У Чэн-энь - Путешествие на Запад. ТОМ III

Услышав про еду, Чжу Ба-цзе не вытерпел и сразу же засунул этот дар в узел.

– Брат, – поддел его Сунь У-кун. – Ты все жаловался, что поклажа чересчур тяжела, как же хватит у тебя сил тащить еще и рис?

Чжу Ба-цзе рассмеялся:

– Что ты понимаешь, – говорил он сквозь смех, – ведь рис тем и хорош, что каждый день расходуется. Если же сразу все съесть, тогда и дух вон.

Затем все трое мгновенно сложили руки и совершили поклоны в благодарность за оказанную милость. Наконец Танский монах обратился к государыне:

– Осмелюсь потревожить тебя еще одной просьбой, – сказал он умоляющим тоном, – проводи вместе со мной моих учеников за городскую заставу, там я скажу им напутственное слово, чтобы они с честью выполнили свой долг. А когда вернемся во дворец, будем наслаждаться вечным счастьем. Мы станем жить с тобой счастливо и мирно, не зная ни забот, ни тревог, словно птицы Люань и Фын.

Государыня, ничего не подозревая, велела тотчас же приготовить выезд и, крепко прижимаясь к Танскому монаху, села с ним вместе в колесницу, которая повезла их к западной заставе города. Улицы были политы чистой водой, воздух напоен ароматом благовоний. Толпы народа вышли на улицу, чтобы увидеть поезд государыни, послушать замечательный звон колокольчиков, и поглядеть на Танского монаха – избранника государыни.

Здесь не было ни одного мужчины, только женщины – напомаженные, напудренные, с высокими прическами.

Вскоре поезд выехал из ворот города и оказался за западной заставой.

Сунь У-кун, Чжу Ба-цзе и Ша-сэн встретили приближение колесницы радостными возгласами:

– О великодушная государыня, – кричали они, – не провожай нас дальше. Распрощаемся здесь.

Танский монах медленно сошел с колесницы, молитвенно сложил руки и с поклоном обратился к государыне:

– Прошу тебя, вернись во дворец и позволь мне, бедному монаху, отправиться на Запад за священными книгами.

От этих слов государыня даже в лице изменилась. Она схватила Танского монаха за руку и вскричала:

– Мой дорогой! Ведь я обещала отдать тебе все мое состояние, только бы ты стал моим мужем. Завтра тебе предстоит занять престол и принять титул государя, я же передам тебе бразды правления и буду только твоей женой – государыней. Ведь мы пировали по этому случаю. Как же можно так неожиданно нарушить свое слово!

Чжу Ба-цзе слушал, слушал и разозлился. Он начал поворачивать то в одну, то в другую сторону свое свиное рыло и захлопал своими огромными ушами.

– Да понимаешь ли ты, что мы честные монахи? – заорал он, кинувшись к колеснице. – Неужели мы станем осквернять свое тело и жениться на такой размалеванной и напомаженной, как ты? Отпусти моего наставника и не приставай к нему!

Государыня пришла в ужас от его грозного и страшного вида. Душа у нее ушла в пятки, и от страха она свалилась со своего сиденья прямо на пол.

Между тем Ша-сэн и Сунь У-кун вывели Танского монаха из толпы и помогли ему сесть на коня. Вдруг на обочине дороги мелькнула женщина. Она бросилась к Танскому монаху с возгласами:

– О младший брат Танского императора! Не покидай нас! Дай мне насладиться с тобой утехами любви!

Ша-сэн стал отгонять ее.

– Куда лезешь, негодница!

Выхватив свой волшебный посох, он собрался было ударить женщину по голове, но вдруг поднялся страшный вихрь, раздался свист, и Танский монах исчез.

О том, что случилось с нашим Танским монахом, остался он жив или погиб вы узнаете, если прочтете следующую главу.

Итак, в тот самый момент, когда Великий Мудрец Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе собрались заколдовать силянскую государыню, вдруг налетел вихрь, бешено завыл ветер и раздался крик Ша-сэна. Наставник исчез. Сунь У-кун стал спрашивать Ша-сэна:

– Кто же мог похитить нашего наставника?

– Какая-то женщина, – растерянно отвечал тот. – Она вызвала вихрь, который подхватил и унес нашего учителя.

Услышав эти слова, Сунь У-кун стрелой взлетел на облако и, тормозя его движение своей одеждой, которую он распахнул, стал внимательно оглядываться по сторонам. Вдруг он заметил вдали столб пыли, исчезавший в северо-западном направлении. Обернувшись к монахам, он крикнул им:

– Братья! Живей взбирайтесь на облако, полетим выручать нашего наставника!

Чжу Ба-цзе и Ша-сэн быстро привязали поклажу на коня; раздался шум, и они оказались вместе с конем в воздухе. Силянская государыня и вся ее свита при виде этого необыкновенного зрелища разом опустились на колени прямо в дорожную пыль.

– Нам удалось воочию увидеть средь бела дня настоящих праведников – архатов, – говорили в толпе. – Государыня наша пусть не страшится и не огорчается. Младший брат Танского императора – прозревший последователь Будды, постигший тайну самосозерцания. А мы были слепы, приняв его за простого смертного, за красавца мужчину из Серединного цветущего государства. Все наши стремления оказались тщетными. О государыня, повелительница наша! Садись в свою колесницу и возвращайся к себе во дворец.

Терзаемая стыдом, государыня возвратилась со всей своей свитой во дворец, и мы здесь покинем ее.

Тем временем Сунь У-кун и его помощники, воспарив к небесам, на облаке мчались сломя голову вслед за вихрем, унесшим их наставника. Они догнали его у высокой горы, но в этот момент пыль исчезла, ветер стих и неизвестно было, куда скрылась чародейка. Монахи прижали вниз край облака, заметили тропинку, спрыгнули вниз и пустились на поиски. Вдруг перед ними выросла стена, сложенная из темного блестящего камня. Она напоминала щит, предохраняющий внутренний двор от злых духов. Ведя за собой коня, монахи зашли за щит и увидели огромные каменные ворота, а над ними надпись, состоящую из шести больших иероглифов. Надпись гласила: «Пещера Лютни «пиба» в горе Погибель врагам».

Чжу Ба-цзе по своему невежеству бросился к воротам и хотел было сломать их граблями, но Сунь У-кун вовремя удержал его.

– Не торопись, брат, – сказал он, – мы мчались вдогонку за вихрем, не догнали его и вот очутились здесь. Эти ворота мы видим впервые и не знаем, кто за ними живет. Что, если мы будем ломиться не в те ворота, которые нам нужны? Мы просто обидим их владельца! Вы лучше отведите коня за каменный щит и ждите меня там; я проберусь внутрь и узнаю, как там обстоят дела. Тогда и решим, что делать.