Селия Фридман - Пожиратели душ

Она, сверкнув глазами, вскинула руку к небу – и молния ударила где-то рядом, швырнув Андована в грязь. Весь мир полыхнул белым огнем, земля закачалась, а принц лишился последних сил. Угасающим взором он успел охватить колдуна, превращенного в кучку горелой плоти, и яростные глаза Лианны. Люди Нетандо с мечами наголо ринулись добивать уцелевших.

Но зрение уже уходило от Андована, а с ним и все прочие чувства. Мир терял свою вещественность, уступая место безымянной холодной тьме. Что, если это последний раз? Что, если он больше никогда не очнется?

Лианна!

– Сюда.

Воин, несший Андована с горы, скользил по грязи, перемешанной с кровью, но Камала не пользовалась магией, чтобы ему помочь. Она стояла как статуя и наблюдала. Нельзя прибегать к колдовству снова, пока она не поймет, что случилось.

Ее пробирала дрожь, когда она вспоминала взгляд Талсина. Силы оставили его как раз в тот миг, когда она призвала к себе душевный огонь. Нет, быть не может! Конечно же, дело не в этом.

– Все, что ли? – спросил Нетандо. Его стражники складывали у дороги тела убитых разбойников.

Она кивнула, не желая, чтобы ее отвлекали. Пусть думают, что ее кивок – откровение, а не просто догадка. Помощь, которую она им оказала, вселила в них почтение, и докучать ей они не станут. Глупые смертные! Молния и так уже собиралась ударить – Камала всего лишь направила ее в нужное место, вот и все колдовство.

Вспоминая, как упал Талсин, она чувствовала наползающую со всех сторон тьму – ту самую, хорошую знакомую. Это было прикосновение бездны, от которого кровь стыла в жилах. Бездны, грозящей каждому магистру. Стоит Камале усомниться в правильности избранного пути, и бездна поглотит ее.

«Помоги искать разбойников, которым удалось сбежать. Подумай о будущем. Дай ему умереть».

Нет. Ей во что бы то ни стало надо понять, что случилось с Талсином. Даже если это приведет ее на самый край бездны, даже если столкнет за край – она должна знать.

– Крови не видно, – заметил кто-то. Талсин был весь вывалян в грязи, но и только – она и сама это видела. – Но парень еле жив, это точно.

– Я о нем позабочусь. – Камала оглядывалась, ища, куда бы его положить. Кругом перевязывали раненых, снимали одежду с убитых врагов, счищали грязь, налипшую на колеса. Не самая подходящая обстановка для врачевания.

– Кладите в заднюю фуру, – предложил Урсти. – Места там хватит.

Идти до этой повозки было порядочно. Камала развязала промасленную покрышку и подняла ее. Между рядами деревянных ящиков действительно нашлось место. Внутри пахло шафраном и кассией.

– Клади сюда, – распорядилась Камала. В этом закутке могли поместиться и двое, только стоять нельзя было. Дурбаниец осторожно просунул Талсина внутрь, Камала залезла следом и снова опустила покрышку, чтобы не проникал дождь. Стало темно, но ее Глаз не зависел от земного света.

Никаких ран, даже под волосами. Руки-ноги целы. Совершенно непонятно, почему он вдруг упал в обморок.

Остается только одно объяснение.

Когда Камала свела с небес молнию, он стоял и смотрел на нее. Она помнила, как он побелел, как глаза его сделались бессмысленными, а после закрылись… точно чей-то гигантский кулак выдавил из него жизнь и швырнул пустую скорлупку наземь.

Осторожно, боязливо она вновь обратилась к магии, коря себя за каждую каплю, которую тратит. Ее взгляд проникал в Талсина сквозь кровь, сквозь кости, сквозь внутренности, еще поддерживавшие в нем жизнь, – в самую душу. В средоточие его смертной силы, где должен пылать душевный огонь.

Вместо огня там дотлевали красные угли.

Камале открылась правда, и тьма сомкнулась, окружив кольцом ее собственную душу. «Не пресекайся, дыхание, угомонись, сердце. Дайте подумать. Он консорт, да, но не обязательно мой».

«Не обманывайся, – ответила правда, глядя ей прямо в глаза. – Он изнемог в то самое мгновение, когда ты пустила в ход свою Силу. Ты знаешь сама».

Камала снова проникла в него. Огонь, угасающий, но еще горячий, тянул ее к себе – так требует топлива обыкновенный огонь. Пожелай она поглотить этот жар целиком, устроив себе напоследок роскошный кровавый пир, ничто не могло бы ей помешать. Это было в ее власти.

– Лианна? – Его глаза открылись и смотрели на Камалу так пристально, что ее бросило в дрожь. – Что случилось? Мы… мы…

– Они все перебиты. С нашей стороны убитых нет, только раненые. Люди Нетандо подчищают остатки.

Он попытался сесть. Боги, как он слаб – без всякой к тому причины.

«Не считая того, что я за один раз выпила из него слишком много сил».

Талсин с недоумением обвел глазами фургон.

– Мы в повозке Урсти, – объяснила она.

– Да, конечно. Можно было догадаться по запаху. Я ранен? – Это прозвучало так, будто он боялся услышать ответ.

Она покачала головой. «Если и ранен, то не оружием смертных».

Его это явно не утешило. Он со вздохом уронил голову, не пытаясь больше этому препятствовать, и прошептал:

– Прости. Я должен был сказать тебе…

Она не ответила, слыша, как стучит сердце – то ли его, то ли ее.

– И Нетандо тоже надо было сказать, еще там, в «Третьей луне»… но тогда он не позволил бы мне ехать вместе с тобой. Ты спасла меня, Лианна, и должна знать правду. Я упал, потому что…

– Тихо. – Она приложила палец к его губам. – Не говори ничего. Я знаю.

Какие теплые у него губы! Быть может, они кажутся такими лишь по сравнению с холодом бездны, пустившим корни в ее душе? Одна неверная мысль, одно мгновение жалости к умирающему – и она рухнет во тьму на веки вечные.

Это его Сила заставляет ее сердце биться, струится по ее жилам, наполняет воздухом ее легкие.

Отведя ее руку от своих губ, он тихо спросил:

– Другие тоже видели, что ты женщина?

Она не сразу поняла и лишь потом спохватилась, что повязка, которой она стягивала грудь, ослабла, ворот дублета распахнут, и Талсину, над которым она склонилась, хорошо заметны два холмика у нее под одеждой.

– Это ничего, – сказала она. – Я пользуюсь чарами…

«… в которые вкладываю твою жизнь». Вслух она этого сказать не могла.

Он поднял руку, провел по теплой ложбинке захолодевшим от дождя пальцем.

– Но меня твои чары не обманывают.

– Нет. – Его голос, его прикосновение завораживали ее саму. – Тебя не обманывают.

Теперь он ласкал ее грудь. Она хотела остановить его – и не могла. Его жар зажигал ее кровь, от его желания у нее слабели колени. Он почувствовал, что она не сопротивляется, и его легкие касания сделались тверже. Другой рукой он обнял ее, притянул к себе.

А за этим последовал поцелуй. Раньше она никогда не позволяла мужчинам такой вольности. Чего только они с ней ни вытворяли, каких унизительных вещей от нее ни требовали, но целоваться – ни-ни. Она сама не знала, что это для нее значит, почему она так защищает этот последний оплот. Когда его губы коснулись ее, она вся застыла и чуть не отшатнулась… но услышала тихий вздох его наслаждения, ощутила всю сладость его нежного рта. Да, такого она с мужчиной никогда не испытывала.