Жан-Луи Фетжен - Ночь эльфов

– Посмотри на меня! – проревел гном. – Я хочу, чтобы ты знал, кто тебя убил!

Пеллегун не мог ответить, но сощурил глаза, чтобы лучше его разглядеть.

– Я Рогор, правитель Казар-Рана, наследник престола Черной Горы!

Рядом с ними упал на землю гном, сраженный ударом копья, но Рогор даже не взглянул на него. Пеллегун кивнул, слабо улыбнулся и, собрав последние силы, проговорил:

– Это… справедливо.

– Что?

На губах старого короля выступила кровавая пена, и его голова бессильно упала на траву. Рогор еще какое-то время с ненавистью смотрел на него, потом поднялся, взмахнул топором и изо всех сил обрушил его вниз. Удар был таким резким, что голова короля откатилась на несколько шагов, словно било, сорвавшееся с цепи. Гном поднял ее за волосы, раскрутил, словно пращу, и швырнул в сторону королевских рыцарей.

– Тройн отомщен! – проревел он.

И бросился к горе.

В самом сердце леса, между небом и землей, простирался Элианд – город, сотканный подобно паутине из переплетенных веток и листьев и зарослей высоких, в эльфийский рост, желтых папоротников, образующих над землей свод, сквозь который просвечивало солнце. Некоторые эльфы строили свои жилища прямо на земле, под этим сверкающим сводом, некоторые – даже под землей, среди гладких буковых корней. Но большинство эльфов жили в кронах деревьев, под открытым небом, в шалашах, по виду даже отдаленно не напоминающих постройки, которые счел бы пригодными для жилья человек.

Этот огромный город был так надежно укрыт в гуще леса, что можно было пересечь его весь, даже не подозревая об этом – поскольку здесь не было слышно шума, привычного для человеческих поселений, не замечалось никаких передвижений, не чувствовалось запахов кухни. Эльфов не страшили холод и дождь, а их представления о комфорте вызывали у других народов немалое удивление. Поэтому они ничего не строили, и их города, какими бы большими они ни были, с точки зрения людей, представляли собой всего лишь безымянные лесные заросли. Однако Элианд был огромным и очень древним городом: он возник в те времена, когда первых человеческих укрепленных поселений вообще не существовало. Напрасно было бы искать здесь дворцы, торговые лавки или даже крепостные стены. Здесь не было ни улиц, ни площадей, ни места для общих сборов – разве что поляны. Но на всех деревьях были вырезаны руны, а на камнях еще с начала времен выбиты изображения – лица, растения или какие-то странные знаки, смысл которых позабыли уже и сами эльфы.

В те времена, когда мир был еще юным, богиня Дана, как говорили, создала первый лес, чтобы объединить в нем три уровня мироздания – небесный мир, в который устремлялись высокие стволы деревьев, пространство, раскинувшееся под их кронами, и подземный мир, куда они уходили корнями. Она посадила семь священных деревьев: дуб, березу, иву, орешник, ольху, остролист и яблоню, и от них пошли все остальные деревья в королевстве Логр. Каждое дерево обозначалось своей руной – так был создан священный алфавит, чтобы впредь леса могли говорить с тем, кто умеет читать эти знаки.

Именно здесь, в самом сердце леса, эльфы спрятали свой талисман – Чашу Дагды, «Грааль» на божественном наречии. И именно здесь проводилось обучение божественной мудрости, и посвященные в нее становились друидами – понимающими язык Деревьев.

Но это было давно, а сейчас лес мало-помалу исчезал, вырубаемый крестьянами под распашку, и постепенно в нем образовывались прогалины и тропинки, которые становились все более и более широкими и порой пересекали весь лес до самого моря. Вначале это происходило медленно и незаметно и казалось даже смешным – настолько слабыми выглядели люди со своими топорами и пилами перед лицом этого бескрайнего океана мощных деревьев. Однако сейчас равнины, на которых расселились люди, покрывали огромное пространство, а от лесов здесь и там оставались лишь груды веток и вывороченных корней срубленных деревьев, медленно гниющих под дождем и ветром.

Эльфам пришлось научиться жить за пределами лесов. Некоторые ушли на болота, граничащие с землями монстров. Другие, которых называли зелеными эльфами, жили на самой границе леса, недалеко от людей. Те, кого впоследствии стали называть эльфами Гавани, объединившись с людьми дюн, вышли к морю.

От старых эльфийских владений остался лишь один большой лес – единственный, за который они готовы были сражаться,– простирающийся вокруг рощи семи священных деревьев. Люди называли его Элианд, не зная, что сами эльфы раньше называли так все древние леса, а имя этого было Броселианд – «сердце Элианда». Здесь продолжали жить Высокие эльфы, и Ллиэн была их королевой.

День почти угас, когда Ллиэн, поддерживаемая Блодевез, вышла к опушке, за которой начинался город. Мягкий оранжевый свет падал сквозь листья, и в нем танцевали клубы пыльцы. Ллиэн улыбнулась, увидев, что на деревьях развешаны гирлянды из цветов и листьев в честь новорожденной, и крепче прижала Рианнон к груди. Эльфы молча склонялись перед ними, иногда чертя в воздухе руны, приносящие счастье, – Оферлеоф аэтелинг беарн, а потом следовали за Ллиэн: постепенно образовалась целая процессия, скользившая между деревьями эльфийского города неслышными шагами – так, что даже птицы не прекращали петь.

Ллиэн замедлила шаги. Грудь у нее сдавило, дыхание перехватило от нахлынувших чувств. Здесь было так спокойно… Ее предки называли это место Каэр Сидхи – «Град покоя», и это полузабытое имя как нельзя более подходило ему сейчас. Губы Ллиэн задрожали, горло сжалось. Она глубоко вздохнула, пытаясь унять тревогу, и отбросила длинные черные волосы назад. В глазах у нее блестели слезы. Рианнон спала у нее на руках, наполовину закрыв лицо пухлыми ручками. Слишком круглое, слишком розовое личико… Ллэндон все поймет с первого взгляда.

Она снова пошла дальше, пытаясь улыбаться, словно бы каждый шаг не приближал ее к позору и изгнанию из Элиандского леса, который она так любила. Блодевез незаметно отстранилась от королевы, и теперь тонкие белые руки целительницы лишь слегка касались ее одежды, будто руки призрака. Чуть качнув бедрами, Ллиэн полностью освободилась.

Так будет лучше. Пусть она останется с Ллэндоном один на один. Пусть никто не увидит, как черты его лица исказятся при виде этого ребенка, не заметит сомнения и печали в его глазах.

Солнце опустилось за лесом, золотя самые высокие кроны, и внизу разлился мягкий сумрак. Ллиэн слегка приободрилась, хотя в темноте эльфы с их острым зрением чувствовали себя почти так же, как днем. Ребенок захныкал во сне и задергал ручками. На губах выступили пузырьки слюны. Ллиэн приостановилась, наблюдая за чередованием гримасок на лице дочери – забавное выражение сменялось серьезным, как будто эта работа требовала полной сосредоточенности. Потом Ллиэн подняла дочь к своему лицу и прошептала ей на ухо несколько успокаивающих слов, с наслаждением вдыхая младенческий запах и гладя нежную щечку.