Дмитрий Швец - Слуга короны

А жутковато тут. Тина везде, даже с потолка свисает, а на стенах и на полу так ее поболе, чем в любом болоте. Лужи под ногами мерзко хлюпают, лягухи им вторят, ишь, гвалт какой подняли. Дверей полно по обеим сторонам, и за каждой из них комната, в которой без труда разместится весь отряд вербовщиков, да еще и обоз баб прихватит. Ден говорит, они пустые, я не верю, в них должен кто-то жить, ну хотя б водяные или болотные. Для чего строили-то?

Никогда не пойму я этих дворян. Настроят себе хором, а не живут в них и никого пожить не пускают, беднота же ютится два десятка на одной лавке.

– За этой дверью столовая, – воровато оглядываясь по сторонам, прошипел Ден.

Ничего парнишка, молод и наивен, но ничего. Молодость его временна, а наивность после сегодняшнего сама сойдет.

– Ты нас здесь подожди, – так же шепотом ответил Холодок и подмигнул ему.

Просторная столовая. Черт меня дери, да за таким столом сразу не одну сотню можно накормить! И это солдатская, чего ж творится в хозяйской? Хотя вряд ли там кого травят, а тут запросто. Потом тела за ноги да в болото, и никто ничего не узнает.

Мы опоздали. Здорово опоздали, тела уже холодные, как и то, что они ели. Мертвецы лежат на столе и под ним, от входа и не увидишь, Холодок медленно двинулся вперед, на ходу вытаскивая из-за пояса нож. Я не дернулся за оружием, от дверей далеко, войдут – достану.

Кроме наших тут лежат кухонные. Для верности их потыкали мечами, грязищу развели. Все в крови: и стол, и стены. Не стану проверять кубки на столе, может, там тоже кровь. Чую, тот парень, на лестнице, уже встретился со своей рыженькой.

Я обошел стол и двинулся вслед за Холодком. Лейтенант ступал аккуратно, ежеминутно оглядываясь и проверяя каждого. Надеется, что хоть кто-то жив. Зря. Тех, кто не умер от яда, добили ножами.

– Ну что? – Холодок остановился и посмотрел на меня.

Его и без того бледные глаза полны горя и ненависти и чего-то еще. Она вот-вот разревется. Натура-то у нее женская.

– Все здесь?

– Нет, – ответил я, еще раз оглядев стол, – Валета нет.

– Тут я, – раздался откуда-то сверху голос.

Мы задрали головы. Валет восседал на балке под самым потолком.

– Ты чего туда залез? И как ты жив остался?

– Я-то? – Валет спрыгнул на стол и воровато огляделся. – Живот меня спас. Я пока до ветру бегал… вернулся, а тут… – Он сжал зубы, желваки вспухли. – Я тогда залез туда, думал, до ночи отсижусь, а там выберусь как-нибудь.

– Ясно, – вздохнул я. – Слышь, ты нож-то убери.

Валет все еще сжимал в руке кухонную утварь.

– Да? – оскалился он. – Уберу, а вы меня чик, и все.

– Да ты что?! – взорвался Холодок. – Совсем охренел, паря. Ты что, думаешь, это мы все устроили? – И лейтенант отвесил подзатыльник своему человеку.

– Ну а что мне думать? – Валет перехватил нож по-боевому. – Вас-то с нами не было.

– Лейтенант! – Ден просунул голову в дверь. – Лейтенант, уходить надо. Идут сюда.

– Значит, так, – подытожил Холодок, когда мы уселись на прогнившие лавки за прогнившим столом в одном из забытых хозяином и богами помещений замка. – Хреново наше дело. Не знаю, чем мы провинились. Не знаю! Но нас всех хотят убить. И убьют, если мы не выкинем какой-нибудь номер позлее. Предложения есть?

Предложений не было, а вот предположений… Всем хотелось знать одно: за что нас так не любят? Три глотки наперебой выдвигали самые разные версии, но ни одна из них не приближала к правде ни на йоту.

Я молчал, делая вид, что напряженно думаю. Я и в самом деле думал: а не рассказать ли мне им все? Ведь это произошло не из-за того, что мы что-то знаем, это Грамаль знает. Все из-за него! Что ж я его не отпустил или не убил при попытке к бегству?! Глядишь, и отделались бы только моей шкурой. А так, один хрен подыхать, так пусть хоть знают за что. Я смотрел на окружавших меня людей и, как рыба, выброшенная на песок, беззвучно открывал рот. Не могу. Надо, знаю, что надо, но не могу. Решиться на это оказалось куда сложнее, чем это решить. Холодок изредка смотрел в мою сторону и пытался задавать вопросы, но я упорно молчал. Наконец это ему надоело.

– Медный, титька тараканья, че молчишь?

Ишь ты, титька, себе-то какие отрастила. Любая шлюха обзавидуется, Шепот точно слюной изойдет. Странновато это слышать от нее, про титьки.

Я подавил улыбку и взглянул на нее. Холодок сидела не двигаясь, слегка развернув тело так, чтобы мне были видны бугорки ее грудей. Скрытые мундиром, они сейчас почти не выделялись, но, когда знаешь, что и где искать, – находишь быстро. Она этого и добивалась, ее взгляд скользил от моих глаз как раз к тем самым бугоркам.

– Я вот что думаю, – проронил я и поднялся, – надо этого мудака, тьфу ты, как там его, ну этого, советника, так вот, надо бы его за яйца тяпнуть и держать нож возле горла, пока не уберемся отсель.

– А дальше? – спросил Валет.

Вечно все испортят, не могут сами предложить, вот и лезут с дурацкими вопросами.

– Дальше видно будет, – вздохнул я. – Настоящий-то князь у вас как, не суров?

Ден вздрогнул от прикосновения и проснулся.

– Князь? – переспросил он и со страхом взглянул на меня. – Суров, – мрачно произнес он, – еще как суров. Меня теперь жалеть никто не будет. Вздернут, и вся недолга.

Кто о чем, а вшивый о бане.

– Да успокойся ты. Никто тебя не вздернет. Надо только князю сдать мерзавца, что за его спиной интриги крутит. Тогда, глядишь, и помилует всех нас.

Холодок закрыл лицо руками и опустил голову. Он думал. Думал долго. Наконец поднял взгляд.

– Других предложений нет? – спросил он.

Предложений не было.

– Тогда, – продолжил он, – делаем то, что говорит Медный. Мне оно не нравится, но это все, что мы можем придумать. – Холодок вздохнул. – Хватаем этого гада и ждем князя. Если что, его в расход, а самим хоть продаться подороже. Когда, говоришь, князь будет?

– Завтра, – потухшим голосом ответил Ден.

– Плохо! – Холодок почесал затылок. – Тяжеловато нам будет. Трое голодных и уставших солдат, и один щенок, не умеющий и меча держать. Не обижайся, Ден.

Он не обиделся, а скромно улыбнулся и пожал плечами.

– Ну что, – я хлопнул рукой по столу, – двинули?

Личные покои советника князя поражали дорогим убранством, особенно выделяясь на фоне окружающих болот. Серости тут не было и в помине, сплошь золото да серебро и прочие драгоценности. Везде горели факелы, светло как днем, аж пришлось зажмуриться, чтобы не ослепнуть после темных коридоров. Толстенные и мягкие как пух ковры скрывали серые стены и покрывали пол. Посредине скромной по размерам комнатенки (не у каждого крестьянина такое поле) стояла кровать, украшенная резьбой и вензелями. Массивные ножки давно продавили ковры, добрались до пола и стояли, словно их вырубили из камня.