Андрей Буторин - За краем земли и неба

Все понуро молчали. У бедного Стаса пылали оттопыренные уши. Да и лицо уже не отличалось цветом от волос.

«Черт, что со мной? – подумал Семен. – Надо же как сорвался! Первый раз со мной такое… Последствия недавнего боя, контузия? Но я ведь и раньше бывал в передрягах, еще похлеще…» Он задумался вдруг, вспоминая. Но ничего, кроме последнего боя, вспомнить почему-то не смог. Нет, что-то мелькало в голове, какие-то обрывочные картинки: он бежит, кричит, стреляет из лучера… Или не из лучера… Из «акаэм»? Что такое «акаэм»? Пистолетная ручка, магазины, скрученные синей изолентой… Какие «магазины»? Что за «изолента»? Падает Сашка – у него нету полчерепа… Бородатое лицо «чеха», рядом, близко – глаза в глаза… Кто кого? Кто быстрей? Семен оказался быстрей… Тогда – да. А потом? А еще? Мелькнуло: он несется вниз по склону холма с кем-то рыжим, как этот вот Стас. Но там был не Стас… Кто же? Ах да, тогда с ним был Раж! Который потом стал обугленной головешкой. Кто же такой этот Раж? Не вспомнить… Новая картинка: желтые панцири в ряд, фасеточные глаза, лучеры наперевес, не бегут – спокойно шагают, уверенно, нагло!.. По его родной земле, по улицам любимого города… Хватают мать, сестренку, слышится чавканье жвал, щелканье клешней… Кровь, кровь, красное на желтом… Мразь, мерзость! Там, где прошли, – пустыня, покрытая липкой слизью… И снова Сашка, живой, веселый, в бандане цвета хаки на целом еще черепе. Тянет руку: «Беляк, оставь затянуться!»

Семен снова прижал к ушам кулаки, замотал головой, отгоняя видения. «Контузия, контузия!.. Это она. Завтра же покажусь Вавилову… тьфу, Мичурину! Нет, лучше самому доктору… А сейчас – пойти подышать, остыть, развеяться!..»

Старшина поднялся, надел легкую кирасу, маску – без них вне помещений находиться запрещалось категорически. Буркнул: «Прогуляюсь!» и, не глядя на примолкших сержантов, вышел.

На свежем воздухе ему и впрямь полегчало. Вечер был потрясающе красив – на востоке небо уже было усыпано яркими звездами, а западная его часть играла в стиле «Deep Purple» – от сочного, малинового пурпура у горизонта до самого настоящего, «глубокого», ближе к зениту. Чиркнуло по краю сознания непонятное слово «дусос» и тут же умчалось в небытие.

А вот «Deep Purple» он вдруг отчетливо вспомнил! Даже зазвучала в ушах мелодия и завертелась на языке строчка: «I guess I'll always be a soldier of fortune [1]».

Но допеть Семену помешали, он сразу забыл, о чем только что вспоминал… Со стороны солдатских палаток послышался дружный гогот.

«Резвятся солдатушки, бравы ребятушки!» – усмехнулся старшина и двинул в ту сторону – неплохо бы и самому повеселиться. Подошел тихо, незаметно, не хотелось своим появлением смущать солдат. Остановился в тени крайней палатки, выглянул. На освещенной тусклыми лампочками площадке собрались все бойцы взвода. Сбились в круг, машут руками, хохочут, а чего хохочут – не понять.

Пришлось Семену все же выйти из тени, подойти к ребятам. А они так увлеклись, что на старшину и внимания не обратили. «Надо будет дневальному всыпать, – незло ругнулся под нос старшина. – Так и залгов прохохочут!» Раздвинул руками крайних, протиснулся к центру круга. А там…

Он не сразу понял, что это такое. Сарделька какая-то, зеленая и чешуйчатая, о восьми лапах! Длинная – с ногу, и толщиной такая же. Пасть зубастая, крокодилья, глазки маленькие, желтым огнем светятся… И рядовой Красиков по кличке Карасик (вот кличку дали, а что она означает – никто не знает) над крокодильей мордой сосиской машет. А солдаты орут: «Пляши, Бобик, пляши!» И чудо-юдо правда пляшет! Прыгает, повизгивает, лапками коротенькими дергает. Смешно, и впрямь смешно!

Красиков сосиску уродцу скормил, другую достает. «А теперь пой!» – говорит. И «Бобик» этот как завоет! Тоненько, жалобно, прям рулады выводит… Солдаты ржут, чуть уже не в лежку лежат. Тут Семен и дневального увидел – тоже вместе со всеми регочет, с лучером в обнимку! Тут уж старшина не выдержал, гаркнул:

– Взво-о-од! Смир-р-рна-а!!!

Солдаты подскочили, вытянулись во фрунт, дневальный покачнулся, дернулся было к «грибку» бежать, одумался, замер… А Карасик не знает, куда сосиску девать – карманов в кирасе нету. Догадался – маску приподнял, сосиску в рот сунул. Куда чудо-юдо делось – Семен и не заметил.

– Это что за балаган?! – придал он голосу строгости, чтобы не рассмеяться от всей этой картины. Да и не на что особо было сердиться, на дневального разве что. Этот точно свое получит. – Рядовой Красиков, чем занимаетесь во время отбоя?

Карасик не успел прожевать сосиску, но сделал героическое усилие и проглотил ее целиком, отчего голос его стал натужным и сиплым.

– Разрешите доложить, господин старшина, еще не время отбоя…

– Отставить пререкания со старшим по званию! Отвечать на вопрос!

Сосиска, видимо, благополучно покинула пищевод Красикова, отчего тот заметно приободрился, откашлялся и бодро выпалил:

– Занимаемся кормлением собаки, господин старшина!

– Чего-чего? – забыл об уставных командах Семен. – Кого-кого кормлением?..

– Собаки, господин старшина! Бобика.

– Что еще за «собака»? Почему «собака»?

– Не могу знать, господин старшина! Так само назвалось. Похоже просто.

– На что похоже? На собаку? А вы знаете, что это такое?

– Никак нет, – не по-уставному развел руками солдат. – Но должно ведь животное как-то называться… Она уж третий день, как к нам прибилась. Он, то есть. Или оно…

– Ладно, – хмыкнул Семен. – И где эта ваша собака? Покажите своего Бобика, я тоже хочу посмеяться.

– Бобик, Бобик! Сюда! Фью-ю-у! – засвистел Карасик. Бойцы завертели головами, кто-то негромко свистнул.

– Да вот же он! – ткнул пальцем за палатки долговязый солдат.

Семен посмотрел в ту сторону. В неверном свете догорающей «дип-пёпловской» зари смутно виднелся длинный силуэт с янтаринками глаз.

– Бобик! Фьють-фьють-фьють! – обрадовались солдаты. – Давай сюда!

Но «собака» со всех восьми ног рванула вдруг совсем не «сюда», а, напротив, «отсюда». Дополнительное внимание со стороны среднего командного состава показалось ей, видимо, излишним. А может быть, солдатского ора испугалась.

Несмотря на свой маленький рост, Бобик ловко перемахнул через все заграждения и слился с ночной темнотой пустыни.

– Куда же он побежал-то? – испуганно ойкнул кто-то.

– К залгам, мать их!..

– Они ж его, Бобика… – начал рядовой Красиков и замолчал. Остальные солдаты, опустив головы, тоже примолкли.

Семен лег спать в отвратительном настроении. Мало того, что перед сержантами концерт устроил, так еще и собаку угробил. По его ведь вине Бобик к неприятелю драпанул, чего уж перед собой-то юлить…

Спал старшина плохо. Снились залги, рвущие на куски кривыми острыми клешнями длинную живую сардельку. Рядовой Красиков качал головой и приговаривал: «Эх, господин старшина, разрешите доложить – вы скотина!» – «Да знаю я, знаю!» – хотел ответить Семен, но вместо Карасика перед ним уже стоял Сашка в любимой своей бандане и, затягиваясь хабариком, щурился: «Что, и здесь «чехи» достали?» – «Я сам себя достал, Саня», – отвечал Семен другу.