никто… Впрочем, вы правы: Эмилия действительно оказалась в садовом домике — на ней была ночная рубашка, на ногах войлочные тапочки, и она находилась в полной растерянности… Вы можете себе представить раздражение инспектора Филмера — он решил, что все случившееся либо представление, зачем-то разыгранное персоналом совместно с больными, либо преступление, цель которого ему пока решительно непонятна. В домике есть старый стол, выброшенный по причине ветхости, и несколько стульев, у которых порвалась обивка, их вынесли, чтобы отдать в починку… Филмер не нашел ничего лучше, чем устроить допрос прямо на месте, по горячим, как он выразился, следам. Он и Нордхилла решил допросить, хотя я твердо выразил свое к этому отношение, но парень прибежал, увидел Эмилию, и восторг его трудно было описать, эти двое, знаете ли, симпатизируют друг другу.

— Как Эмилия оказалась в садовом домике? — перебил Каррингтон.

— Она не смогла этого объяснить! “Я не помню… Поднялась утром, вдела ноги в тапочки и оказалась здесь”. Вот все, что удалось Филмеру от нее узнать. А от Нордхилла и того меньше. “Это соединение, — твердил он. — Самое обычное соединение и ничего больше”. Слова его остались загадкой, но если Филмер воспринял их как попытку запутать полицейское расследование, то мне как лечащему врачу понятно, что в голове Нордхилла возникли какие-то ассоциации, которые он не мог правильно описать.