Пол Томпсон - Перворожденный

– Мы это сделаем, господин! – воскликнул он и поднес рог к губам.

При первой попытке вместо звуков из горна полилась вода. С бранью он постучал раструбом по фальшборту и подул снова. Сигнал перекрыл шум бури. Черепаха качнулась вправо, потянув паром в сторону от маячившего перед ними причала. Снова раздался звук трубы, и животное подняло огромную зеленую голову. Тусклые оранжевые глаза быстро замигали, сбрасывая капли дождя.

На пристани виднелось несколько ожидающих фигур в плащах. Ситас подумал, что это несчастные гвардейцы эрготского посла, которым приказано было дежурить под дождем на случай, если эльфы соизволят показаться. Когда баржа развернулась, воины по одному попрыгали с причала и попытались приблизиться к подходившему судну.

Брюхо черепахи скребло по грязи, из воды показался панцирь высотой двадцать футов. При виде этого кошмарного зрелища люди бросились врассыпную. Эльфийские воины на палубе торжествующе закричали.

Паромщик проиграл длинный переливчатый сигнал, и черепаха зарылась могучими ластами в прибрежную грязь. Берег был широким и пологим, и гигантское животное без труда выползло из воды. Ливень смыл с панциря налипшую тину, и черепаха вскарабкалась по откосу.

Нос баржи ткнулся в дно, стоявших на палубе швырнуло назад. Паромщик, вскочив на ноги, снова резко затрубил в рог. Ласты черепахи показались из воды, и она продолжала карабкаться на сушу. Ситас, поднявшийся на ноги, еле удерживался от торжествующего смеха. Он взглянул вниз, на людей, спасавшихся бегством при виде чудовища.

– Стойте! – решительно окликнул он. – Я принц Ситас из Сильванести! Я пришел встретить вашего посла!

Несколько фигур в серых плащах остановились, остальные продолжали бежать. Один из людей, с офицерским плюмажем на высоком коническом шлеме, неуверенно приблизился к вытащенной на берег барже.

– Я Эндрак, командир эскорта посла. Посол удалился на отдых, – крикнул он Ситасу.

– Тогда пойди и разбуди его! Буря может продолжаться до завтра, и сейчас у твоего хозяина есть отличная возможность добраться в город, не задержавшись здесь надолго.

Эндрак, вскинув руки вверх, понесся на холм. Он бежал ненамного быстрее черепахи, ему мешало оружие.

Гигантская рептилия упрямо взбиралась вверх, таща за собой баржу. Воины были явно поражены ее мощью – баржа весила многие тонны.

На вершине холма, словно огненные цветы, загорелись факелы – там находилась богатая палатка посла Эргота. Ситас довольно наблюдал за суетой у палатки. Повернувшись к паромщику, он приказал ему подгонять животное. Эльф приложил к губам трубу, и она снова запела.

Ползущая в гору черепаха представляла собой незабываемое зрелище. Ласты, каждый из которых по размеру в четыре раза превышал взрослого эльфа, зарывались в мягкую землю и отбрасывали комья земли назад, к барже. Цепи, соединявшие чудовище с баржей, ритмично гремели и бряцали. От усилий глубоко в чреве гиганта раздавалось урчание.

Земля стала пологой, и паромщик знаком приказал черепахе замедлить ход. Баржа накренилась на своем плоском дне, эльфийские воины вынуждены были хвататься за что попало, чтобы не упасть, и со смехом просили паромщика подстегнуть черепаху.

Палатка посла была уже в нескольких ярдах от них. Вокруг нее выстроились в ряд воины в развевающихся по ветру плащах. Они напряженно вглядывались вперед, держа копья наготове. Черепаха нависла над ними. Появился Эндрак.

– Эй, ты там, Эндрак! – крикнул Ситас. – Лучше бы ты отпустил своих воинов. Наша черепаха сегодня не обедала – смотри, если ты ее раздразнишь, как бы она не пожрала твоих людей!

Эндрак подчинился, и солдаты поспешно разбежались с дороги.

– А сейчас, паромщик, останови-ка ее, – скомандовал Ситас.

Резкий звук трубы, – и черепаха с ворчанием застыла.

В дверях палатки показался человек в гражданской одежде.

– Что все это означает? – потребовал он ответа.

– Я Ситас, сын Ситэла, Звездного Пророка. Твой посол сообщил нам, что ждет встречи. Я пришел. Если посол не захочет меня видеть, я сочту это тяжким оскорблением.

Человек быстрым сердитым движением закутался в плащ.

– Тысяча извинений, благородный принц, – с досадой произнес он. – Подожди немного. Я поговорю с послом.

Человек вернулся в палатку.

Ситас поставил ногу на связку цепей, соединявшую левый борт парома с панцирем черепахи. Звенья цепи были толщиной с запястье принца. Никто, кроме эльфа, не смог бы пройти пятнадцать футов по раскачивающейся цепи под дождем, но Ситас легко проделал это. Достигнув спины черепахи, он проворно перебежал по панцирю на макушку чудовища. Черепаха, обладавшая мирным нравом, позволила эльфийскому принцу осторожно пройти по своей голове.

Человек появился снова. Теперь, приблизившись к нему, принц видел, что он немолод; в темно-рыжей бороде блестела седина. Он был одет богато, но безвкусно, как принято в Эрготе, – в одежды темных, насыщенных цветов, отороченный мехом плащ; вокруг шеи блестел золотой обруч.

– Ну что? – спросил Ситас со своего пьедестала.

– Посол спрашивает, не соизволишь ли ты ненадолго войти в палатку укрыться от дождя, пока он собирается в дорогу, – уже более вежливым тоном произнес человек.

Ситас, пользуясь глубокими складками на шее животного как ступеньками, спустился на землю с высоты двенадцати футов. Оказавшись внизу, он поднял глаза на черепаху; огромный глаз сочувственно разглядывал его.

Бородач оказался высокого роста для своего народа. Он поклонился, но глаза его смотрели жестко.

– Я Ульвиссен, сенешаль Ульвена, претора империи, – высокомерно представился он.

Взмахом руки Ульвиссен пригласил Ситаса пройти вперед. Принц широкими шагами вошел в палатку.

Она была размером с большой дом. В первом помещении, куда попал Ситас, красовался имперский штандарт Эргота – золотые топор и молот, скрещенные на темно-бордовом фоне. Вторая комната оказалась просторнее и более изящно обставленной. Пол покрывали толстые ковры. Посредине в переносной железной жаровне пылал огонь. Дым уносился по металлической трубе из соединенных между собой бронзовых трубок. Комната была уставлена кушетками и креслами. Слева от Ситаса находился низкий столик, заваленный свернутыми в трубки картами, а справа – другой стол, на котором теснились графины с напитками. От масляных ламп, горевших в стеклянных шарах, в комнате было светло, точно днем. Снаружи завывал ветер, ливень барабанил по блестящей шелковой крыше.

Занавеси, разделявшие комнату на две части, раздвинулись, и появились четверо могучих слуг, неся кресло за стержни, прикрепленные к его ручкам. В кресле восседал человек преклонного возраста – гораздо старше Ульвиссена. Голова его глубоко ушла в сутулые плечи. Кожа имела цвет яичного желтка, слезящиеся глаза помутились. Ситасу не потребовалось больших знаний о людской природе, чтобы понять, что перед ним больной.