Павел Гросс - Молчание поросят

…меня грубо и больно пнули в бок.

(…(не хотел просыпаться. Очень не хотел. Потому что наяву я не жрал три дня. Или четыре? Скорей всего пять, какая хер разница… о-у-е-оу… больно-о-о-о-о-о-о… За что, сержант?!

Он - гнойный, потный, сжираемый заживо клещами и древесными пиявками - распахнул до упора на меня свои свинячьи глазки.

- Вставай, педрилка! - Это он пребывал в хорошем настроении, это он сегодня был ласков… - Вставай, траханый в очко членосос, вставай, мой сладенький, вставай,- потому что прибывает "Оклахома"!

Я не знал, к кому этот хряк обращался, может к тому вяленому банану, что навеки засох в его форменных штанах. Я не хотел этого (…(. Я хотел спать и жрать. Одновременно. Но спать хотел больше. Потому что наяву жрать было нечего. А во сне… Я торопливо отгородился веками от сержанта-дрочилы - и еще на четверть оборота повернул штык. Сладкий запах запекаемой свинины ласкал мои ноздри. Как я люблю этих свинок… Они такие хорошие, маленькие, мы сначала думали что это лишь поросята, но потом оказалось что больше-ше (?) они не растут… на штык "Гаранда", ах Санта, Наш Санта, мой Санта - хочешь жарено…

- Ой-й-й-й-й, - захрипел я, и завыл, и захрюкал.

(…(зачем сержантам выдают подкованные железом ботинки? Подбейте их войлоком. Оберните их в тряпки. Тогда не будет так больно. Мне больно, слышишь, Санта??!!! Мне больно-о-о-о-о…

А сраная "Оклахома" прибывает уже неделю - и все не может прибыть…

- Вставай-вставай, - процедил сержант. - И дуй вместе с ним. И не брюзжи о легкой жизни. Нет ее… И ни о чем меня не спрашивай. Я поступаю так, потому что убежден, что так правильно. Долг - прежде всего, остальное - шелуха!

Пока сержант распинался, из уха у него начал выползать червяк - длинный, извивающийся. Поблескивающий и розовато-серый, как кишочка поросенка, которого мы жрали в последний раз - как же давно это было! - и сожрали всего, со шкурой и кишками… Который так аппетитно шипел на штыке от "Гаранда"… Кончик червя-кишки потыкался в шею сержанта, в щеку - и стал заползать, втягиваться в ноздрю…

Я посмотрел на Санту. Видит он или нет? По лицу не понять. Интересно, почему он еще не сбежал? И почему не сбежал я?

- Стив, - сержант оборвал мои мысли, - у тебя три минуты на сборы. "Оклахома" будет в квадрате девять-тринадцать через час.

"Ок-ла-хо-ма"… Вчера вечером Чез, Никсон, Билл и Маг тоже уходили встречать "Оклахому". Чез, Никсон, Билл и Маг тоже исполняли свой долг. Чез, Никсон, Билл и Маг верили до последней минуты в то, что поступают правильно. Прежде всего - долг.

(…(посмотрел на уродливые кресты. Бруклин - Чез, Даллас - Никсон, Нью-Йорк - Билл и Вашингтон - Маг.

- Чез, Никсон, Билл и Маг…

- Ты что-то сказал?

- Нет-нет, - я поднял винтовку, - это я так. О своем…

- Сверим часы.

(…(моих "капельках" было без четверти двенадцать. До обеда рукой подать, а жрать нечего. Если "Оклахома" действительно прибудет в квадрат девять-тринадцать в положенное время - можно считать, полдела сделано. Что для солдата на войне самое важное? Правильно, не отвлекаться на урчащий с голодухи желудок. Все остальное вроде пиф-паф само собой приложится.

- Одиннадцать сорок пять, сэр! - сказал я, чтобы задобрить сержанта. И прибавил про себя: "сэр на букву "хе"…

Сержант важно кивнул и, глядя на кресты, сказал:

- Что ж, с Богом.

- Проща… До встречи…

Я очень надеялся, что мы встретимся. В этой жизни.

- Пойдем, Санта, - сказал я. И мы пошли.

(…(…Когда мы спустились с пригорка, Санта внезапно остановился. Я присел и, положив винтовку себе на колени, стал пристально смотреть на Санту. Прямо за ним раскинулось неровное поле в бледно-зеленых пятнах. Точно такое поле находится за моим домом. Даже пятна на нем, как мне кажется, имеют такую же, как эти, форму. Но мой дом… Боже, он далеко - в Айдахо. Санта, покрутив головой, вытянул руки и приподнялся на цыпочках. Спустя несколько мгновений он, глядя на меня, вздохнул.

- Ты что-то услышал?

Санта описал указательным пальцем полукруг в воздухе и потом несколько раз помахал руками.

- Что ты хочешь сказать?

Тьфу, будь ты проклят! Как я мог забыть, что Санта немой?! Он попал в наш отряд осенью. В этом ноябре, ноябре пятьдесят четвертого. После захвата небольшой деревушки. От нее до Меконга десять минут ходьбы.

`Рукописная пометка в расшифровке: далее почерк меняется на неудобочитаемый.`

(…(показывать носа на улицу. По крайней мере, до утра. До утра… А пока обезумевший норд-ост будет полосовать в дымные клочья затянутое тучами низкое, лохматое небо, можно успеть сделать то, ради чего Мак приехал в этот небольшой городок на Севере Штатов. Старик прошел в комнату. Выудив из кожаной сумки спички, свечу, большой моток бечевки и толстую тетрадь он приблизился к столу. Смахнув на пол ненужное барахло, Мак положил на него свой нехитрый скарб. Примерно минуты через три комнатенку осветило колышущееся от ветра пламя свечи. Тотчас временное прибежище Мака приобрело более теплые очертания.

- Старею, - Мак, просунув руку в сумку, нащупал лежащее на дне зеркало, - старею.

Он сел на край кровати и посмотрел на свое отражение в зеркале.

- Но с другой стороны… Те же глаза, те же волосы. Даже не поседел. Хотя…

Старик приблизил зеркало к лицу и ахнул - на правой щеке, чуть ниже скулы он заметил небольшую морщинку.

- Дьявол меня раздери…

Глаза Мака смотрели, не отрываясь на отражение морщинки в зеркале.

- Ну вот!

И слова, сказанные старику много лет назад сержантом отряда, в котором он имел честь служить во Вьетнаме, доселе с трудом приходящие с воспоминаниями даже во сне, как по мановению волшебной палочки, зажатой в руке провинциального фокусника, (…(

(…(тут же вернули его в пятьдесят четвертый год. В тот год он - рядовой армии Соединенных Штатов отправился во Вьетнам…

- Санта-Клауса я съел во вторник. После того, как начался проливной дождь.

(…(

Середина предпоследней фразы, похоже, утратилась не вследствие вырывания листа. Скалли смотрит на фотокопию - две трети словесной конструкции явно вырезаны ножницами. Кто-то утомился расшифровывать бессмысленные закорючки…

Интересно, интересно, думает Скалли, закрывая папку.

Судя по всему, еще один маньяк-убийца вознамерился получить литературную премию. Прославиться. И - для подогрева интереса к своему шизофреничному опусу провел оригинальную пиар-компанию. Обнародовал отрывки из произведения - вкладывая в рот расчлененных трупов…

Нормальные люди так фраз не строят - только мнящие себя писателями. Но если абстрагироваться от литературщины, и от претенциозных фраз, то встает вопрос:

А не имеем ли мы дело с хитрой симуляцией? С симуляцией "вьетнамского синдрома"? В шестьдесят девятом году он был в большой моде. Бывало, вернувшихся с войны парней прихватывали уже дома с поличным - с дымящимся оружием над свежим трупом. А на суде эти горе-ветераны, наученные адвокатами, начинали размазывать слезы и сопли - дескать, во всем виноваты не они, а Никсон, загнавший их умирать в джунгли. Дескать, с тех пор не спят ночами, - все в глазах кровавые мальчики да сожженные деревни. А стреляли, мол, не по добропорядочным согражданам - но по причудившимся вьетконговцам. Простофили-присяжные порой верили. И вместо газовой камеры убийцы отправлялись лечить свой синдром.